Вместе с ней в патрульной машине ехали Льюис и другой детектив, сержант Баролли. Широкоплечий Майк Льюис был склонен к полноте, а круглое лицо и румяные щеки придавали ему вид завзятого оптимиста, не привыкшего падать духом. В сравнении с ним Баролли казался невысоким, по-итальянски темноволосым и темноглазым, но говорил с характерным акцентом восточного Лондона.

Когда они притормозили у стоянки в Клапхэм Коммон, она заметила фургон судебно-медицинской лаборатории и несколько машин без номеров. Полицейские кордоны не позволяли проходить никому, кроме своих, однако для фургона с продовольствием было сделано исключение. Он уже остановился, и ее коллеги толпились вокруг него в очереди за пирожками и сандвичами.

Больше всего Анну удивило отсутствие какой-либо спешки. Льюис и Баролли направились к «Первому Чайнику» — выпить немного кофе. Она оглядела пустырь, перерезанный желтой линией парковки, и увидела снующих взад-вперед судебно-медицинских экспертов в белых халатах.

— Это и есть место убийства? — спросила она Льюиса.

— Похоже на то. Да.

— А не пройти ли нам поближе, чтобы суперинтендант Лангтон смог разглядеть нас в толпе? — робко предложила она.

— Выходит, вы уже позавтракали? — осведомился Льюис.

— Да, перед тем как вы мне позвонили.

На самом деле она выпила лишь чашку черного кофе. Анна перенервничала, и кусок не лез ей в горло. Она подождала, пока Льюис и Баролли прикончат сандвичи с беконом. К счастью, легкий завтрак не занял у них много времени, и вскоре все трое двинулись к месту убийства. Анна замыкала процессию, пропустив мужчин вперед. Пройдя примерно восемьсот ярдов, они спустились по пологому склону. Ей бросилось в глаза, как напряглись оба сыщика. Льюис достал из кармана носовой платок и расправил его, а Баролли развернул упаковку с жевательной резинкой.

Они приблизились к группе, стоявшей под деревьями в небольшом овраге. Там собрались судебно-медицинские эксперты, которые или ползали, обмеряя участок земли, или обходили его кругами. Анна сделала несколько шагов по настилу из досок, предусмотрительно проложенному вдоль грязного склона. Оба сыщика кивнули знакомым, но никто не проронил ни слова. В тишине чувствовалось что-то гнетущее. А потом Анну как будто ударили — невыносимый запах напоминал аромат сгнивших в воде цветов с отсыревшими и бесцветными стеблями. Вскоре от этого запаха уже некуда было деваться.

— Вы опоздали! — прикрикнул Лангтон на двух сыщиков. Он повернулся, чтобы закурить сигарету, и она увидела высокого стройного мужчину в белом хлопчатобумажном халате судебно-медицинской лаборатории. На его резко очерченном подбородке успела выступить синеватая щетина. У Лангтона был орлиный нос и пронзительные глаза, взгляд которых не всякий мог выдержать. Никто из детективов не стал оправдываться, и оба они повернулись к только что поставленной белой палатке. Лангтон глубоко вздохнул, затянулся и выпустил дым из ноздрей.

— А это возможно? — донесся до нее голос Льюиса, обратившегося к их шефу.

— Да. Но будьте бдительны. Этот тупица-прокурор хочет «повесить» дело, если мы не сможем ничего доказать. Уж он-то свое слово сдержит, и нам нужно поторопиться.

Взгляд Лангтона упал на Анну. Он в упор, без стеснения уставился на нее.

— Вы новый сержант?

— Да, сэр.

— Я был знаком с вашим отцом. Хороший был человек.

— Благодарю вас, — мягко откликнулась она.

Суперинтендант Джек Трэвис вышел в отставку два года назад, лишь затем, чтобы спустя всего шесть месяцев умереть от рака. Анна до сих пор болезненно переживала его потерю и не могла думать об отце без боли. Она обожала его — щедрого, любящего и всегда готового прийти на помощь. Ей было очень тяжело сознавать, что он ушел из мира до того, как дочь начала работать в полиции. Анна еще острее почувствовала утрату в эти дни, попав в отдел убийств, которому ее отец отдал немалую часть своей жизни. Коллеги дали ему прозвище Джек-нож за умение проходить сквозь грязь незапятнанным. И сейчас ей больше чем когда-либо хотелось сравниться с блестящим детективом Джеком Трэвисом.

