— Отлично, отлично.

Когда в ванной раздался плеск льющейся воды, он взял ее записную книжку и принялся читать страницу за страницей, исписанные ее аккуратным мелким почерком. И сердце, похоже, ушло в пятки. Скоро на него обрушится целый залп проклятий.

Он кончил читать к тому времени, когда Анна, одетая и подкрасившаяся, вышла из спальни. Ему бросилось в глаза ее по-прежнему печальное выражение лица.

— Вас все еще огорчают отцовские запонки?

— Я вспомнила, как Дэниэлс вынимал вещи у меня из сумочки. Может быть, он уронил их на пол.

Лангтон примостился на ручке кресла с кофейной чашкой в руке.

— Я хранила их в этой сумочке. Вы, наверное, решили, что это глупо, но я взяла с собой любимую мамину сумочку и любимые запонки отца.

— О…

Она замялась.

— Мой отец…

— Он был отличный малый.

— А вы были знакомы с моей матерью?

— Я встречал ее несколько раз. Очень давно. Нет, не могу сказать, что мы были знакомы.

— Я хочу вам кое-что показать. Это письмо. — Анна вернулась к нему с развернутым письмом. — Вы его прочтете?

— Конечно, — ответил он и взял его.

— Вы знаете, о чем в нем намеком говорил папа? А то я не поняла.

Лангтон глубоко вздохнул и отдал ей письмо. Анна сложила его.

— Разве он вам не рассказывал?

— О чем?

Лангтон смутился и не знал, с чего ему начать.

— Я не уверен в подробностях, но до того, как ваш папа стал служить в отделе убийств, он работал в полиции нравов. — Лангтон снова набрал в легкие воздух и выдохнул дым от сигареты. — Тогда я еще не был под его началом.

Она заметила его нерешительность.

— Пожалуйста, расскажите мне. — Она чуть не умоляла Лангтона.

— О’кей. Но поймите, что мне известно далеко не все. Ваша мама была студенткой колледжа искусств. И ее нашли жестоко изнасилованной в собственной комнате. Впечатление было шокирующее и до того травмировало ее, что она на время лишилась голоса. А вашего папу направили дополнительно расследовать это дело. Он увидел ее и больше ни о чем не мог думать. Она не выходила у него из головы. Да и неудивительно. Даже когда много лет спустя меня ей представили, она была еще очень хороша собой.

Анне пришлось сесть, потому что ее ноги затряслись, словно желе.

— Короче, он в нее влюбился и был как одержимый. Решил во что бы то ни стало найти насильника. И наконец поймал студента из ближайшего колледжа. Допрашивал его шестнадцать часов подряд, без адвоката, но после отпустил. Все сочли это бессмысленным — ведь парень раскололся и признался, что изнасиловал Изабель. Так вот, этот парень повесился.

— Неужели он это сделал? — принялась допытываться Анна.

— Угу. Но вместо того чтобы закрыть дело и забыть о нем, ваш папа продолжал встречаться с вашей мамой. Он был не в силах с нею расстаться. Родители водили ее к врачам, она прошла курсы психотерапии и постепенно начала выздоравливать. А Джек ее навещал. Через два года они поженились. Поговаривали, что она… — Он осекся.

— О чем поговаривали? — резко спросила Анна.

— Ну, о том, что у нее повышенная нервозность и она вышла замуж за своего защитника. Старый Джек и впрямь мог убить кого-нибудь ради нее. Я слыхал, что он тогда крепко отдубасил этого мальчишку.

— Неужели?

Лангтон посмотрел на нее.

— А об этом уж вы мне скажите. Как бы то ни было, Изабель не вернулась в колледж искусств. Они поженились, а потом родились вы. Когда мы с ним познакомились, он возглавлял отдел убийств. В ту пору я не знал, что в прошлом, не могу утверждать, давно ли это было, какой-то грабитель забрался к вам в дом. На сей раз обошлось без насилия и он не тронул вашу маму, но, думаю, второй случай на нее тоже сильно подействовал и оживил в памяти первый, потому что… — Лангтон вздохнул, ему было неловко излагать все интимные подробности.

— Что же случилось? Вы сказали «потому что»?

Лангтон пожал плечами.

