— Все еще не уверен?

— Уж извините. Вашу логику понимаю, расчетам верю. Но я по этой дороге раз двадцать проезжал, туда и обратно, проверял тропы, овраги. Не было там чужих следов!

— Завтра еще раз проедешь. Смотри хорошенько.

— Да уж присмотрюсь...

Торин ушел, покачивая головой.

Было уже совсем темно. В главном замковом холле горели обычные шесть факелов, освещающих обе лестницы, входную дверь, заднюю стену и галерею. На галерее Торин уловил движение. Чуть заметная в темноте фигура шевельнулась и быстро спустилась вниз.

— Леди Хайдегерд. Добрый вечер, — улыбнулся командир рыцарей. Он всегда улыбался, когда видел ее. Хайди вообще не помнила его без улыбки. Ей казалось, что у Торина самый ласковый взгляд на свете.

— Сэр Торин.

Она изобразила учтивый поклон. Ей хотелось произвести как можно лучшее впечатление.

— Уже так поздно. Юной леди лучше быть в своей спальне. Или вы хотели куда-то выйти? Я вас провожу, — предложил он и взял за руку.

— Выйти? — девушка поглядела в сторону дверей. Холодный ветер с неприятным шумом гонял во дворе первую поземку.

— Нет, я не хочу выходить.

— А вы давно здесь?

— Давно, — вздохнула она. — Я часто сижу на галерее. Там уютно. И видно все, что происходит. Как будто все внизу, суетятся себе, а я всех вижу и все про всех знаю.

— Так уж и все, — засмеялся Торин. — Наблюдать за людьми, милая леди Хайд, далеко не самое приятное дело. Особенно юной барышне вроде вас.

— А рыцарю вроде вас это приятно? А ведь я знаю, мой отец вас учил надзирать за всем... Все стражники это делают. И все видят. Кто куда ходил, и вообще...

— И вообще, — согласился Торин, вздохнув. В этом Хайди права. Он предложил ей руку:

— Давайте провожу вас в спальню, миледи.

Она подала ему руку и без слова вошла с ним в коридор. В глубине его стоял кто-то из оруженосцев, кажется, Рено де Три. Он и не пошевелился при виде Хайд с Торином так же, как не двинулся с места, когда она вышла из комнат на галерею. Он все видит, но ни на что не обращает внимание. Именно так султан Ассад-Гирей учил своих стражников. И Торин умел так же. Даже еще лучше.

— Хотите зайти ко мне? — спросила графская дочь.

— С радостью, — поклонился рыцарь.

В комнате был свет. Горел камин, распространяя тепло, и Торин охотно уселся в деревянное кресло. Хайди нерешительно стояла рядом. Он взял ее на колени. Почувствовал, как она опускает голову на его плечо. Он не шевелился. Она подняла руки, обняла его за шею, потом погладила.

Торин молчал и улыбался. Он всегда относился к ней так. Маленькая принцесса, дочь его грозного властелина подрастала на его глазах, и теперь стала почти взрослой. Пришло ее время почувствовать божью волю. Неудивительно, что она выбрала именно его.

Он прикрыл глаза. Ласки девушки вызывали естественную реакцию. В юности, когда его тело приходило в возбуждение, а удовлетворить себя не было дозволено, Торин дико страдал. Приучить себя к жесткой дисциплине было единственным путем выжить в серале. Султан был добр, но презирал тех, кто позволял плоти брать верх. В свои тридцать, Мак-Аллистер уже мог спокойно сидеть, пока юная девушка шарит по нему своими гладкими ручками.

Хайди ощутила его эрекцию. Немного смутилась.

— Торин. Матушка мне сказала, что если я захочу... Ну, в общем, что меня обещали вам. В жены.

— В самом деле? — он позволил себе нежно погладить ее волосы. — А вы этого хотите?

— Хочу, — призналась она просто. — Но я понимаю, что это желание... ну... не настоящее. То есть оно настоящее, но еще рано... Понимаете, я еще не совсем взрослая. Говорят, что первому чувству нельзя доверить всю жизнь. Это и правда так?

— Наверное, — согласился Торин. Ему стоило немалых усилий зажать свои мышцы и не шевелиться. Но, честное слово, это сладкое мучение он предпочитал всем ласкам других женщин. Эх, леди Хайд...

