— Здравия желаю, дорогой полковник. Мы рады вас приветствовать на нашей прекрасной земле! — поздоровавшись, полковник Лукомский жестом пригласил Михайлова занять место в его машине. — Вы, Алексей Иванович, самый желанный гость. Я полагаю, что мы сначала немножко отдохнем за чашкой чая с хорошим коньяком, а потом уже займемся делами, если вы не возражаете?

— Дякую, пан полковник! Я ваш гость. От чашки чая и от рюмки коньяка не откажусь. Если не захмелеем, то и о делах потолкуем, — пошутил Михайлов.

— Отлично! Хмелеет тот, у кого льется через край, дорогой полковник! А у нас с вами не такие уж дырявые головы...

Михайлову очень нравился полковник Лукомский. Большая часть его жизни прошла в армии. Они часто встречались по службе, обменивались мнениями по важным вопросам, касающимся совместной охраны границы. Адам Лукомский всегда был неизменно весел, как-то чисто по-офицерски остроумен, красив и общителен.

Они сели в одну машину, и, когда тронулись, Алексей Иванович, не откладывая, рассказал о происшествии на границе. Полковник Лукомский хорошо знал свое дело. Было решено, что, не задерживаясь в штабе, они немедленно выедут на место нарушения границы и тщательно исследуют ее с польской стороны.

— Не может быть, чтобы он не оставил каких-либо следов, — сказал Лукомский.

— Мне тоже так кажется, — согласился Михайлов.

Однако осмотр места нарушения границы никаких дополнительных улик не дал. Дальнейшая оперативная разработка вероятного движения нарушителя к границе была поручена поручику Любомиру Матейко. Именно его группа занималась охраной района Сувалок.

В тот же день в селах, расположенных вдоль границы, появился высокий светловолосый парень, с фотоаппаратом через плечо, в зеленой, под цвет травы, тенниске, в желтых спортивных перчатках. Это был Любомир Матейко. Передвигался он на мотоцикле. Сначала катал в коляске кудлатую, весело смеющуюся девушку в самой легкомысленной юбочке, потом сажал за спину белоголового мальчугана. Если где задерживался, то пил холодное молоко, благодарил паненку и катил дальше. В Закрайках с ним уже ехал усатый пан в широченнейшем соломенном брыле. К вечеру того же дня Любомир оказался на привокзальной площади города Сувалки. Внезапно выскочив из переулка, он лихо развернулся, взъерошив застывшую на стоянке пыль, остановился рядом с такси марки «Мерседес».

Шофер такси выглянул из кабины и с явно недовольным видом сказал:

— А нельзя ли потише, приятель?

— Он у меня с норовом, — ответил мотоциклист, поднимая машину на подставку.

— Не умеешь ездить, так ходи пешки...

Все шофера мира, а особенно таксисты, презирают мотоциклистов и злословят при первой же встрече.

— Но я прекрасный кучер, и моя лошадка добре меня слушается. Иногда она немножко капризничает, но мы с ней ладим. — Любомир весело похлопал ладонью по кожаному сиденью.

— Она тебя когда-нибудь угробит...

— Ты, наверное, сегодня не выспался?

— Почему не выспался? — не понял таксист.

— Может быть, с женой поругался...

— А какое твое дело до моей жинки, хотел бы я знать? — задиристо спросил шофер.

— Ровно никакого, просто хочу выяснить, почему ты так ужасно настроен, пан таксист? Может быть, скучаешь без пассажиров?

— Иди ты, знаешь куда...

— Куда, например?

— Ко всем чертям!

— Вот видишь, я угадал: или ты всегда такой, или безнадежно скверно воспитан...

— Ты чего ко мне пристал?! Кто ты такой, чтобы говорить мне всякие слова? Да ты знаешь...

— Я знаю, что ты Стась Милевич, и ты мне, приятель, нужен, — не дав ему договорить, прервал Любомир.

— Откуда ты меня знаешь?

— А кто не знает твоего шикарного «мерседеса»...

— Ладно, ты мой автомобиль не затрагивай.

— Хорошо. Не будем проявлять характера. Я поручик пограничного войска и хочу расспросить тебя кое о чем...

— Ты пограничный офицер? — Стась высунулся из кабины всем туловищем: — Ты из пограничного войска?

