– То, что вы зовете «разработкой стратегии», большинство людей называет «шнырянием повсюду» и «составлением заговоров за спиной короля». Отец вряд ли обрадуется, узнав о ваших с мамой делишках.

Прищурившись, Кларенс наклонился к брату:

– И, кажется, ты планируешь рассказать ему об этом… если уже не рассказал.

– В этом нет необходимости. Он и так подозревает, что вы что-то замышляете. Выяснить подробности не займет много времени.

– К тому моменту я уже женюсь на принцессе Гвендолин. И это не будет иметь никакого значения.

– Посмотрим, – пожал плечами Лиам. – Ты не единственный, кто направляется в Древогорье, полагая, что получит ее руку. Знаю, вы с мамой не сомневаетесь в твоей способности разбудить принцессу. Но лично я не уверен, что ты достаточно хорош для ее суженого. Красота – это еще не все.

Кларенс бросил на него сердитый взгляд:

– Ты всегда был маленьким, хныкающим…

– Не согласен, – покачал головой младший принц. – Я выше тебя на добрую ладонь и не хныкнул ни разу с тех пор, как был совсем малышом. А вот ты, в свою очередь, всегда был плаксой.

Его брат с силой сжал в руках поводья, так, что даже костяшки пальцев побелели, и пришпорил коня, посылая его вскачь.

– Ого… – протянула Анни, когда разъяренный всадник исчез из виду. – Полагаю, вы двое в самом деле не ладите.

– И никогда не ладили, – ответил Лиам. – И в этом больше других я виню свою мать. – Вздохнув, он поерзал в седле. – Кларенс – первенец, вот мать и решила, что он особенный. Когда настало время крещения, она извела всех живших поблизости фей своими требованиями одарить его всем, о чем сумела вспомнить, что имеет хоть какое-то отношение к красоте и добродетели. А когда родился я, большинство фей настолько обиделось на королеву за предыдущий раз, что просто не явилось на мое крещение. Поэтому, в отличие от прочих принцев, моя внешность ничуть не приукрашена магией. Я также не лучший танцор в королевстве и не смогу что-нибудь сочинить, даже если от этого будет зависеть моя жизнь. Кстати, мне очень понравился лимерик, который ты декламировала на турнире невест Андреаса.

Анни усмехнулась:

– Ну спасибо. Кстати, в нем тоже не было никакой магии.

– Знаю, потому-то и понравился. В общем, красивым и «одаренным» стал у нас Кларенс, а самым обыкновенным – я. По крайней мере, по мнению нашей матери. Об этом она не уставала напоминать всякий раз, стоило мне не оправдать ее ожиданий. То есть практически постоянно. А вот когда она меня не замечала, я чувствовал себя самым счастливым на свете, потому как мог проводить больше времени с отцом. Намного больше, чем удается большинству принцев. Именно отец научил меня стрелять из лука и владеть мечом еще до того, как мне исполнилось девять. Он также решил, что мне следует освоить боевые искусства. И если не мог чему-нибудь научить сам, то всегда находил другого мастера.

– Кажется, твой отец – очень хороший человек, – заметила Анни.

– Да, хороший. Чего нельзя сказать о матери. Ей нравится манипулировать людьми, хотя и никогда не удавалось управлять собственным мужем. Кларенс, однако, совсем другое дело: всю свою жизнь он прожил под ее каблуком. Его можно даже пожалеть, если забыть, что все происходящее ему слишком нравится. Быть любимым сыном королевы – значит получать все, что хочешь. Да еще издеваться надо мной, не боясь возмездия. Они два сапога пара, а вот я из другого теста. По мнению нашей матери, предназначение Кларенса – что-то много большее, чем просто управление Загорделлино.

Анни кивнула:

– Да, я заметила ее возбуждение при мысли о женитьбе Кларенса на Гвенни, а в будущем – о возможности правления Древогорьем. Но, вообще-то, нет ничего необычного в том, что родители мечтают о чем-то великом для своих детей.

– Это уже не мечта, а проблема, – ответил Лиам. – То, как мать с братом претворяют свои планы в жизнь, влияет и на меня тоже.

– Почему же тогда ты не рассказал обо всем отцу?