Дым поплыл по воздуху от сигареты Лангтона, указавшего на палатку.

— По-моему, там может быть наш ангел, пропавшая девушка. — Он кивнул в сторону приоткрывшейся палатки и спросил Анну, обернувшись вполоборота: — Не желаете посмотреть?

Льюис и Баролли надели хлопчатобумажные халаты и бахилы, чтобы не заразиться в отравленной гниением атмосфере.

— У них мало масок, — пояснил Лангтон. Он порылся в картонной коробке и достал для Анны пакет с бумажной одеждой. — Одевайтесь и ступайте. — Он сдавил погашенный окурок и сунул его в карман.

Анна торопливо открыла пакет и достала хлопчатобумажный халат. Она натянула его поверх юбки и твидового жакета. Она балансировала то на одной, то на другой ноге, надевая бахилы поверх своих туфель на низком каблуке, и делала глубокие выдохи, чтобы отбить сильную вонь. Анна дышала через рот короткими резкими толчками, и они с шипением вырывались в воздух.

Кто-то из копов проворчал у нее за спиной:

— Что он здесь делает, ведь это же не его округ?

— Нет, но он хочет посмотреть, — пояснил ему другой. — Он взялся за этот «висяк» в Квиннз Парк. Ну и наглец, желал бы я знать, как он успел сюда примчаться? Да еще прихватил с собой двух болванов. И что он о себе мнит? Суперинтендант Хеджес должен заткнуться.

Когда Анна вошла в палатку, то вспомнила, о чем ей говорили: никакой тренинг не способен тебя подготовить. Тебе могут показать посмертные снимки, могут обсудить с тобой подробности вскрытия (она даже присутствовала при одном из них), но, пока ты не столкнешься с первым настоящим трупом, потрясения не будет. Ты просто не почувствуешь удар. И она хорошо запомнила слова: «Именно первый труп останется в твоем сознании до самого конца службы».

— По-вашему, это она? — услыхала Анна шепот Льюиса.

— Не исключено, — ответил Лангтон. — Тот же возраст, тот же цвет волос.

— Она пролежала здесь какое-то время. — Баролли с отвращением принюхался. — Однако труп в неплохом состоянии и никакого разложения нет. Этому способствовала плохая погода — ведь она была покрыта снегом, но вчера выдался странный день: около пятнадцати градусов тепла.

Пока Лангтон болтал со своими двумя детективами, Анна сделала еще несколько шагов в палатке по настилу из досок.

Лангтон прервал разговор на середине и пояснил Анне:

— Мы думаем, что это может быть студентка, пропавшая шесть недель назад. О ней сообщалось в СМИ, но до вскрытия ничего нельзя утверждать наверное. — Он снова повернулся к своим детективам, и вместо его фигуры перед глазами Анны замелькало какое-то пятно. Она видела, как шевелились его губы, и ей с трудом удавалось расслышать его слова. Но когда стоявшие впереди расступились, дав ей возможность поглядеть на труп, Анну чуть не стошнило. Она очутилась рядом с самым центром вони, которую усиливало замкнутое пространство палатки. Жертва лежала на спине, и ее длинные белокурые волосы разметались вокруг головы. Ее лицо раздулось, глаза опухли, и по ним ползали насекомые, откладывая личинки. Они вылезали из ноздрей и кормились у нее во рту, извиваясь и перекручиваясь лениво кишащей массой. На шее девушки было намотано что-то похожее на черный шарф, до того туго затянутый узлом, что шея распухла и утратила прежнюю форму. Руки жертвы были заломлены за спину, а тело слегка выгнуто. Ее топ задрался и поднялся над грудью, а короткая юбка вздернулась на животе. Ноги были широко расставлены, у девушки уцелела лишь одна туфля, а другая, босая нога немного приподнялась к бедру. Разодранные колени покрывали кровавые царапины, на которых копошились насекомые и личинки. У живота и талии их было еще больше — они гроздьями облепили хрупкое тело жертвы. Жуки и осы жужжали и над ее головой — раскормленные, алчные насекомые никак не могли насытиться падалью и, почуяв свежие запахи, вцепились в белые халаты сыщиков.

— Их слишком рано разбудила погода, — заметил Лангтон, смахнув муху с костюма.