Еще работая в ОКБ, Мясищев завел традицию в майские праздники приглашать сослуживцев с семьями к себе домой или, если хорошая погода, на дачу. Владимир Михайлович и Елена Александровна радушно принимали гостей, потчевали домашней снедью, угощали мясищевскими наливками. Шутки, смех, веселье. Куда девались сдержанность и чопорность руководителя! Панцирь исчезал, коллегам являлся будто другой Мясищев, доселе мало знакомый.

Свою дачу Владимир Михайлович очень любил. Здесь в кабинете на втором этаже ему хорошо работалось, а работал он: читал специальную литературу (на восьми языках), писал статьи, обдумывал рождавшиеся идеи — и в выходные дни, во время отпуска. В такие часы домашние старались его не тревожить. Исключение составляла внучка Варя. Дед откладывал журналы и бумаги, сажал Варю к себе на колени и начинал читать сказки. Он копировал голоса героев и обязательно пропускал страшные места. «Ребенку надо читать умно, не пугая», — говорил он близким.

Потом начинались игры. Владимир Михайлович, например, полушутливо воспроизводил обстановку приема у королевы, на котором он с группой советских авиационных специалистов побывал в Англии. В Варе Владимир Михайлович души не чаял, следил за ее воспитанием, иногда сетуя, что она не мальчик и не интересуется авиацией.

На столе у него можно было увидеть не только литературу по самолетам. Он ценил русскую и зарубежную классику, следил по мере возможности за новинками периодики. Среди наиболее близких ему писателей — Лев Толстой, Стефан Цвейг, Маяковский…

Благодаря исключительно общительной Елене Александровне, Мясищев поддерживал добрые отношения со многими деятелями культуры. Его знакомыми были композиторы Сергей Прокофьев, Дмитрий Шостакович, Арам Хачатурян, Виссарион Шебалин, Николай Раков, дирижер Самуил Самосуд, балерина Раиса Стручкова, художники Мартирос Сарьян, Кукрыниксы, Анатолий Яр-Кравченко, скульптор Зиновий Виленский… Приезжая с женой в Дом творчества композиторов в Рузе, Владимир Михайлович окунался в непривычную для него обстановку. Интересно было не только ему: интерес представлял и он сам — выдающийся конструктор, Герой Социалистического Труда. Беседы об искусстве и о самолетах могли длиться часами.

С исключительным уважением относясь к любому проявлению таланта, Мясищев все же чувствовал антипатию (порой плохо скрываемую) к так называемым модным музыкантам, артистам, литераторам, пыжившимся представлять собой нечто большее, чем они есть на самом деле. А бездарных людей он оценивал вполне определенно: «Клопы на нашем теле».

В этот период Мясищев часто бывает за границей. Его излюбленное место отдыха — Карловы Вары. Природа заповедного края нравится Владимиру Михайловичу. Из Чехословакии он привозит палки наподобие альпенштоков, с острыми наконечниками. Мальчишеская слабость к странным, никак не вписывающимся в его быт вещам с годами не уходит. Будучи проездом в Одессе, он забыл одну из своих оригинальных палок у памятника Ришелье и страшно огорчился.

В характере и привычках Владимира Михайловича было немало взаимоисключающего. Сверхпунктуальный и точный в работе, он, как уже говорилось, частенько опаздывал в театр или на концерт. Выбор галстука порой отнимал у него добрый час. Какое объяснение найти этому? Можно, конечно, предположить, что, возвращаясь из ЦАГИ после напряженного дня, Владимир Михайлович позволял себе не смотреть на часы. Это, наверное, так и не так. Порой Мясищев становился жертвой собственного педантизма, жертвой аккуратизма, если можно так сказать. Он не мог выбрать не тот галстук, просто не имел на это права (как ему казалось), и выполняя «тяжкую» миссию, естественно, забывал о времени, как забывал о нем при решении конструкторских или научных задач. Несопоставимые действия, возразите вы. У Мясищева — вполне сопоставимые. Таков он, человек системы, и в нем ничего нельзя было изменить.