Принц вздохнул:

– Наверное, следовало бы. Но я решил, будто смогу справиться с этим сам. Папа так ослаб… а мне хотелось облегчить его жизнь хоть в чем-то. Будь моя воля, он бы никогда ничего обо всем этом не узнал. Хотя, скорее всего, ему уже известны почти все детали происходящего. Смотри, да ведь это Кларенс! Полагаю, не стоило даже надеяться, что он продолжит путь без нас. Вероятно, сейчас братец скажет, что хочет остановиться на ночлег, хотя до заката еще несколько часов.

– У тебя есть идея, где остановиться на ночь?

– Есть, действительно есть! Остановимся только тогда, когда я не в силах буду дольше слушать его нытье!

– Хм, довольно скоро, да? – улыбнулась Анни.

Лиам засмеялся и покачал головой:

– Ты еще удивишься тому, как много я способен вытерпеть.

Через несколько часов они раскинули лагерь в небольшой рощице неподалеку от главной дороги. Анни и Лиам напоили лошадей в обнаруженном неподалеку ручье, а потом сложили костер из упавших веток. Кларенс же, еще до того, как кто-нибудь из них успел обратиться к нему за помощью, заявил, мол, идет искать ягоды, и удалился. Когда Лиам накрыл импровизированный стол и принялся доставать провизию, что упаковала им с собой кухарка, старший принц вернулся и уселся есть. И как только с едой было покончено, забрал скатанные одеяла и исчез среди деревьев.

– Твой братец – не самый общительный спутник, как я погляжу, – заметила Анни, помогая Лиаму прибраться после ужина

– Только рядом со мной. Так как знает, что произвести на меня впечатление намного сложнее, чем на всех этих придворных льстецов, которые бегают за ним точно комнатные собачки. Поэтому на мой счет он даже не беспокоится.

– Он знает про меня, верно? – Анни мельком взглянула в сторону, куда удалился Кларенс. – Я заметила, как он на меня смотрит. И избегает любого прикосновения. А когда я решила передать ему тарелку, он чуть не споткнулся, торопясь отступить.

Не глядя на нее, Лиам кивнул:

– Знает.

– Впрочем, как и твоя мать. Ты не заметил, что никто из них даже не спросил, почему уснули мои родители? Или почему со всеми не заснула я? Хотя молва уже, наверное, разнеслась… Слушай, хочу сходить умыться до темноты. Продолжим, когда вернусь.

– Возьми с собой фонарь. В кустах могут притаиться змеи.

– Хорошая мысль. – Анни взяла предложенный фонарь. Всю дорогу до ручья она держала его высоко, особую радость испытав на обратном пути, когда совсем стемнело, а слабый свет ущербной луны закрывали проносящиеся по ночному небу облака.

Возвращаясь в лагерь, принцесса как раз миновала привязанных лошадей, когда заметила что-то, белеющее на земле. Заинтересовавшись, она наклонилась и подняла свернутый пергамент. Держа фонарь в одной руке, другой она развернула бумагу, из которой выскользнуло нечто блестящее. Выскользнуло и упало к ногам Анни. Вновь наклонившись, она подняла булавку.

– Как странно, – прошептала и снова принялась изучать пергамент.

Оказалось, что это тот самый свиток, который для Кларенса оставила королева Ленор

Обычно Анни не читала чужих писем, но в этот раз любопытство взяло верх, и она поднесла пергамент поближе к свету фонаря:

«Мой дражайший Кларенс!

Если поцелуй не сработает, буди принцессу любым доступным тебе способом: шлепни ее, уколи булавкой (я приложила к письму), дерни за волосы, укуси за губу… Делай все необходимое, но заставь ее открыть глаза, пусть даже на секунду. Никто не скажет, что ее принудили проснуться. А если вдруг Лиам и эта девчонка, Анни, не признают в тебе настоящую любовь Гвендолин, мы всегда сможем заявить, что они нарушили свое обещание и нарочно настроили против нас соседей. Не волнуйся, мой дорогой мальчик, мы еще получим этот трон!

С любовью, мама…»

Анни охватил ужас. Чтобы кто-то решил вот так смошенничать, тыча булавкой ее сестру… Резко разжав пальцы, принцесса бросила булавку на землю и старательно вдавила ее носком туфли в грязь. И вновь взглянула на пергамент: слова королевы были плохи сами по себе, но кое-что еще привлекало внимание… Почерк. Задыхаясь, Анни скомкала листок. Она узнала этот почерк по характерным завитушкам и закорючкам – той же рукой написали и послание, приложенное к крошечной прялке с драгоценными камнями, о которую уколола палец Гвендолин.