Старший лейтенант поднялся и опустил босые ноги на коврик. Глаза его испуганно расширились. Казалось, что он наступил голой подошвой не на мягкий, пушистый ворс, а на живую холодную змею. Почувствовав во всем теле озноб, он убрал ноги под простыню, но тут же опустил их снова на коврик.

Ромашков, склонившись к аппарату, убийственно жестким голосом продолжал докладывать:

— Место осмотрено не было. Пастуха он не брал. Никак нет. Понятно. Слушаюсь... Понятно. Слушаюсь...

Петр тоже все понял, но, еще не веря своим ушам, спросил:

— Какая лодка? Где? Это же старый катер, я сам...

Поймав взгляд капитана, он подавленно умолк. Горло перехватила удушливая спазма.

Ромашков повесил трубку, быстро открыл сейф, достал карту и стал вкладывать ее в планшетку. Вид Пыжикова с босыми ногами на ковре его просто бесил и в то же время производил тяжелое впечатление.

— В отпуск собрался, — с сердитым, уничтожающим сарказмом проговорил он.

— Что ты говоришь? — ловя трясущимися руками пуговицу на рубахе, недоуменно спросил Петр.

— Почему ты пастуха не взял? — проверяя пистолетную обойму и с трудом сдерживая гнев, спросил Ромашков. — Ты понимать, что случилось, или нет?

— Я все слышал... Значит, лодка чужая. — Сжимая руками мосластые колени, Пыжиков только сейчас подумал о последствиях случившегося. «Нарушители высадились и ушли, углубились в огромный массив кавказских лесов. Попробуй-ка разыщи их там! Да они могли уже и уехать в любом направлении, с любой станции. И все это по моей вине». Не глядя на Ромашкова, Петр угрюмо проговорил: — Выходит, что я преступник... и меня надо судить... Нет уж — лучше пулю в лоб, чем...

За стеной затихли дробный грохот сапог, лязг затворов, приглушенные команды сержантов. Солдаты, видимо, уже стояли в строю.

Ромашков уловил это и, круто повернувшись к Пыжикову, гневно крикнул:

— Встать!

Петр вздрогнул, но все же встал. Он поправил упавшие на глаза волосы и проговорил:

— Ты не кричи на меня...

— Я покажу тебе такую пулю! — Ромашков шагнул к нему и, остановившись, сжал кулак. — Одевайся, да живо! На заставе тревога, а ты в подштанниках, черт бы тебя побрал! Быстро, говорю!

Ромашков рывком натянул на сморщенный лоб фуражку и стремительно вышел из кабинета.

Пыжиков, подпоясываясь на ходу, выбежал за ним вслед.

Солдаты заставы ожидали их в полном боевом снаряжении. Для одной группы у забора стояли подседланные кони, для другой была приготовлена трехтонная грузовая машина.

Ромашков принял от старшины рапорт и объявил боевой приказ.

Уже больше часа Настя идет по узенькой тропке. Она в легких тапочках и спортивных брюках, за плечами рюкзак, в правой руке у нее небольшой кизиловый посошок, а в левой — недозревшая гроздь винограда. Когда ей хочется пить, она откусывает несколько ягод и освежает рот кисловатым соком. В лесу жарко и душно. Кусты кизильника, дикой яблони, лещины и груши густо сплелись с плющом и виноградником и почти не пропускают воздуха. Над мелколесьем возвышаются гигантские дубы, загораживая своими мощными кронами горячее полуденное солнце. Сумрачно и угрюмо вокруг. Насте становится жутковато в этой безмолвной лесной чаще. Петя Пыжиков так и не пришел проводить хотя бы до большого шоссе... Там, на развилке лесной дороги, она дождется попутного грузовика и километров восемь будет петлять по увалам, трястись в кузове до самых Дубовиков. Хорошо бы сесть в кабинку рядом с шофером, но на это надежды мало. Мягкое уютное местечко обычно занимают разные начальники.

Несколько раз Настю пугали шумно вылетавшие из темных кустов горные индейки — улары. Едва переводя дух, она с бьющимся сердцем замирала на месте. Потом, успокоившись, присаживалась на упавшее дерево и отдыхала. И во всем этом виноват был капитан Ромашков... Сам-то несколько дней в городе пропадал: поди, каждый вечер в кино и парк ходил и, конечно, уж не один. Знаем мы таких строгих. А тут вот иди одна, да и оглядывай каждое дерево. Еще на косолапого налетишь!