Чтобы отдалить старость, в шестьдесят лет Владимир Михайлович начинает регулярно кататься на коньках, очищать от снега дорожку или мастерить качели для внучки. Будет преувеличением назвать его мастеровым человеком, но руками он умел делать немало.

Начало шестидесятых годов связано для Мясищева с серьезными размышлениями о путях развития авиации. Об этом он думал и раньше, смею утверждать, думал всегда, находясь на острие новых направлений в самолетостроении. Но, связанный жесткими рамками конструкторской работы, не имел возможности оформить свои мысли в виде статей, в том числе научно-популярных. Теперь такая возможность появилась.

Журналы «Авиация и космонавтика», «Наука и жизнь», газеты «Известия», «Комсомольская правда», «Красная звезда» и другие охотно предоставляют свои страницы Владимиру Михайловичу. Статьи его весьма любопытны. Тщетно искать в них обобщения собственного и чужого опыта создания крылатых машин. Они никак не связаны с воспоминаниями, не отдают дани былым достижениям, как нередко случается с теми, кто когда-то блистал, а с течением лет постепенно увял. Статьи Мясищева все до единой устремлены в завтра. Смелость, дерзновенность высказываемых в них идей захватывают дух, открывают широкие горизонты. Вперед без страха и сомненья, невозможное сегодня обязательно станет возможным в будущем — утверждает генеральный конструктор, начальник крупнейшего научного учреждения.

Названия статей говорят сами за себя: «Летательные аппараты сегодня и завтра», «Воздушный флот будущего», «Ветер скорости (Какой будет авиация завтра)», «Экспрессы будущего», «К гиперзвуковым скоростям и космическим высотам»… Написанные и опубликованные почти два десятилетия назад, они не потеряли актуальности и читаются сейчас даже с большим интересом, чем тогда. Поэтому, думаю, автору простятся пространные цитаты из мясищевских публикаций.

Каким же видит развитие авиации Мясищев?

«Вырастет крейсерская скорость пассажирских и реактивных самолетов. Совершенно очевидно, что до 1970 года скорость полета приблизится к 2 тысячам километров в час, то есть мы уже значительно перешагнем звуковой барьер. И уже можно сказать, что к концу двадцатилетки пассажирские самолеты за один час будут покрывать расстояние порядка 2,5–3 тысяч километров.

…Необходимо разрабатывать и развивать новые конструкции летательных аппаратов, которые могли бы не только иметь значительную горизонтальную скорость полета, но и требовали бы небольших по размеру аэродромов и взлетно-посадочных полос.

Современные реактивные самолеты при всех их достоинствах, прежде чем подняться в воздух, должны набрать при разбеге большую взлетную скорость, а для этого приходится строить многокилометровые бетонные полосы. Понятно, что подобный аэродром может располагаться лишь далеко за чертой города. И уже сейчас у пассажира, летящего, например, из Москвы в Ленинград, уходит больше времени на то, чтобы добраться до аэродрома, чем на самый перелет».

Мясищев говорит о необходимости разрабатывать для пассажирских линий новые типы самолетов, с малым разбегом или с вертикальным взлетом.

Он полемизирует с теми, кто отдает предпочтение ракете перед самолетом. Этот спор — для него не холодная абстракция, он слишком хорошо знает, какая опасность таится в перехлестах.

«Сейчас бурно развивается ракетостроение. И подчас у некоторых возникает вопрос: а не вытеснит ли ракетная техника авиацию? Это сомнение, на мой взгляд, беспредметно. Можно ли безоговорочно сравнивать, например, творчество писателя с творчеством поэта и доказывать, что такая-то поэма лучше или хуже такого-то романа? Авиация и ракетная техника — братья, но у каждого из них свои наклонности и стремления. И там, где властвует один, второй неспособен его заменить, хотя они помогают друг другу, так как растут вместе.

…Космическая и ракетная авиация станет развиваться и в будущем. Несомненно, что со временем появятся ракетопланы, предназначенные для перевозки почты, грузов и пассажиров. Дело в том, что воздух на больших высотах чрезвычайно разрежен, и самолет практически может развивать очень большие скорости. Однако сегодня высоты больше 30 километров пока мало освоены, это настоящая целина для авиации…»