— Не сумеете ли вы нам помочь? — просили микробиологи и, чтобы Александр Матвеевич смог представить себе сложность экспериментов с живой клеткой, рассказали ему о капле жизни, трепещущей в окуляре электронного микроскопа. Потом принесли на ВДНХ пробирки с бактериями, показали на эскизах желательные формы и размеры инструментов.

— Как вы думаете, возможно сделать такую причудливую петлю?.. А полую иглу с внутренним диаметром в одну десятую миллиметра? Она нужна для шприца, крайне нужна, как и петля.

Тогда, на выставке в Москве, Александр Матвеевич пообещал ученым поразмыслить, сможет ли сделать, и сообщить сроки, когда сможет. А они и ждать не стали, прислали заказ.

— Вы же мне писали о новой модели, Иван Павлович. Я хотел за нее браться.

— Потерпим. Ты же понимаешь — для науки. И нашей лаборатории, и всем уральцам честь. Надо, Саша, надо.

В тот же день Сысолятин начал готовить оснастку.

Микроинструменты требовались разные: крючок и скальпель, петля и ложечка, полая игла для шприца и пинцет. Что ни инструмент, то иное назначение, иная форма. Размеры меньше всего тревожили Александра Матвеевича. Конечно, диаметры в одну десятую или в две десятых миллиметра, как было оговорено в заказе, не шутка. Однако миниатюры, близкие к этим размерам, у него получались: глаза, и пальцы, и нервы натренированы на изготовлении подобных металлических пылинок. И все же сравнивать художественные миниатюры с микроинструментом нельзя. Это не для выставки, не туристам показывать. Инструменты должны работать долго, во всякой среде. Как сделать их микроскопическими и в то же время надежными, безотказными при экспериментах? Какую придать им форму, чтобы были удобными для исследователя, пригодными к сверхювелирной работе под электронным микроскопом?

Сомнениями, противоречивыми мыслями, находками своими — всем делился Александр Матвеевич с друзьями по лаборатории. Но даже они, привыкшие решать головоломные задачи электроники, становились в тупик, разглядывая его эскизы и модельки.

Обычно принято считать модель уменьшенным образцом изделия. Модели Александра Матвеевича были крупнее оригинала. Уже набросал ряд эскизов, изготовил несколько моделек петли и все нещадно браковал, будто они ему не стоили сил и времени.

— Напрасно сомневаешься, любая петля хороша, — говорил Иван Павлович Ковыршин.

— Нет, не годятся! — И в коробочку брака безжалостно летела очередная модель. — Петля должна заарканить микроб. Ловушка нужна надежная, чтобы микроб туда нырнул, а вынырнуть не мог.

Когда Сысолятину показывали в Москве бактерии, ему говорили, что под электронным микроскопом они выглядят огромными и неуклюжими по сравнению с быстрыми вирусами. Ничтожен вирус, а всесильные антибиотики, гасящие вспышки тяжких микробных заболеваний, пасуют перед ним. Он проникает в глубины клеток, его надо оттуда выманить. «Возможно, если я сделаю микроинструменты меньшими, чем просили, ученые сумеют «выманить», словить вирус».

Наконец петля была сделана. В маленькую комнатку Александра Матвеевича заходили друзья, разглядывали в лупу петлю из нержавеющей стали, а он не мог отказать себе в удовольствии побалагурить:

— Пришлют нам лет через пять электронный микроскоп, — глядишь, филиал Академии наук устроим на Буланаше, сами за вирусами будем охотиться...

Как всегда при экспериментах, неудач было больше, чем удач. Оснастка оказалась не совсем пригодной — приходилось переделывать; высококачественная сталь, превратившись в паутинку, иной раз не выдерживала крутого изгиба. Николай Тарасович Хорьков заглянул к Александру Матвеевичу в момент, когда пискнула, сломалась третья, предназначенная для шприца иголочка.

— Не понимаю, Саша. Зачем половинишь заданный размер? И четвертая сломается.

— Не сломается, сверлышко по-другому заточу. — И, сделав другое сверло, вгрызался им в тело иглы, пока не получил идеально ровное, чистое отверстие в восемь сотых миллиметра. Испытал иголку на себе. Протыкал кожу руки — никакой боли не чувствовал.

