— Сын мой, ты считаешь, что тебе есть в чем покаяться?
— О да! — выдохнул тот.
— Что же такого ты сделал?
— Я грешен... Я грешен в... В прелюбодеянии, — прошептал бедный юноша и ожидал всего, только не того, что последовало. Последовал спокойный вопрос:
— Ты имеешь в виду, что уступил леди графине?
— Да...
— Это не твой грех. Успокойся. Ты здесь вовсе ни при чем. Моя жена просто ошиблась. Она опоила тебя одним снадобьем... Но ты был чересчур измучен, долго жил впроголодь... Подействовало слишком сильно. Ничего страшного.
— Но я... Это было не один раз... — признался со стыдом юноша.
— По твоему желанию? — сощурился граф Арден.
— Ну... Нет. Сначала. А потом... — он все-таки умолк.
— В таком случае, давай-ка разберемся.
Как будто речь шла о тривиальных вещах, сэр Конрад поудобнее устроился в кресле и принялся разбирать дело:
— Графиня пригласила тебя?
— Да.
— Приказала?
— Ну... Нет. Она ласково пригласила.
— А ты мог не согласиться?
— Д-да... Наверное, мог.
— Так почему пришел?
— Не прийти было бы... Это было бы неучтиво. Она — дама. Отказать ей значит оскорбить... Обвинить в недостойном поведении.
— Соображаешь! — удовлетворенно кивнул лорд-исповедник.
— Ты понимаешь правильно. В данном случае, не прийти значило бы обидеть даму. Которая тебя любит и не желает ничего плохого. А что, уступать ей самому тебе было неприятно?
— Нет. Мне было приятно. Очень, — признал он правду.
— Но ты раскаиваешься в этом?
— Да.
— Почему?
Странный вопрос сбил Роланда с толку.
— Потому... Потому что это — грех. Это запрещено религией. Супруга не имеет права...
—...и так далее, — продолжил за него Конрад. — Верно. Но ведь это о жене сказано. Это касается ее. А в чем виноват ты сам?
— Я склонил женщину к греху...
— Ну, это неправда. Ты и сам знаешь, что неправда, не надо себя обманывать. Тем более на исповеди, — хмыкнул граф. — Ни к чему ты ее не склонял и не мог склонить. Меня интересует, понимаешь ли ты, в чем именно виноват? Действительно виноват?
— После этого я приходил сам. По своему желанию, — выдавил из себя Роланд, глядя в пол. — Меня вела похоть...
— Это не похоть, — услышал он. — Это всего лишь разбуженное тело. Думаешь, мне никогда не было восемнадцать лет? Природа берет свое.
— Вы это так... — наконец, не выдержал Роланд, — так объясняете, что получается, я вовсе не виноват. И мне не в чем каяться. Разве можно?..
— А вот это уже другой вопрос. В чем и почему ты раскаиваешься...
Понимаешь, сынок, грех — сложная штука. Бог наделил человека своей частицей. Мы называем ее душой, а еще — совестью.
Бог дал каждому по одной душе, а все души вместе и составляют божественную сущность.
Она живет своей жизнью, а каждый грех ранит ее и причиняет боль, и эту боль мы ощущаем, как собственное страдание.
Будучи сама частью божественной материи, совесть свободна от пут человеческой натуры. Ты чувствуешь, как она кричит «виноват!» Спроси же свою совесть: в чем? Кто пострадал от моего греха? Кому больно? Или, если поставить вопрос другим способом: обидел ли кого твой поступок, и если да, то кого? Попробуй найти пострадавшего.
— Это... Это вы, милорд, — помолчав, честно ответил грешник.
— В самом деле? — опять прищурился Конрад. — Я обижен тобой?
— Измена в любви всегда тяжело оскорбляет, — вздохнул Роланд. — А мы с леди совершили измену...
— Ну, ничего подобного! — рассмеялся граф Арден. — Много знаешь ты о нашей любви и наших изменах. Мы с Леонсией уже тридцать лет живем в браке, и если бы я видел измену в каждом мальчике, что ей нравился... Ни ее, ни меня давно не было бы в живых. И вообще, оставь леди в покое. Мы же договорились, ее грехи нас с тобой не касаются.