Так, негодуя на бесчувственность хмурого начальника заставы, Настя, сама еще не зная как, решила наказать капитана Ромашкова. Наказать жестоко и страшно... С самой весны она расставляла перед ним всякие петли, а он — ни одной улыбочки, ни одного ласкового словечка, будто не молодой человек, а сухое дерево.

Изредка поправляя рюкзак, Настя поднималась все выше и выше. У тропинки, видимо, был тоже несносный, упрямый характер, как и у капитана Ромашкова. Вместо того чтобы обогнуть упавшее, в метр толщиной дерево, она, как змея, проползала под ним. Кругом же рос бородатый, колючий боярышник, терн, усыпанный сизыми ягодами, желтолистый шиповник, весь переплетенный и перепутанный ветвями ежевики. Попробуй-ка продерись через эти непроходимые заросли.

Наконец часа через три она услышала гудки машин. Недалеко был большак. Тропинка вывела Настю на маленькую полянку, закрытую со всех сторон густолесьем, где под огромным кряжистым дубом сидели два человека и ели нарезанную ломтями дыню. Один, высоколобый, наголо выбритый, с широким, добродушным лицом, с короткими мускулистыми руками, в белой шелковой тенниске, ел с ножа; другой, горбоносый, с черными вьющимися волосами, разламывал куски руками. Рядом с ними лежали два небольших чемоданчика: в таких курортники обычно носят полотенца и всякие приобретенные на пляже безделушки. Тут же в веревочной сетке на траве валялись две дыни и пестрый арбуз.

От неожиданности Настя растерянно остановилась, но спустя несколько секунд оправилась и решила пройти мимо.

Однако сделать этого не удалось. Бритоголовый ее окликнул:

— Куда спешишь, красавица? Погоди.

— А я не спешу, — ответила Настя и остановилась. — Ну и что вы хотите? — спросила она.

— Далеко отсюда станция Терская? Да вы не бойтесь, мы вас не съедим. — Бритоголовый мягко улыбнулся, как могут улыбаться сдержанные пожилые люди, много повидавшие на своем веку.

— А я не боюсь. — Настю расположила эта улыбка, ей стало немножко совестно за свой грубоватый вопрос. — Терская тут близко. Поднимите руку — и вас любой шофер довезет.

— Спасибо! Дыни, девушка, не хотите? Может, арбузика желаете?

— Хороший арбуз! Самый сахар! Такой только здесь родится, в этом богатый край, — с сильным кавказским акцентом проговорил горбоносый.

— Вы что... не здешние? — спросила Настя, облизывая сухие губы.

Наступила вторая половина дня, солнце палило нещадно. Ей очень хотелось попробовать арбуза, тем более впервые в этом году — они только что начинали созревать. Немного поколебавшись, Настя сняла рюкзак и присела к гостеприимным путникам. Они оказались курортниками без путевок, которых здесь почему-то зовут «дикими». Такие курортники заполняют летом все побережье. Они встречаются не только около большака, но в любом захолустном уголке и на далеком пастбище, где можно попить молока и вдоволь насладиться целебным высокогорным воздухом.

Путешественники охотно рассказали о своем маршруте, который подходил уже к концу. Порядком уставшие, они решили на ближайшей же станции сесть на поезд, чтобы добраться до южного курортного городка.

Управившись с куском сочной дыни, и потом с арбузом, Настя поблагодарила мужчин и отправилась дальше.

— Хорошая девушка! — сказал горбоносый, когда Настя скрылась. — На Кавказе много таких: свежая, как цветок, легкая, как горная лань.

— Ты здесь находишься не для того, чтобы на хорошеньких девиц заглядываться, — назидательно сказал бритоголовый.

— А зачем ты ее позвал? Пусть бы шла своей дорогой.

Горбоносый с остервенением обглодал арбузную кожуру и забросил ее в кусты.

— От приятной встречи уклоняется только глупый, — гласит мудрая поговорка. И еще говорят: встретил одинокого путника — узнай его намерения...

— Совет неплохой... Но что же мы будем делать дальше, Семион Власыч?