А вглядевшись в лицо хозяйки пристальней, Фёдор понял, что уже видел эти черты. Именно в них недавно складывался туман, блестевший как морозный снег.

А потом лодка коснулась носом берега.

– Приветствую тебя, хозяйка Сестра! – веско произнёс Хардов.

– И я приветствую тебя, воин, – в тон ему откликнулась речная дева, а потом в весёлом укоре Фёдору почудилось чуть больше мягкости, чем требует официальное приветствие, – хотя ты почти и позабыл пути, ведущие сюда.

– Нет, не позабыл, – серьёзно сказал Хардов. – Это не в моих силах.

Дева на миг замолчала и стала ещё более юной. Но вот уже весело улыбнулась:

– Я приветствую вас всех. – Она обвела взглядом спутников гида, и каждому было подарено мгновение её внимания. – Будьте желанными гостями.

– Прекрасная хозяйка! – вдруг произнёс Кальян. – Это место полно благодати, но ты его подлинное украшение. Я не мастер пышных слов, но говорю от чистого сердца, в котором теперь запечатлелось настоящее сокровище – твой образ. Я так считаю. И как капитан говорю это от всей команды.

Хардов потупил взор и с трудом сдержал улыбку, а Фёдору потребовалось немалое усилие, чтобы его нижняя челюсть на глазах у всех вновь не отвисла. Казалось, все были не то смущены, не то сбиты с толку, а потом хозяйка извлекла белую лилию из своих волос и протянула её капитану.

– Прошу вас, продолжайте так считать, – засмеялась дева.

– Как мне обращаться к тебе? – Кальян, наконец смущённый своим красноречием, посмотрел на хозяйку.

– Сестра, – коротко отозвалась она.

Когда все оказались на берегу, причём Фёдор с неуклюжей галантностью подал руку Еве, что не укрылось от Хардова, так и прижимавшего к себе ворона, взор хозяйки упал на Мунира.

– Я знала, что ты идёшь сюда и несёшь ко мне своего скремлина, но… Хорошо, что ты не передумал, – озабоченно проговорила она, и всем показалось, что даже сюда проник тёмный холод, ветерком повеявший на лицах. – Помощь нужна немедленно. Мёртвый сглаз почти коснулся его сердца.

Хардов посмотрел на своего ворона, плотно сжав губы, тот попытался откликнуться и приподнять голову, но лишь приоткрыл клюв, выдавив звук, очень похожий на стон, и голова его бессильно поникла. Зрачки гида сузились, однако когда он перевёл взгляд на хозяйку, в нём промелькнуло что-то очень похожее на отблеск мольбы.

– Дай мне его, – попросила Сестра.

Гид, не раздумывая, передал ей ворона, и дева тут же прижала его к сердцу. И тогда произошло что-то странное. Фёдор готов был поклясться, что хозяйка даже не раскрывала рта, но он услышал её, словно обладал даром чтения мыслей.

«Вот оно в чём дело, – это было внезапно и быстро, а потом чуть более монотонно, будто она повторяла за кем-то. – Я прошу тебя, прошу, спаси нас. Защити от него и останься жив. Я отдам тебе часть своей любви, я смогу, но останься жив».

Сестра с изумлением посмотрела на Еву, потом на Хардова, снова на Еву, взгляд её сделался задумчивым, а ресницы чуть задрожали.

«Бедная ты моя», – услышал Фёдор.

Но Сестра уже нежно коснулась головы ворона и посмотрела на него с такой чистой любовью и состраданием, что от холодного ветерка не осталось и следа.

– Мне надо идти, – проговорила хозяйка. – Я присоединюсь к вам позже. Там, в дубовой роще, раскинут просторный шатёр. – Она указала в сторону холмов. – Там вас ждут отдых и угощение. Мои дочери сопроводят и развлекут вас. Они уже взрослые, и если кто-то из мужчин захочет взять себе жену…

Она улыбнулась, и никто из команды не видел прежде такой улыбки, никто не смог бы сказать, чего в ней было больше – зрелой мудрости или невинной юности. А Фёдору показалось, что из пенных водопадов вышли семь девушек в таких же белых туниках и с цветами в волосах и остановились у границ леса. Наверное, только показалось, возможно, они прошли рядом с водопадами, так и играющими радугой, но юноша почему-то посмотрел на Еву и впервые пожалел, что его сердце отдано другой.