— Да, она начала вспоминать. И теперь стала всего бояться. Редко покидала дом. Иногда, в минуты откровенности, Джек признавался, во всяком случае мне, что его брак с Изабель напоминает близость с экзотической райской птицей, которую видит лишь он один.

— И я. Мы с мамой виделись каждый день. Но я ничего не знала.

— Джеку пришлось нелегко. По-моему, она была очень хрупкой и уязвимой, а он понимал, что, если бы его экзотическую птицу не ранили в юности, они бы вряд ли поженились. Но, судя по вашим рассказам, они жили очень дружно. Знаете, Анна, если человек обижен или испуган, ему нужна защита, и тогда он способен выстоять.

Анна поднялась, сжав в руках отцовское письмо.

— Спасибо вам за эту откровенность. Теперь я все поняла.

Он протянул к ней руки.

— С вами все в порядке?

— Да, я себя отлично чувствую. Но жаль, что я ничего не знала о ее страданиях. Она была замечательной, любящей матерью. — Анна проигнорировала его покровительственный жест и прошла к себе в спальню.

Она положила письмо в маленькую шкатулку с драгоценностями, стоявшую на туалетном столике, и посмотрелась в зеркало. Мысли об Изабель, ставшей пленницей в собственном доме, не выходили у нее из головы. Мать постоянно рисовала цветы в саду и не писала других картин, ее мир сужался с каждым годом. Анне было стыдно, что она никогда не говорила с нею по душам и не пыталась ее утешить, что она ничего не ведала о горе, давно поселившемся рядом, под одной крышей.

…Лангтон и она вышли из дома и сели в ее малолитражку в половине девятого. Атмосфера сделалась напряженной, и они почти не разговаривали. Анна больше не верила, что Алан Дэниэлс — убийца. Прошлым вечером она прониклась к нему состраданием. Нет, он не мог быть чудовищем и насильником, которого они безуспешно искали все эти месяцы.

Лангтон полагал, что Анна еще не оправилась от потрясения и поглощена трагедией своей матери. Наконец он попробовал затронуть гнетущую тему:

— Такое случается, Анна, — произнес он, понизив голос. — А у вас вся жизнь впереди. Когда умерла моя первая жена, я заставлял себя работать как ни в чем не бывало. Я заставлял себя действовать активно и все время словно подталкивал, чтобы не ощущать пустоту.

Она окинула его изумленным взглядом, а он продолжал говорить с несвойственной ему откровенностью:

— Через месяц после похорон я собрал и вынес из дома ее вещи. Казалось, их совсем немного, но в них была наша общая жизнь. Ее и моя. И тогда я ощутил удар. Сильнейший удар. Мне понадобилось шесть недель, чтобы продать дом, переехать, начать все сначала, встретить мою вторую жену. Что же, в ней я ошибся, и брак не удался, если не считать Китти. В прошлом мне хотелось иметь детей, но сомневаюсь, что я сейчас с кем-то справился бы и сумел воспитать. Когда у вас прекрасный ребенок, его нельзя ни с кем сравнивать, но я, наверное, всегда буду это делать. Теперь я снимаю квартиру. Она для меня ничего не значит. Если она завтра сгорит, меня это нисколько не взволнует.

Он сделал долгую паузу и вздохнул.

— Ладно, такой уж я есть, Трэвис. Надеюсь, я вас хоть немного развеселил. — Они обменялись улыбками, и Лангтон поглядел на часы. — Лучше займемся делом и как следует поработаем.

— Я составлю отчет, как только мы приедем.

— Хорошая девочка.

Когда они остановились и припарковались у отделения, рядом с ее малолитражкой снова оказался подержанный грязноватый «Вольво». Анна постаралась от него отодвинуться, до сих пор не зная, кто же его владелец и не поцарапает ли он в очередной раз ее крохотный автомобиль.

Лангтон назначил брифинг на одиннадцать утра, поскольку ждал к этому времени Майкла Паркса. Анна печатала за столом свой отчет. Никто не спросил ее, как прошло вечернее свидание, как будто все так и думали, что оно завершится провалом.

Мойра ворвалась в ситуационную, опоздав на полтора часа. Она поглядела на Льюиса распухшими от слез глазами, с покрасневшими веками.

— Не приставайте! У меня было ужасное утро. Я должна немедленно переговорить с шефом.