— Ни за что! — Роланд перестал улыбаться. — Я приму на службу всех, кто захочет, и отпущу всех, кто уйдет.
— Великолепно! А слуги? Прогонишь? Предупреждаю, нигде таких не найдешь. Повар вроде Ладри или конюх такой, как Дерек — лучшие в мире.
— Я знаю. Если они только захотят мне служить, пусть живут в замке.
— А рабы?
— И рабы. Только я их освобожу.
— Славно. Значит, рабам будет еще лучше. Ну, стало быть, остаемся лишь мы с женой и еще наши дети. Что будет с нами?
— Ничего, — буркнул Роланд, которому игра почему-то разонравилась.
— Выгонишь нас из дому?
— У вас же есть золото. Еще такой замок купить можно.
— Ах, ты даже не отберешь наше золото? Какое необыкновенное великодушие! Ради одного этого я бы с тобой поделился... И потом скучал бы за тобой, скитаясь в чужих краях... А ты? Может, и тебе будет нас не хватать? — коварно осведомился сэр Конрад.
— Будет, — признался Роланд и, злой на себя за эту слабость, дерзко выпалил: — Особенно леди Хайдегерд.
Он сам не знал, как у него вырвалось такое. Но граф не рассердился.
— Это понятно. Значит, прелестную Хайди ты бы оставил, да?
— Если бы она согласилась...
— Допустим. Ну, а Родерика? Не захочешь иметь рядом такого пажа? Он же твой друг, нет? С ним ты легко расстанешься?
— Не останется же он мне другом после такого.
— А вдруг останется? Вообразить все можно.
— Тогда пусть остается.
— Прекрасно. Ну, а Леонсия? Ты ее больше не любишь, пускай идет со двора, так? На что тебе эта старая дама?
— Шуточки у вас... Я не побоюсь сказать даже вам, что бесконечно благодарен леди Леонсии за ту доброту, что она мне оказала. Никогда не забуду ее и останусь навечно ее рыцарем.
— Прекрасно сказано, — одобрил сэр Конрад, — и искренне, я уверен. Значит, единственный, кого ты прогонишь — я? Лично я? Но почему? Ты же так молод. Управлять крепостью, землями, людьми нелегко. Чтобы не наделать ошибок, молодой лорд обязательно пользуется советами более опытных людей: родственников, воспитателей, вообще старших... Но ты рано осиротел, воспитателя у тебя тоже нет. Некому советовать тебе, кроме того же Дейни или Баррета. А от них вряд ли добьешься толку, они вечно между собой будут спорить. Не лучше ли иметь под рукой старого дядю Конрада? Я же тебе почти родственник. Я отец твоего любимого пажа и девушки, которая тебе так нравится... Не возьмешь меня в дом, Роланд? Я тебе пригожусь.
— Я понял, что вы хотели сказать, милорд, — помолчав, сказал Роланд.
— И вы правы. Вы всегда правы, хоть плачь. Мои притязания могут быть справедливы и естественны, но осуществить их будет преступно. Это дорога в ад... Значит, я должен отступить? Забыть, кем я был, кем были мой отец и моя мать — прекрасная и достойнейшая леди Арден... И стать обыкновенным слугой. Пажом или оруженосцем, если такова будет ваша воля. Может быть, верной службой добиться рыцарского звания. Но не мечтать получить обратно дом моих предков. Так?
— Роланд, мальчик мой... Почти так, но не совсем. Я не прошу тебя отказаться от мечты, только от осуществления ее здесь и сейчас. Цена будет неимоверно высока! Разве ты готов пожертвовать жизнью своих друзей Тома и Зака, бросив их против моих рыцарей? И чью кровь, Торина или твоего мэтра Робера, ты ценишь меньше? Не отвечай, только подумай. Не лучше ли отложить исполнение твоей мечты еще на несколько лет?
— Ты ведь ничего не теряешь. Как мы только что выяснили, победа не принесет тебе больше, чем ты имеешь сейчас. Ты живешь в своем доме. Тебя обслуживают, кормят, одевают, обучают и предоставляют все преимущества благородного происхождения. Ты начальствуешь над людьми, которые беспрекословно тебе подчиняются, разве нет? А чего тебе нехватает? Ну, скажи, чего? Хорошенько подумай и скажи!
Роланд подумал. Вопрос действительно был не простой.
В чем ему было теперь отказано? Что он имел бы, будь его отец жив и носи он по-прежнему свой титул?
