Таксист
— «К чему искать земли, что освещает иное солнце? Разве изгнанник сможет убежать от себя?» Как больно и верно сказал Гораций.
Я удивленно взглянул на таксиста.
— Вы говорите по-русски?
— А, по-вашему, я должен забыть его через шесть лет? Или…
Таксист поправил фуражку и с укором посмотрел на меня в отражении зеркальца.
— Чувствую, давно не были в Нью-Йорке. Или я не прав?
— Как вы догадались, что я из России и давно не был здесь?
— Это так же просто, как перейти Дерибасовскую. Мы катаемся уже час. Я вижу ваши глаза. В них сентиментальная грусть, воспоминания. Кто способен на эдакую романтическую сентиментальность? Смотреть на дома и улицы, где был, где жил, где гулял, где встречался, и при этом только раз покоситься на счетчик. Я вас умоляю. Все ясно, как божий день. Американцы не способны на такое. Вы кого-то ищете? Или я не прав?
— В этом городе мне уже некого искать.
— Тогда — в гостиницу или недорогие магазины?
— Давайте на Бродвей. Пройдусь. Прогуляюсь. Минуту или две таксист молчал. Потом не выдержал.
Тихо и виновато спросил:
— Ну, как там? Я ведь уехал в 81-м…
— В двух словах не расскажешь. Вы из Одессы?
— Жил и в Одессе, и в Туле… А уехал из Москвы. Был врачом. А теперь вот…
На мгновение он вскинул руки и с силой ударил по рулю.
Возле парка я попросил остановить.
— Отсюда пойду пешком. Я протянул ему деньги.
— Да боже ж мой! — он отвел мою руку и улыбнулся мудрой улыбкой библейского пророка. Поспешно одел темные очки и как бы про себя пробормотал:
— «К чему искать земли, что освещает иное солнце? Разве изгнанник сможет убежать от себя?»
«Я привыкла блуждать одна…»
— С этой женщиной ты обязательно захочешь познакомиться…
Мы шли с Артом Шилдсом вдоль Ист-Ривер. Как хорошо, что судьба хоть изредка дарует долгожительство достойным.
Мой старший товарищ Арт виделся с Джеком Лондоном, дружил с Эрнестом Хемингуэем, принимал в Нью-Йорке Сергея Есенина и Владимира Маяковского, хорошо знал Теодора Драйзера…
Во время гражданской войны в Испании франкисты приговорили его к расстрелу. Арту удалось бежать.
Во всем мире журналисты называют его рыцарем пера.
Ист-Ривер
Арт вдруг поправил галстук, приосанился и пригладил вихры.
Волшебство, да и только! Он мигом сбросил лет тридцать.
— Но захочет ли она познакомиться! — Арт щелкнул пальцами и потянул меня через улицу.
Лишь сейчас я обратил внимание на пожилую женщину в коричневом плаще и шляпе. В руке у нее было несколько хризантем. Женщина шла как по облаку. Не замечала ни прохожих, ни машин, ни самого Нью-Йорка. Она смотрела вверх, туда, где вершины небоскребов прокалывали голубое спокойствие.
— «Загадочная беглянка»! «Таинственная звезда»! «Мисс одиночество»! — на ходу восторгался Арт. — Это все о ней, о ней! Я знал ее еще, когда она двадцатилетней девчонкой впервые ступила на американскую землю. Кажется, если мне не изменяет память, в двадцать шестом. И не было еще ни «Дамы с камелиями», ни «Королевы Христины», ни «Анны Карениной».
— Да кто же она?! Арт резко остановился и смерил меня победоносным взглядом.
Грета Гарбо в памяти зрителей
— Грета Луиза Густафсон! Суперзвезда Голливуда 20 — 30-х годов. Известная всему миру под именем Грета Гарбо! Боже, боже, что вытворяет время!
— Неужели это она? Я думал, ее давно нет в живых.