– Не беспокойся, – тихо сказала Сестра Хардову.

Он единственный не смотрел на границу леса, где ждали семь дочерей. Его взгляд был прикован к ворону и лицу хозяйки.

– Я помогу ему. – Потом она обратилась к остальным: – Мои дочери проводят вас. Ешьте и отдыхайте, и ни о чём не тревожьтесь. Сегодня ваш покой будет охранять Сестра.

Она быстро повернулась, собираясь уйти. Хардов хотел было последовать за ней, но Сестра остановила гида:

– Нет, воин. Ты пойдёшь с остальными.

Примерно в то же время в Дубне раздался громкий стук в дверь, и пьяный голос прокричал с улицы:

– Ева! Ева, открой. Знаю, что не спишь. Открывай, Ева!

Так как стучали в парадное Щедриных, а Павел Прокофьевич в этот поздний, или уже ранний, час не спал, старый учёный недоумённо пробормотал:

– Господи, кого это посреди ночи?

Стук повторился, причём с такой силой, будто дверь пытались снести с петель, и тот же голос потребовал:

– Выходи, Ева! Я тебя ждал. Почему не пришла на ярмарку?

Последовала пауза. В течение которой можно было различить невнятные переговоры и икание, а потом снова, но чуть игриво:

– Ева, ку-ку… Это твой муж…

– Будущий, – глубокомысленно поправил кто-то из собутыльников.

– Неважно. Законный. Не заставляй ждать, Ева. Немедленно выходи! Ну!

И в дверь опять стали молотить.

– Юрий, – сконфуженно произнёс Павел Прокофьевич. – Явился… – И старый учёный тяжело вздохнул. – Представляю, что нас ждало.

Щедрин собирался было включить электричество над парадным, затем взглянул на накрытый чайный столик и передумал. Лишь добавил огоньку в масляный светильник.

С Юрием заявилась целая компания, были даже две девицы – все навеселе. Щедрин приоткрыл дверь, оставив щеколду на цепочке, и посветил на улицу.

– Что это за выходки, молодой человек? – с академической сдержанностью поинтересовался он. – Вам известно, который час?

– О! Тестёк! – обрадовался Юрий. – Давай! Давай выпьем, тестёк.

– Послушайте…

– Чё-ё? Если у тебя нет, мы с собой принесли. Не парься, тестёк.

Компания довольно лыбилась, однако в тоне происходящего сквозило что-то странное, словно всем этим людям долгое время приходилось сдерживать себя, а теперь что-то изменилось и такая необходимость стала отпадать.

– Не выставляйте себя дураком, Юрий, – попросил Павел Прокофьевич. – И ступайте лучше проспитесь.

– Не-а, только с твоей дочерью! Папа.

– Перестаньте пороть чушь, за которую вам потом будет стыдно, – возмутился старый учёный. – И никакой я вам не «папа».

– Я присылал сватов.

– И что ж, получили ответ?

– Так жду-у… Ждём-с. Папа, лучше б выпил с зятьком, для своего же блага.

– И вы полагаете, что подобное поведение поможет с положительным ответом?

– Па-па. – Теперь Юрий усмехнулся, возможно, чуть более злобно, чем позволил бы себе на трезвую голову. – А вы с дочурой считаете, что кто-то на свете поможет вам отказать? Мне?! Вы, э-э… Ладно, тестёк, я ведь пока хочу по-хорошему. Мы просто идём на танцы. А осенью по-любому сыграем свадьбу. Я приглашение, между прочим, писал собстве-на-нэ… р-ручно… Давай, давай зови дочь, тестёк.

И невзирая на приоткрытую дверь, Юрий принялся молотить в косяк.

– Ева! Ну-ка немедленно спускайся, Ева! Танцы в самом разгаре. Пора тебе в нормальное общество. Нечего прятаться от людей.

– Не-е. Не выйдет. Чураются нас, – подначила Юрия одна из девиц.

– А жена обязана следовать за мужем, – поддержала её подруга и икнула, подняв к небу указательный палец, словно делясь великим откровением, повторила: – Следовать за мужем.

– Будущим… – внёс свою лепту собутыльник, которого, видимо, всерьёз волновали проблемы времени.

– Ниже их достоинства будем, – произнесла первая девица. – Рожей не вышли!

– Молодые люди, если вы сейчас же не покинете мой дом, – запротестовал Щедрин, – боюсь, у вас завтра будут серьёзные неприятности…