Его ухмылка так восхитительна, что я хочу облизать его. Но когда он говорит:

 — Детка.

 Как будто, это я — смешна, я теряю самообладание.

 — Не-а! Не делай так, мистер! Не «деткай» мне! У меня есть каблуки, и я использую их и как оружие, если понадобится. Ты собираешься ответить мне на несколько вопросов прямо сейчас, — чувствуя себя храброй, добавляю: — Если ты не сделаешь этого, я уйду. И не вернусь.

 Запихивая часть конфеток в рот, он посасывает их, и говорит:

 — Ага, об этом. Мне не нравится, когда мне угрожают. И я, определено, не слушаюсь. Ну, ты поймешь это. В конце концов. Я понимаю это, я знаю тебя лучше, чем ты сама себя, но есть кое-что, что тебе следует знать обо мне. И я упрощу это для тебя, — подражая тому, как я показывала на пальцах, он показывает на свой указательный палец: — Во-первых, ты будешь здесь, потому что ты хочешь быть здесь, а не потому, что я вынудил тебя. Никогда, — указывая на средний палец: — Во-вторых, этот гардероб для тебя, и я надеюсь, ты будешь пользоваться им независимо от того, что там находится в твоих ящиках..— указывая обратно на указательный палец: — В-третьих, ты так чертовски горяча, когда злишься, что я на самом деле хочу, чтобы ты пососала мой член. И когда я говорю, я действительно хочу этого, я имею в виду, соси мой член, Лекси. Сейчас же.

 Стискиваю ноги сильнее, и моя сердцевина сжимается.

 Я, безусловно, хочу этого:

 — Я не хочу.

 Его губы дергаются, и он шагает вперед в силовое поле, которое я возвела вокруг себя. Поднимая руки, он обхватывает мою шею, на полпути сквозь волосы, и тихо говорит:

 — Я никому не скажу. Я знаю, что возбуждает тебя, детка. Не отрицай себя. Я ненавижу это, — убрав руки с моей шеи, он осторожно снимает мою маску, и когда мое лицо, наконец, открыто, он прищуривается, и внезапно толкает меня вниз на колени перед ним. Держа меня за плечи обеими руками, он произносит:

 — Тебе нужен толчок в правильном направлении. Теперь давай посмотрим, сможешь ли ты тоже поставить меня на колени.

 Вызов принят.

 Я хмурюсь в смятении. Работаю над его ремнем, и когда он расстегнут, Твитч вытаскивает его из петель и начинает закреплять ремень вокруг моей шеи.

 Я знаю, это не должно возбуждать меня. Я знаю, что это неправильно. Но я так чертовски сильно хочу этого. Какая-то часть меня хочет все, что предложит Твитч, независимо от того, насколько это извращенно.

 Расщелкнув кнопку, и расстегнув молнию, я прикусываю губу, когда вижу толстый, полустоячий ствол с пирсингом на уровне моих глаз. Когда ремень вокруг моей шеи оказывается слишком стянутым, я смотрю вверх на него с тревогой в глазах. Его глаза говорят с моими. Они говорят, что он позаботится обо мне. Или, по крайней мере, это то, во что я хотела бы верить. Они могли бы говорить, “Я хочу придушить тебя”, кто его знает.

 Как только ремень застегнут, Твитч оборачивает оставшуюся часть ремня вокруг своей руки и осторожно тянет. Давление на моей шее вызывает тревогу и неудобство.

 Тогда почему я насквозь промокла?

 Он ловит мой вдох, и ухмыляется. Он знает. Он всегда знает!

 Ухмылка исчезает, его полуприкрытые глаза темнеют, и он приказывает:

 — Доставь мне удовольствие, — затем тянет за ремень, вынуждая меня приблизиться к его промежности.

 Не теряя ни секунды, я обхватываю пальцами одной руки его твердеющий член, и осторожно направляю его в свой рот, чтобы не подавиться шариками от его пирсинга. Как только языком я касаюсь чувствительной точки, он выдыхает:

 — Да. Вот так.

 Он тянет ремень, что вынуждает меня придвинуться к нему ближе, а это, в свою очередь, проталкивает его глубже в мой рот. Закрыв глаза, я с энтузиазмом тружусь над ним своим ртом. Хлюпающие звуки отражаются эхом в большой комнате. Внезапно, он притягивает меня слишком близко, и я начинаю задыхаться. Мои глаза распахиваются.