— Многие так думали, — снисходительно кивнул Арт. — Ей было немногим более тридцати, когда в сорок первом на фильме «Двуликая женщина» она поставила точку. Окончательную точку на своем звездном полете, на удачливой карьере, на Голливуде… С тех пор живет затворницей. Никого не принимает, не дает интервью, никуда не ездит и, говорят, даже не пишет писем. Редкие телефонные звонки, телевизор, прогулки по улице, общение с прислугой и все…
— Почему так случилось?
— Не знаю.
Наконец, мы поравнялись с Гретой Гарбо.
— Доброе утро, Грета! — Арт чуть склонил голову.
В одно мгновение женщина с букетом хризантем спустилась с облака. Улыбнулась и протянула руку.
— Ах, здравствуй, здравствуй, Арт! Как давно мы не виделись. Ты все носишься по свету и пишешь?
Арт поцеловал ей руку и легонько подтолкнул меня вперед.
— Мой приятель, журналист Вадим Бурлак. Лицо Греты Гарбо нахмурилось, поскучнело.
— Он из Москвы, — добавил Арт. Снова появилась улыбка.
— Русский? До вашей страны я так и не добралась. И никогда уже не доберусь.
— Но вас хорошо знают в России по кинофильмам.
— Ах, это было так давно. Все в прошлом… Все в прошлом…
Грета хотела что-то добавить, но передумала. Отобрала из букета две хризантемы и протянула Арту и мне.
— Прощайте, мальчики. Я привыкла блуждать одна… Раскланялись. Арт ловко прикрепил к пиджаку синюю хризантему.
Дальше мы шли молча.
Я искоса поглядывал на Арта. Он слегка улыбался. А мысли его были далеко-далеко. Там, в тридцатых, где набирала силу слава Хемингуэя и Фитцджеральда, где танцевали танго и фокстрот, ругали «сухой закон», жаловались на Великую депрессию, где мужчины при встрече с женщиной обязательно снимали шляпу…
«Времена-то меняются!..»
«Присоединяйтесь к нашей демонстрации!»
«Снами — на Уолл-стрит! Там самые главные загрязнители окружающей среды!»
«Человек может изобрести самый убийственный препарат против миллиардов букашек, но не может создать даже одну букашку».
«На земле 4 миллиарда гектаров леса. Каждый год мы уничтожаем 18 миллионов гектаров!»
«Хватит болтовни! Решительные действия — пока не поздно!»
«Зеленой революции — “да “!»
«Кому нужны цивилизация и прогресс, если завтра ими некому будет воспользоваться?!»
«Это может каждый: не использовать моющие средства, не употреблять аэрозоли, не курить, экономить воду и электроэнергию, отказаться от автомобиля, пользоваться велосипедом, больше ходить пешком, сажать деревья и цветы».
«Сохраняй свое здоровье — ты частица природы и ценное достояние мира!»
«Наша Миссисипи ежегодно несет в Мексиканский залив около 600миллионов тонн сельскохозяйственных, промышленных и коммунальных отходов».
«Присоединяйтесь к нашей демонстрации сегодня! Завтра будет поздно!»
«Именно от вас может зависеть, каким окажется Великий исход человечества — путем к спасению или гибели!..»
Травы лечат печаль
Генри Торо считал, что для просветления души и прилива радости не обязательно нужны счастливые перемены в жизни и события. Достаточно выйти в лес, в поле, на берег чистой реки, оглядеться вокруг и задуматься. Ведь не может быть встреча с природой бесполезной и напрасной.
Он не любил Нью-Йорк, но считал, что в этом огромном городе можно отыскать для счастья зеленый уголок.
В нью-йоркском Центральном парке я увидел группу студентов. Они сидели и лежали прямо на траве (там это делать не возбраняется).
Один из студентов тихонько перебирал струны на незнакомом мне инструменте, напоминавшем одновременно и банджо, и гитару. Несколько человек так же тихо напевали:
Травы лечат печаль,
Смех даруют цветы,
Сбрось чиновничью шапку,
Уйди от мирской суеты…
Я силился разобрать слова и, наконец, понял: это же песня на стихи китайского поэта Бо Пу. Он жил аж в XII веке!
Издалека донеслась его мысль — сквозь столетия и тысячи километров.