За месяц комплект из десяти микроинструментов был готов. Чтобы различить рабочие части, товарищи рассматривали их в линзах более чем двадцатикратного увеличения. И не мудрено: попробуй разгляди усики пинцета в пять тысячных миллиметра, то есть в пять микрон, или скальпель, способный разрезать волос вдоль, или причудливую ложечку, которая должна брать из тысяч бактерий отдельные экземпляры. Ручки инструмента Александр Матвеевич тоже сделал из нержавеющей стали. С края поставил персональное клеймо — свои инициалы «С. А. М.».

— К чему? Человек все равно не сможет прочесть твои инициалы, — разводил руками Шаповалов.

— Вирусы прочтут, — смеялся Александр Матвеевич.

В канун 1962 года ученым Москвы вручили новогодний подарок уральского Левши.

В гнездышках стенда из органического стекла находились микроинструменты для хирургии клетки. Величина их была вдвое меньше, чем заказывали микробиологи, и размеры рабочих частей — микронные.

Трехэтажный дом на окаймленной сосновым бором окраине горняцкого поселка. Двухкомнатная квартира на втором этаже. Валентина Ефремовна Сысолятина только что приехала автобусом из Артемовского: она работала на заводе. Александру Матвеевичу было ближе к дому, и он успел к приходу жены налепить симпатичных пельмешек. Пока жена варила их, он проверял тетради Юрика, в то время ученика первого класса. Парнишка самостоятельный, умел уже тогда и похозяйничать, и уроки без напоминания сделать, но контроль все равно нужен был.

Я старался не мешать. Разглядывал буфет — легкий, в ажурной резьбе. Спрашивал Валентину Ефремовну:

— Наверное, по индивидуальному заказу? Такую фабричную мебель не встречал.

— Так это же домашний краснодеревщик! — смущенно и с лаской в голосе ответила Валентина Ефремовна и рассказала, как Александр Матвеевич делал буфет в строгом секрете от нее, за старым верстаком в сарае. Мог, конечно, купить в магазине фабричный, но разве тот был бы так дорог и ей и самому мастеру?

Юрик ерзал на стуле, дожидаясь конца проверки.

— Сегодня тебе помогать надо? — зазвенел высокий, напевный голосишко.

— Нет, отдохнем сегодня.

— А я поругался с Колькой!

— Почему?

— Он говорит: ты насовсем конструктор и нисколечко не рабочий.

— Объясни Коле: захочет рабочий — станет конструктором, или инженером, или ученым. Дяди Хорьков и Шаповалов слесари по специальности, а машины придумывают. Значит — конструкторы.

— Объяснял. Он не верит. Говорит: в шахте рабочие, не в лаборатории.

— Вырастет — поймет.

— Он и так длиньше меня на полметра...

Включили радиолу. Это подарок ВДНХ. Подарок прислали вместе с весточкой о награждении Александра Матвеевича большой серебряной медалью.

Хлебосольные хозяева угощали сочными пельменями. Слушали по радио последние известия. И вдруг голос диктора захлестнула симфония. Откуда такие мощные звуки?.. Текут по комнате, словно возникают в самом воздухе. Волны густеют. Кажется, над диваном... Но на нем, кроме Юрика, никого и ничего. Отчего же плутишка перемигнулся с Отцом, засмеялся, когда я подошел к нему?..

Вот оно что! Нагрудный кармашек чуть-чуть оттопырен, — звуки оттуда.

Насладившись моим удивлением, Юрик вынул из кармана крохотный радиоприемник.

— Чья конструкция?

Вопрос остался без ответа. Да и странно было спрашивать: конечно, конструкция Александра Матвеевича, — радиозаводы в шестьдесят третьем году, о котором идет речь, таких карликов не выпускали.

В тот вечер Александр Матвеевич показал мне новые миниатюры. Вскоре он ими пополнил свой стенд, оставленный на ВДНХ.

В тот вечер я увидел, как уральский Левша создает свои шедевры.

Из столовой в домашнюю мастерскую вела одностворчатая дверь. Щелкнул выключатель, и я оказался в мире чудес.