— Да, да, приятель. — Любомир достал из заднего кармана брюк удостоверение и показал его Милевичу.

— Ты извини, что я тебе нахамил, — смущенно пробормотал Стась. — Сейчас-то узнал... да на тебе эта одежда...

— Я не сержусь. Ты мне расскажи, что за пассажира ты возил в направлении села Закрайки? — Поручик Матейко назвал день и почти точное время.

— Верно, вез одного парня...

— Срисуй его наружность.

— Как срисовать?

— Ну расскажи, какой он из себя?

— Какой из себя?

— Да! Ты не тяни резину. Нам еще с тобой далеко придется ехать...

— Как далеко? — Стась нервным жестом притронулся к захватанной баранке.

— Я тебе потом все объясню. А сейчас давай, приятель, договоримся, что я буду спрашивать, а ты отвечать, понял?

— Чего тут не понять... Парень как парень, в серой куртке, с пряжкой на конфедератке, с большой коричневой сумкой...

— Сколько лет?

— А черт его знает, сколько ему лет! Наверное, столько же, как мне...

— Сколько тебе?

— Двадцать шестой...

— Где ты его высадил?

— В поле...

— В поле?

Милевич подробно рассказал, как было дело. Поручик задумался. Немного помолчав, решительно произнес:

— Давай, друг, заводи свою старуху, поезжай домой и поставь ее в гараж.

— Это еще почему? — чисто выбритое лицо Стася вытянулось.

— Тебе придется ехать со мной, в коляске...

— И куда же мы с тобой поедем? — Руки Стася совсем уже бестолково заерзали по баранке, когда поручик назвал один из пограничных городков.

— Выходит, что ты меня хочешь арестовать?

— Вовсе нет. Мы рассчитываем на твою помощь.

— Чем еще я могу помочь, когда я уже все рассказал.

— Ты должен лично опознать важного преступника.

— А что сделал этот тип? Вот бы не подумал!

— Что он сделал, выяснят работники госбезопасности.

— Так он не улизнул?

— Нет, ты его увидишь!

— Он у вас там, в штабе?

— Он не у нас.

— А где же?

— В Советском Союзе.

— Значит, меня еще повезут и в Советский Союз? Может, я поеду в Москву? Хорошенький, пан поручик, вы придумали для меня туризм.

— Ты не волнуйся. Ты поедешь за казенный счет...

— Это правда?

— Правда, черт побери! Мы же условились, что спрашивать все-таки буду я.

— Да спрашивайте сколько угодно, Иезус Мария! — воскликнул Стась, думая о том, почему бы ему не прокатиться в Советский Союз, да еще за казенный счет?

— Оставим в покое эту даму Марию... Мне бы хотелось, чтобы ты покороче прощался с жинкой и своим потомством...

— Ну а если я вдруг не захочу ехать в Советы?

— Значит, ты не патриот, а мелкий буржуй, как был частник, так им и останешься...

— Это я не патриот?

— А кто же еще? У тебя, что же, как у самого последнего чужака, нет гражданских обязанностей?

— Ладно. Уж я-то сумею выполнить свой гражданский долг, но только скажу: не будь вы пограничным офицером, я бы вам за буржуя... Садитесь на своего норовистого и катите за мной. Я не задержу вас, пан поручик!

Стась надавил на стартер, «мерседес» фыркнул, задрожал всей утробой и покатился.

Предстоял очередной инспекторский смотр. Перед этим заставы подновлялись текущим ремонтом. Иван Александрович не любил этого показного подновления. Если уж На заставе делался ремонт, то не для того чтобы немного почистить «перышки», а на весь разворот. В эти дни шла полная побелка и покраска всех помещений. Сегодня для майора выдался трудный день. Ночью он несколько раз выезжал на границу. Перед рассветом снова просигналила система. Началось массовое путешествие зверей — лосей и кабанов. В это время их не могло удержать никакое заграждение — лоси следовали к своим излюбленным местам, где много было молодого, сочного листа, кабаны двигались на картофельный и прочий промысел. Только под утро майор прилег отдохнуть на диване в канцелярии, но вскоре его разбудил голос старшины. Тихон Иванович бранился с малярами. На заставе работала гражданская бригада, присланная отрядом из города.