Наверное, его отослали бы служить к королевскому двору. Там есть много таких, как он, юношей благородного звания. Но здесь они тоже есть, больше тридцати человек, со всех земель Англии и Европы... Там обретаются мудрецы и политики. Но вряд ли найдется при дворе кто поумнее нынешнего графа Ардена, с его-то таинственным прошлым! Там прекрасные и высокородные дамы, из которых он мог бы выбирать невесту. А тут есть... Вот оно!
— Милорд, — сказал он и сам удивился твердости своего голоса. — Я признаю вашу правоту. Я отказываюсь от претезий на свое наследство. При одном условии.
— Я слушаю, — спокойно отозвался граф Арден.
— Вы... вы не...
— Роланд, кажется, ты опять чего-то боишься.
— Вы не запретите мне встречаться с...
— Ну?
—...с леди Хайдегерд.
— И это все? — рассмеялся сэр Конрад. — Мой мальчик, да разве я когда-нибудь запрещал тебе с ней встречаться? Или ей — с тобой? Это и есть твое условие? Я думал, ты потребуешь золота. Это как раз было бы справедливо, ничто так не ограничивает свободы, как безденежье...
— Мне не нужны ваши деньги! Если вы мне позволите общаться с леди Хайдегерд на равных, разговаривать с нею прилюдно... Я обещаю исполнять любую службу, которую мне поручат.
— Обещаешь? — тон графа стал очень серьезным. — Роланд Арден, ты произнес слова, которые много значат в устах благородного человека. Мне кажется, я только что услышал присягу. Это так?
— Так, — резко кивнул головой юноша.
— В таком случае, сэр Роланд Арден, я, лорд Конрад Арден, властью, дарованной королем, принимаю твою присягу. Отныне ты находишься в моей власти и под моей защитой.
— Роланд, до сих пор в замке Арден ты был гостем. Теперь станешь одним из его защитников. Помнишь, я обещал, что твое положение изменится после испытания? Ты это испытание выдержал. Остается совсем немного до рыцарского посвящения. Обычно мои оруженосцы получают его по достижении двадцати лет. Согласен подождать?
— Согласен.
— Будешь ли ты добросовестно тренироваться, я не спрашиваю. Если бы я в этом усомнился... Этого разговора бы не было. И над рабами ты остаешься главным надсмотрщиком. Это тебе особое поручение, даже привилегия. Забота об этих людях — твоя обязанность как сына Ардена.
Не отказываешься?
— Нет.
— Тогда дело сделано. И я могу обратиться к тебе как к своему воину.
Роланд Арден, мои подданные, обманутые злодеем, готовятся к бунту. Готов ли ты сделать все, чтобы предотвратить кровопролитие и спасти своих друзей?
— Я готов, милорд.
— Тогда нынче же вечером ты, я и еще кое-кто едем в Баттеридж. Надо мне наконец-то самому посетить эту знаменитую корчму...
Время до вечера дано было Торину для охоты. С пятью товарищами и запасной лошадью для трофеев они отправились в неприветливый холодный лес и вот уже два часа безуспешно прочесывали известные с осени оленьи тропы. Тщетно.
Нельзя и представить худшего времени для охотничьего промысла, чем конец февраля. Слои снега, навороченные последними метелями, покрывали другие, оттаявшие в оттепель. Земля настолько неверна, что пробираться верхом нечего и думать. Даже бесстрашный в бою Закат то и дело замирал, не решаясь поставить копыто на невинно торчащий холмик, инстинктом чуя подвох. Остальные лошади нервно фыркали и поводили ноздрями, пытаясь определить, в чем непонятная угроза. Для этих уроженцев Юга снег и сам по себе был явлением подозрительным и потенциально опасным. А уж если он превратился в нечто грязно-черно-серое, изрытое и полное ледяных бочажков, то и приближаться к нему не стоило! Только знакомой руке хозяина Закат доверял настолько, чтобы все-таки идти, а не упереться протестующе всеми четырьмя копытами.
Но тащить дальше перепуганных скакунов смысла не было. Олени в эту предвесеннюю пору прятались в недоступных местах, кормились скудно и не высовывали носа на свои излюбленные поляны. Еще не настала поря отела, и даже если был шанс добыть молодого годовичка, легкомысленно отбившегося от стада, то не гнаться же за ним верхом на Закате! Бедный золотой жеребец, пустившись галопом, может запросто переломать ноги себе и спину своему всаднику...