Если ты чувствуешь, что обидел меня, то разберись, чем. В глубине души ты отлично знаешь: твои игры в постели ни капли меня не трогают. Моя жена на тебя не жаловалась. Наоборот, она питает к тебе нежность и симпатию... И если ты все же чувствуешь за собой вину, дрожишь и мучаешься от страха... Нечего обижаться, это самый настоящий страх, ты меня отчего-то сильно боишься, хотя и знаешь, что тебе тут ничто не угрожает. Значит, дело в другом. Должно быть что-то еще, в чем ты действительно виноват. Ну же, малыш! Это исповедь. Тебе самому надо раскрыться. Говори. Не можешь? — граф Арден насмешливо и пристально вгляделся в измученные глаза молодого грешника. — Ну, давай я тебе помогу. Буду спрашивать, а ты отвечай, ладно? Ты убил кого-нибудь из моих друзей?
— Нет!
— Ты обидел хорошую женщину?
— Нет! Никого я не обидел.
— Ты украл золото из моей сокровищницы?
— Нет! Милорд! — возмутился Роланд.
— Ты пожелал моей смерти?
Грешник запнулся. Потом низко опустил голову.
— Вот, значит, в чем дело... — сэр Конрад задумчиво откинулся и машинально погладил юношу по склоненной макушке.
— Попытаемся разобраться глубже. Ты носишь в сердце обиду, правда? За отнятый у тебя дом, знатное имя... За сиротство. За неволю, в которую тебя ввергли. Не моя в этом вина, я к твоим бедам руку не приложил, но кого-то за это ты винить должен. А я у тебя вечно перед глазами. С твоим именем и в твоем доме. Твоя ненависть естественна.
Было бы странно, если бы ты немедленно воспылал ко мне сыновней любовью. Моя смерть вернула бы тебе все, правда? Ладно, не отвечай.
Я испытал в юности то же самое. И так же мучился от неутолимой и несправедливой ненависти... к своему, в общем-то, благодетелю. Если хочешь знать, я так же, как ты, стал любовником его любимой жены, просто желая восторжествовать над ним, всесильным и непобедимым. И, что самое главное, его смерть действительно дала мне все! Все, кроме чистой совести. Потому что к его смерти я невольно приложил руку.
— Я не хотел торжествовать над вами, — возразил Роланд неуверенно.
— Брось, это не осознанное желание. Так это и есть твой великий грех? Грешные мысли? И всего только?
— Не только мысли... — Роланд глубоко вздохнул и с трудом поднял глаза. Он не мог больше молчать. Но и выговорить было очень трудно.
— Ты что-то сделал во вред мне? Или покушался сделать? А, Роланд?
Говори же. Если решил признаться, делай это без колебаний. Скрыть уже не удастся. Да и не хочешь ты скрывать, не так ли?
Прищуренный взгляд графа Ардена гипнотизировал несчастного грешника, как глаз василиска. Почти против воли он начал говорить.
— Я хотел вернуть свой титул. Свои владения. Они мои по праву. Даже если мой отец был бы виновен. А он не был.
— Разумеется. В колдовстве обвиняют всегда безосновательно.
—...Я хотел все, как было. — Вряд ли он расслышал ответную реплику.
— Однажды стражник в каменоломне подошел ко мне и сказал, что кто-то могущественный мне хочет помочь. Потом меня вывели наверх, и там ждал какой-то человек. Богато одетый. На лошади. Благородный.
— А! — прошептал сэр Конрад.
— Я плохо его рассмотрел. Было темно, да еще глаза слезились от ветра... Он сказал, что мне все вернут, если избавиться от нового графа. Потому что король дал ему титул за золото, он слишком ему обязан и, мол, если тот умрет... В общем, король будет доволен.... А потом замок станет моим.
— Это был Саймнел?
— Не знаю. Наверное.
— А потом?
— Что — потом?
— Ты разве его больше не видел?
— Нет. Ни разу. И стражники больше со мной не разговаривали.
— Как же предполагалось от меня избавиться?
— Убить, наверное...
— И он объяснил, как? Дал тебе оружие?
— Ничего он мне не давал. Сказал, что это, мол, мой единственный шанс, и уехал. А через неделю сменилась стража, и я понял, что новый граф прибыл.
— И ты бросился через подземный ход... понятно. Но разве не ясно было, что в замке есть воины? У тебя же ничего не было, даже ножа. И первым делом ты пошел за той книгой! На что ты надеялся?
