А глаза так и бегали по сторонам.
* * *
Припав к наушникам, Рихард слушал далекий, слабый, прерывающийся сигнал. Он казался чудесной музыкой: это был голос Москвы. Подтверждение получения радиограмм и "оказий" со связниками… Ответы… Новые задания… И короткие, в два слова, но такие славные ободрения Старика: "Молодцы, ребята"; "Вами довольны"; "Работа отличная".
Но сам Рихард был не всем доволен. Сделано очень мало. И важные сведения часто устаревали, потому что не удавалось их своевременно передать. Собранная столь дорогой ценой информация превращалась в ноль, если нет и нет связи. Тут вина была на Бернхарде. Преданный, смелый парень, он оказался плохим радистом: собранный им передатчик оказался очень громоздким, слишком маломощным и часто выходил из строя.
Но они работали. Все ближе проникали к самым истокам важной информации.
И так — два года. И наконец вызов в Москву.
Катя
Снова Никитский бульвар, тихий переулок у Арбата. Ступени, ведущие вниз. Снова, как когда-то, невероятно давно, приближаются из глубины коридора ее шаги, шлепают по полу тапочки без задников. И снова радостью и болью перехватывает дыхание от ее голоса:
— Рихард!
Он подхватывает ее на руки.
— Задушишь!
Катя высвобождается из его рук, чуть отступает:
— Вернулся!
Он на руках несет ее в комнату, а она, смеясь и плача, говорит:
— Осторожней, не наскочи на ведро!
В комнате все так же. Только на стене — его фотография, а на книжной полке — подаренные им китайские фигурки.
— Как хорошо! — Он сел на диван. — Как ты?
— А ты? Где ты был на этот раз?
— Далеко… В некотором царстве, в тридевятом государстве.
— Я страшно боялась!
— И напрасно. Теперь я дома. Как ты жила эти годы?
— Как все. Правда, теперь я уже…
— Директор? — улыбается он.
— Нет, мастер цеха.
С улицы доносился шум.
— Слышишь? Это троллейбус! Вместо трамвая — от Арбата по улице Коминтерна! Мягкие сиденья. Недавно пустили. Я каталась.
— Ты — прелесть!
— А набережные видел? Гранит! А Триумфальную переименовали в площадь Маяковского. А самое-самое главное, чего ты еще не видел, — метрополитен!
— Это хорошо. А как ты жила?
— Все так же, Ика… Ждала. И дождалась.
— Все, Катя. Все позади — и все впереди. Завтра же ты берешь отпуск, и мы махнем на юг, к морю.
— А потом?
Он подошел к ней, провел пальцами по ее лицу.
— Морщины? — спросила она. — Их не было два года назад… Или пока всего на два года больше…
— Ну что ты?.. — Рихард обнял ее. — Это тени тревог. Море и солнце смахнут их. Теперь все будет совсем по-другому. Помнишь, ты сказала: ожидание — мера всему. Я снова засяду за книгу. Это будет большое исследование по истории. На тему, о которой еще никто не писал.
Он поцеловал ее:
— Я люблю тебя, Катя.
Катя показывала ему Москву — с волнением, как художник свои так трудно давшиеся полотна: словно это она одевала булыжные мостовые в асфальт, заменяла на проспектах и бульварах газовые и керосиновые фонари на электрические, строила во всю длину лавочного Охотного ряда громады гостиницы "Москва" и Дома Совнаркома… И Рихард, хотя и трудно было удивить его чем-либо, радовался вместе с ней этим переменам.
Но иногда глаза Кати становились грустными и вопрошающими. И он, внимательно глядя на ее помолодевшее от встречи лицо, улавливал эту озабоченность.
Однажды Катя не выдержала и спросила:
— А как дальше?
— Отчитался… Работу признали успешной… — Он помолчал и, обняв ее за плечи, проговорил не так решительно: — Как бы там ни было дальше, завтра мы умчим с тобой на юг!
А наутро Рихарда снова вызвали в управление.
Урицкий
— Семен Петрович уже спрашивал вас, — сказала Наташа и кивнула на плотно прикрытую дверь кабинета.
