— Вот именно. Садись в шлюпку и плыви. Чтобы зеркало было везде, — приказал капитан.
Боцман щелкнул каблуками и вскочил в шлюпку.
— Да живо! Не копайся там, бездельник! — крикнул ему вдогонку капитан.
Шлюпка рванулась с места и пошла прямо по направлению к Северной стороне, а капитан Вульф стоял на пирсе и смотрел в бинокль. Вот боцман поймал первую доску и, подхватив ее багром, зло швырнул в шлюпку. Потом вторую, третью. За ними какой-то фанерный ящик, боцман разбил его о банку и тоже швырнул себе под ноги. Капитан опустил бинокль, ушел в будку, где размещалась охрана рейда.
Боцман облегченно вздохнул и круто выругался:
— Ах ты зараза! Кто же тебя надоумил? Неужели какая-нибудь паскуда донесла? Вот беда! Не может этого быть. Об этом ведь никто, кроме меня, не знает и не догадывается. Ну, держись, боцман, не подкачай... Я тебе, зараза, все щепки теперь выловлю. Мы тебе не лыком шиты
Он осатанело греб, идя против волны. До берега Северной стороны было уже недалеко. И тут боцман Верба вдруг побледнел. Он увидел знакомый фанерный ящик, который легко качался на волне. Увидел — и у него потемнело в глазах. Настороженно озираясь по сторонам и вытягивая багром какие-то щепки, он стал приближаться к ящику. И подойдя, зло спросил:
— Это ты, басурман?
— Я, дяденька, — послышалось из ящика.
— Замри и не дыши! — гаркнул боцман. — Кто тебе разрешил, разбойник, ложиться на курс? Ты что, не видел, что я вылавливаю все из воды? А если бы не один я был, а еще капитан со мной? Ты знаешь, чем это пахнет, дурья твоя башка?
— Так я же не знал, дяденька, — послышалось в ответ.
— Швартуйся к борту и замри, — приказал боцман. — Я пристану к берегу возле скалы. Вишь, какой герой! Вот я тебе покажу, басурман... Кто тебе разрешил?
— Я сам, дяденька. Захотелось увидеть. Там новый катер пришел.
— А ты без машинки? — со страхом спросил боцман и с опаской покосился на ящик, который уже пришвартовался к борту шлюпки.
— Нет, я с пустыми руками. Это разведка была.
— Я тебе дам разведку, разбойник! Я тебе покажу, — не унимался боцман.
Он подгонял шлюпку к скале правым бортом, а с левого ловил доски, щепки, какие-то бревна и палки, которые море гнало в бухту. Ругаясь и сердясь, он искусно провел лодку между торчащими из воды острыми камнями, а когда выступавшая в море высокая скала заслонила их с двух сторон от берега, грохнул веслами о борт и приказал:
— Вылезай!
Ящик загремел, приподнялся и упал в воду. Из-под него выскользнул Грицько Горностай. Он со страхом поглядывал на боцмана Вербу, поддерживая руками надетый на тело спасательный круг. Губы посинели, дрожит так, что зуб на зуб не попадает. А глаза так и горят. Хорош, разбойник, бес бы его взял! Боцман, задумывая всю эту историю с ящиком, не предполагал, что Грицько окажется таким смелым. Если бы человек решил подплыть к немецкой барже или подводной лодке, немцы тут же увидели бы его и сразу расстреляли. А так — черта лысого! Боцман Верба приказал ребятам Северной и Корабельной сторон спускать на воду ящики и доски, а среди этого хлама спокойно плавал в бухте и Грицько, просверлив дырочки в боковой стенке, чтобы все видеть. Вот так он и смог незамеченным подплыть к барже и подводной лодке, сумел установить на бортах взрывчатку и мину с часовым механизмом.
— Не ругайте меня, — просил Грицько.
— А больше не будешь самоуправством заниматься?
— Не буду. Ей-богу, не буду, — божился Грицько. — Это я хотел сюрприз вам сделать. Разведать насчет катера и сразу доложить...
— Доложить... Разведать... Эх ты, голова садовая! Не твое это дело, разведывать. Кому надо, тот уже давно обо всем разведал и доложил. А мы менять тактику будем. Ящики и доски свое сослужили. Вульф приказал вылавливать их в бухте. Вот я и вылавливаю...
— Зачем? — удивился Грицько.
— Вот тебе и «зачем». Лучше передай ребятам на Корабельной, пусть больше не бросают их в воду. Напрасный труд... И мне лишняя волынка...
— Я вот спросить вас хотел, — замялся Грицько.