— Торин, — девушка осторожно поцеловала его в теплую щеку. — Раз я вам обещана, мои родители не будут возражать... если вы меня... ну... возьмете. Просто так. Если вам хочется.

— Что за великодушное предложение! — он оторвал одну руку от ее спины и засунул Хайди под юбку. Несколько секунд щупал там, слушая сдавленный не то смешок, не то писк девушки. Она лежала на его груди, не двигалась и явно ожидала дальнейшего.

Когда же в течение пары минут ничего больше не последовало, леди Хайд оторвалась от него и серьезно посмотрела в глаза:

— Я делаю что-то нехорошее? Торин, я... тебя оскорбляю?

— Об оскорблении речь не идет, милая, — ласково отозвался он. — Но христианские девушки знатного рода и впрямь так не делают.

— Ты недоволен?

— Я доволен. Я на седьмом небе всякий раз, когда к тебе прикасаюсь. Ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать это.

— Но ты меня... хочешь? Хочешь на мне жениться? — настаивала она.

— Хочу. Очень. Но важно не мое желание, а твое.

— Мать тоже это сказала.

— А что, ты сама так не думаешь?

— Нет.

— Что?! — удивился Торин.

— Я потом объясню. В другой раз, — грустно сказала Хайди и слезла с его колен. Быстро поцеловала, пока он медлил подняться с кресла, и взглядом проводила до двери. Вздохнув, отправилась спать.

А Торин, разгоряченный и измученный, вышел на мороз сбить возбуждение. Это не удалось. Он бы скорее простудился. Жаль, что гарем остался в прошлом, подумал он. Сейчас бы женщину... Хоть какую-нибудь...

Он увидал силуэт. Возле восточной стены кто-то двигался. Барбара, вспомнил он. Из пекарни. Не молодая, но крепкая... Он пошел за ней.

Когда за своей спиной пекарка ощутила чье-то присутствие, она в первый момент испугалась. Но узнала знакомого — это был главный из графских рыцарей. Ей даже польстило, что такой человек подошел к ней, верно, за делом: не заказ ли на что-нибудь вкусненькое? Аппетит у молодых тот еще...

Когда же Торин обхватил ее и сжал в сильных руках, Барбара оторопела от изумления. Оторопь не оставила ее и в дальнейшие полчаса. Этот молодой богатырь поднял ее с земли, внес в крохотное жилище, нетерпеливо раздел и овладел если не грубо, то со всей страстью и наслаждением. Как будто ждал только ее всю жизнь...

— Спасибо вам, — сказал он, наконец, кончив. — И простите меня. Я не хотел вас обидеть.

— Вы меня не обидели, — прошептала несчастная Барбара. В первый раз в жизни она принадлежала мужчине. И какому! Даже в мечтах юности не возникал перед ней столь великолепный образ.

Она украдкой рассматривала его. Упивалась его мужской красотой.

А он тихо, прикрыв глаза, отдыхал на ее постели. Через несколько минут их взгляды встретились.

— Прошу вас простить меня, мистрис Барбара. Я не хотел проявить к вам неуважение. Это было... необходимо мне. Вы правда не обижены?

— Ах, ваша милость... — вздохнула женщина, робко прикасаясь к его груди и в этот миг острей острого сознавая свою простолюдинность, некрасивость и невероятность того, что только что произошло.

— Может быть, я могу... что-то для вас сделать? Искупить свою вину? Его голос был ласков не по-мужицки. Он и на самом деле думает, что виноват, поняла Барбара. И она решилась.

— Можете, ваша милость, можете... — она несмело хихикнула. — Вы можете еще раз прийти. Тогда уж точно искупите все, что надо!

— Я приду, — пообещал Торин и улыбнулся.

Пора было возвращаться в казарму.

Утреннее путешествие в Ноттингем на телеге обошлось совершенно без происшествий. Торин добросовестно осматривал обочины и кусты; мысленно считал шаги до ближайших густых деревьев, где мог бы спрятаться лучник, и с удовлетворением отмечал, что большинство листьев уже опало и найти в кроне убежище нелегко.

Джон Баррет, в предвкушении своего триумфа среди городских купцов, пребывал в радужном настроении. Пара лошадей, подгоняемая зимней прохладой, преодолела семь миль всего за три часа, так что они въехали в город еще до полудня.