Рихард еще в первый день, как приехал, узнал, что у него теперь новый начальник — комкор Семен Петрович Урицкий. А Павел Иванович, суровый и дорогой Старик, с весны был уже совсем недалеко от Рихарда: он назначен заместителем Блюхера, командующего Особой краснознаменной Дальневосточной армией.
В приказе наркома обороны от 15 апреля 1935 года говорилось:
"Начальник Разведывательного управления РККА тов. Берзин Я.К. согласно его просьбе освобождается от занимаемой должности и зачисляется в мое распоряжение. Тов. Берзин проработал в Разведывательном управлении без перерыва более 14 лет, из них последние десять лет возглавлял разведывательную работу РККА. Преданный большевик-ленинец, на редкость скромный, глубоко уважаемый и любимый и своими подчиненными, и всеми, кто с ним соприкасался по работе, тов. Берзин все свое время, все свои силы и весь свой богатый революционный опыт отдавал труднейшему и ответственнейшему делу, ему порученному. За долголетнюю упорную работу, давшую очень много ценного делу укрепления Рабоче-Крестьянской Красной армии и обороны Советского Союза, объявляю тов. Берзину Яну Карловичу благодарность. Уверен, что и в будущей своей работе тов. Берзин вполне оправдает заслуженный авторитет одного из лучших людей РККА".
* * *
О новом руководителе Рихард много слышал.
Семнадцатилетним пареньком, в 1912 году, Урицкий вступил в большевистскую партию, вел пропагандистскую работу на заводах и фабриках, распространял "Правду". В том же двенадцатом году в Одессе он познакомился с Вацлавом Воровским. Спустя три года Урицкий был призван в царскую армию, начал службу в драгунском полку. Он собрал вокруг себя революционно настроенных солдат. В первые же дни Февральской революции его группа стала большевистской.
После победы Октября Семен Петрович был назначен руководителем отрядов Красной гвардии Одессы, участвовал в боях за утверждение советской власти на Черноморье. Потом он был начальником и комиссаром кавалерии 3-й армии, начштадивом на деникинском фронте, командиром кавбригады во Второй Конной армии. В 1920 году он ненадолго пришел в Разведывательное управление штаба РККА, начальником оперативного отдела. В марте 1921-го Урицкий участвовал в подавлении кронштадтского мятежа. На память о том остались именные часы с выгравированной надписью: "Честному воину Красной армии от Петроградского Совета".
Потом была учеба в Военной академии, партийная работа — членом бюро того самого Хамовнического райкома, который принимал в партию Рихарда Зорге. Каждый год в жизни Урицкого — задания партии и командования: нелегальная работа за рубежом, руководство Московской интернациональной пехотной школой, командование дивизиями и корпусами. Последнее назначение заместитель начальника Автобронетанкового управления РККА. Танки так пришлись по душе бывшему кавалеристу, что даже в Разведуправлении он не расстался с черными петлицами и черным бархатным околышем на фуражке.
Имя Урицкого было известно не только в кругу военных — лингвисты знали его как переводчика, превосходно владевшего французским, немецким и польским языками; математики — как специалиста в области астрономии. Он выступал и как журналист — еще с той поры, когда стал одним из первых корреспондентов дореволюционной "Правды". Семен Петрович пробовал свои силы и в литературе. Его рассказы публиковались в журнале "30 дней" и других столичных периодических изданиях.
Рихард приглядывался к новому начальнику с особым интересом, сравнивая его со Стариком. Семен Петрович внешне отличался от Берзина. Ниже ростом, но так же крепок. Не сед, а темноволос и смугл. Щеточка коротко стриженных усов, лицо суровое, голос громкий. Как и у Старика — два ордена Красного Знамени. Тяжеловатый взгляд. Смелые мысли. Чувствуется: хорошо разбирается во всех тонкостях разведывательного дела — этой особенно тонкой сферы политики и военного искусства.
Сейчас в кабинете начальника управления находились еще два человека, которых Рихард знал давно: Василий и Оскар.