— Что такое?
— Знают на Кавказе о вчерашнем взрыве?
— Знают, Гриць. Все знают...
— А откуда?
— Все знать будешь, скоро состаришься. Усы вырастут...
— А я знаю, знаю, — подпрыгнул в воде Грицько. — По радио передали. Рация у нас работает...
— Где работает? Какая рация? — встревожился боцман.
Грицько печально покачал головой:
— Не знаю я. А жаль. Очень жаль...
— Ну хватит языком молоть. Вылезай из воды и дуй на Графскую. Скажи Вульфу, если спросит, что я тебя посылал на базар за махоркой. Где одежду спрятал? В пещере? Одевайся мигом, а ящик подай сюда...
Боцман схватил ящик, ударил им о весло, и тот рассыпался в щепки.
А мальчуган заполз в пещеру. Он одевался быстро и ловко, лихорадочно дрожа от холода. И все думал, как на Кавказе встретили сообщение о взрыве немецкой баржи и подводной лодки. Наверное, хорошо встретили. А дали знать, что это он, Гриць, подбирался к лодке и барже со взрывчаткой в зубах, с ящиком над головой? Наверное, нет... Разве все передашь? О таком надо говорить с глазу на глаз. А по радио только телеграммы идут, или, как их, радиограммы. А что в радиограмме скажешь, если в ней не то что буквы — целые слова пропускают. Все намеками какими-то. Да и шифруют вдобавок, верно, эти радиограммы.
Но мальчик ошибся. В штабе флота, в его разведывательном отделе знали уже обо всем: и о том, что произошло, и о том, как именно все произошло вчера в Севастополе. Потому что, когда писатель Крайнюк пришел к командующему и прочел ему одну из новых глав романа «Моряки идут по земле», адмирал сказал:
— Это хорошо, что вы чередуете главы своей книги. Одна — военная, другая — сугубо семейная. В первой матросы воюют, а во второй мы видим их среди гражданского населения в Севастополе. Кажется, именно так построил Толстой «Войну и мир».
— Да, — тихо ответил Крайнюк.
— Но в том, что вы только что прочли, я вижу серьезную ошибку.
— Какую?! — вскочил худой, высохший Крайнюк.
— А ту, что вы, на мой взгляд, боитесь заглянуть в Севастополь и показать, что происходит там в семьях знакомых вам героев. — Адмирал показал рукой на море, в ту сторону, где за слепящим горизонтом лежал Севастополь. — Почему вы боитесь?
— Я не боюсь, но у меня нет материалов. Я на самом деле не знаю, что там происходит.
— Мы кое-что уже знаем, — сказал адмирал. — Там начала действовать одна из подпольных групп. Вчера в бухте взорвалась и затонула немецкая подводная лодка и большая баржа с боеприпасами...
— Спасибо за информацию, но как мне узнать, кто это сделал и каким образом? Вы же сами только что сказали: надо хоть краешком глаза туда заглянуть, — настаивал Крайнюк. — Иначе я начну сочинять — и получится фальшь...
— Хорошо, — согласился адмирал и нажал кнопку.
В комнату вошел капитан 3 ранга из шифровального отдела.
— Познакомьтесь, это писатель Крайнюк. Повторите нам то, о чем нынче докладывали мне. Шифровку.
Капитан 3 ранга смущенно посмотрел на Крайнюка и неуверенно вздохнул.
— Повторите. Я разрешаю.
Шифровальщик чуть заметно пожал плечами, прикрыл плотнее дверь и сел напротив Крайнюка:
— Они прикрепили взрывчатку к борту лодки и баржи. Это было очень трудно, потому что в порту, кроме этих судов, ничего не стояло, а подплыть к ним незаметно было невозможно. Патрули на пирсе, дежурные на судах. Ночью — прожекторы.
— Кто это сделал? — не удержался Крайнюк.
— Не знаю, в шифровке сказано о каком-то боцмане без фамилии. И еще называется какой-то Гриць...
— У них, наверное, был водолазный костюм?
— Нет. Водолазное снаряжение никому не оставляли, — объяснил адмирал. — Это какая-то самодеятельная группа. Мы такой во главе с боцманом не оставляли. Но скоро все станет ясно... Основная диверсионная группа должна подтвердить более точно и подробно все, что произошло.
— А кто передавал шифровку?
— Нежный девичий голос. Немного напуганный. «Чайка». Девушка просила для врача какие-то медикаменты. Разведотдел Приморской армии как раз расшифровывает, что это за медикаменты и какой врач в них нуждается...