 Его глаза сверлят мои, в то время, как он удерживает свой член слишком глубоко:

 — Глаза на меня. Не заставляй меня говорить этого вновь.

 Мое горло сжимается вокруг него, глаза наполняются слезами, и я решительно киваю. Он полностью выходит из моего рта, я ловлю воздух, а слюна стекает вниз по моему подбородку абсолютно непривлекательно. Он нежно сжимает ладонями мои щеки:

 — Хорошая девочка.

 Не давая мне даже секунду, чтобы вернуть мое дыхание под контроль, он вводит свой член обратно в мой рот. Я слегка взбешена. Я не хочу снова так задыхаться.

 Твитч, должно быть, чувствует это, поскольку заявляет:

 — Ты сделаешь так, как я сказал, и это больше не повторится.

 Я думаю, для меня теперь выгоднее послушаться его.

 Есть что-то в том, когда у тебя отбирают выбор, это одновременно освобождает и пугает. Передать кому-то контроль над собой — это сложно. Показатель доверия. И иногда я хотела бы быть пассажиром, а не водителем.

 Медленно моргая, я смотрю вверх в его мягкие карие глаза, когда он медленно, но глубоко входит в мой рот. В этот момент, все, что я могу делать — это принимать его. Белая рубашка порвана и забрызгана краской, рот приоткрыт, глаза полуприкрыты от наслаждения, его грязное лицо выглядит почти ангельским, когда он расслабляется с каждым толчком в мой теплый, влажный рот. Я могла бы наблюдать за ним целый день. Потом его глаза закрываются, и от удовольствия он откидывает голову назад, а мышцы его шеи напрягаются за секунду до того, как он с трудом сглатывает. Вычерченное произведение искусства, кажется, оживает с каждым движением его шейный мышц.

 Он великолепен.

 И хотя он больше не наблюдает за мной, и не следит, чтобы убедиться, что я следую его указам... я не могу отвести от него взгляда.

 Звук кожи, тихо шуршащей у моего уха, подготавливает меня к тому, что он снова усиливает хватку на ремне. Неспособная остановиться, я прекращаю мою пассивную позицию и расплачиваюсь с ним сполна. Я знаю, он близко. Я понимаю это, потому что когда начинаю насаживать на него свой рот, он шипит:

 — Бл*дь, Ангел. Да, детка, соси его, вот так.

 Закрывая глаза, я сосу его уверенными движениями. Я чувствую, как его пальцы проскальзывают в мой ошейник, являющийся его ремнем, и понимаю, что он скоро кончит. И так как я знаю это, я готова.

 Стискивая меня моим удушающим ошейником, он тяжело и часто дышит:

 — Я готов. Прими все.

 Вдыхая через нос, я тянусь вперед, насаживаясь дальше на его твердый член. Расслабляясь, мое горло открывается. Его бедра дергаются с первым сокращением его оргазма, и я глубоко его заглатываю.

 Знаете, что странно? Я не чувствую дискомфорта, который испытывала прежде.

 Твитч стонет долго и низко. Я ощущаю, как он судорожно дергается, и его теплая разрядка скользит вниз по моему чувствительному горлу.

 И это делает меня такой влажной, такой сексуально возбужденной, что я понимаю, достаточно одного прикосновения, чтобы я взорвалась. Успокоившись, он начинает выходить. У меня проявляется глоточный рефлекс, и я немного давлюсь, когда его пирсинг ударяется о моё нёбо… Он, наконец, высвобождается. Я чувствую, как мокрое тепло вытекает из уголка моего рта. Его ноздри раздуваются, а глаза вспыхивают. Большим пальцем он вытирает излишек липкости, и предлагает мне.

 Изо рта, опухшего от трения, я медленно, кончиком языка, облизываю по кругу его большой палец. И в восхищение смотрю, как подскакивает его почти вялый член. Прямо сейчас я чувствую свою силу. Обхватив губами его палец, я сначала нежно посасываю его, а потом выпускаю, щелкая по нему языком.

 Твитч пошатывается там, где стоит, а я прикусываю губу, чтобы остановить победную ухмылку. Твитч не тот человек, которому можно сказать "я же тебе говорила", так что я уверена, что не сделаю этого.

 Настолько нежно, насколько могу, я кладу его обратно в брюки и застегиваю. Однако, оставляю его пояс на моей шее. Я не уверена, что делаю все правильно. Последнее, что я хочу, это дать ему повод наказать меня.