Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Когда Филлип с девочками к вечеру возвратились домой, все казалось обычным. Я спросила, все ли прошло по плану. Филлип рассказал, что встретил двух копов из кампуса Беркли, которые очень заинтересовались его идеями. По его словам, «они обалдели» (он очень часто использовал это слово для описания реакции людей), когда услышали об открытии Филлипа: другие люди могут слышать, когда он говорит внутренним голосом и транслирует это через «черный ящик». Он также завез документ под названием «Причины шизофрении» в офис ФБР в Сан-Франциско. По его словам, реакция была аналогичной. Филлип сказал, что теперь он сможет сосредоточиться на своей церкви «Господней Воли» и начать бороться «за Господа».

Я не обратила на все его высказывания особенного внимания, потому что слышала этот бред бесчисленное множество раз. Снова и снова Филлип рассказывал, что скоро мы расправим плечи, у девочек появится настоящий учитель, и нам не надо будет так усердно трудиться, чтобы свести концы с концами. Я, как всегда, решила сконцентрироваться на работе, которую надо сделать, и не задавать вопросов, чтобы вновь не получить разочаровывающие ответы, полные тумана.

На следующий день, 25-го, я была в офисе на заднем дворе, выполняла срочный заказ. Девочки играли на улице. Нэнси дежурила у Пэт, и Филлип, по-видимому, тоже был в доме, спал или читал Библию. Около 5 часов вечера внезапно прибежала Нэнси и сказала, что Филлип арестован. Я была шокирована. Сначала я решила, что она шутит, но увидела тревогу на ее лице. Я сказала ей, что нужно успокоиться, все будет хорошо. Филлип всегда повторял, если что-то случится, необходимо обратиться к адвокату. Поэтому я предложила поискать в «Желтых страницах» адвоката и поручителя. Еще я сказала, что Филлип использует право одного звонка, позвонит нам и научит, что делать. Я не хотела тревожить девочек и пугать их. У меня был огромный опыт сохранения внешнего спокойствия.

Мы с Нэнси рассказали об аресте девочкам. Они, как и мы, не имели ни малейшего представления, отчего это произошло. Мы знали, что Филлип отсидел в тюрьме много лет за изнасилование, а теперь находится под надзором полиции. В наши обязанности входило не попадаться офицерам на глаза, чтобы никто не узнал, что мы живем в доме.

Мы сидели, пытаясь сохранять спокойствие, и ждали звонка Филлипа. Вдруг вошел он сам через черный ход в сопровождении офицера по надзору. С одной стороны, мы были ошеломлены, с другой — испытали облегчение. Филлип всегда сам отвечал на все вопросы, и мы не знали, что без него делать. Нэнси подбежала к нему, обняла; мы с девочками наблюдали из гостиной, как полицейский снял с Филлипа наручники, велел ему утром отчитаться перед надзорным бюро в Конкорде и ушел. После многих часов, когда я заставляла себя сдерживаться, я расслабилась и заплакала. Может быть, со стороны это выглядело как слезы облегчения, но внутренне я ощущала их как слезы гнева. Да, я была в гневе! Гневалась на всех. Гневалась на офицера за то, что он сначала забрал Филлипа, а потом привел его назад. Гневалась на то, что мы так сильно зависели от Филлипа и без него чувствовали себя беспомощно.

Филлип считал, что везение, сопутствующее ему во всем, начиная с моего похищения и заканчивая сегодняшним освобождением, — результат работы ангелов. Его версия состояла в том, что перед тем как похитить меня, он развивал в себе способности слышать ангелов и теперь они помогают ему. Я всегда верила, что ангелы несут добро, и это сбивало меня с толку. Неужели Филлип был таким особенным, что в глазах Господа нуждался в защите? А может быть, он все придумал, чтобы найти себе оправдание? А что же я? Я ничего не стою и просто являюсь объектом для использования?

Следующим утром Филлип разбудил меня и сказал, что мы все едем в бюро по надзору. Ему надоели домогательства властей, и он хочет им показать, что у него все в порядке и он может продолжать выполнение своего «проекта/миссии». Филлип велел напечатать письмо адвокату в Конкорде о том, что проект продвигается и вскоре Филлипу понадобятся его услуги. Он хотел передать его по дороге. В бюро мне следовало говорить, что я — мама девочек, разрешила им жить с Филлипом, и я в курсе, что он осужден за сексуальные преступления. Если спросят о чем-то еще, молчать и требовать адвоката.

Мы сели в машину. Я сильно нервничала. Филлип сказал, что все будет в порядке и мы позавтракаем на обратном пути. Я пожала плечами. Про себя подумала: неужели он действительно надеется, что мы войдем в бюро по надзору и ничего не случится? Нэнси вообще не произнесла до бюро ни слова.

Когда мы приехали в бюро по надзору в Конкорде, Филлип повел всех нас внутрь. Мы сразу же встретили надзорного офицера Филлипа, и он вежливо попросил меня, девочек и Нэнси пройти в другое помещение, сказал, что детям нельзя находиться в комнате ожидания. Когда нас уводили от Филлипа, я взглядом спросила, что делать, он подмигнул — и это все. Офицер отвел нас в кабинет и поинтересовался, зачем мы приехали. Я представилась Аллисой и рассказала ему все, как велел Филлип. Он полчаса задавал вопросы (в основном мне): кто я такая и зачем живу в семье Гарридо. Затем дал свою визитку и отпустил.

Мы ждали Филлипа в машине. Нэнси была необычайно тихой, похвалила меня за то, что я великолепно провела беседу с офицером. Также она сказала, что не понимает, зачем Филлип нас сюда привез.

Вместо Филлипа вышли два офицера по надзору — один из них допрашивал меня, а второй — незнакомый. Они велели выйти из машины. Незнакомый агент попросил Нэнси и девочек присесть на бордюр, а надзорный офицер Филлипа предложил мне пройти с ним, так как у него есть несколько вопросов. У меня было ощущение, что я попала в беду. Он сказал, что я лгала. Сказал, что я не мать этих детей. Я посмотрела ему в глаза и заявила: «Я родила этих девочек и, значит, я — их мать!» Он возразил, что, по словам Филлипа, мы трое — дети его брата. Я растерялась.

Я испугалась, что агент заберет дочерей, так как считает, что я — не их мать. Я начала сражаться. Я попыталась противостоять ему, хотя мне было очень неприятно лгать, и сделала все возможное, чтобы убедить его. Я сказала, что Филлип обманывает, что я убежала от мужа-тирана и не хотела, чтобы кто-либо знал о моем местонахождении. Я говорила без умолку. Офицер ответил, что ему необходимо позвонить в службу защиты детей.

Филлип потратил годы на то, чтобы поселить во мне слепую веру, что он единственный всемогущий человек, знающий ответы на все вопросы. Находясь в одном шаге от спасения, я не могла разрушить стену, возведенную им внутри меня.

Пришла женщина-офицер, и девочек с Нэнси увели. Похоже, я становилась подозреваемой. Эта женщина полагала, что я вместе с детьми откуда-то сбежала. Мне сказали, что если я не назову своего имени и не расскажу все как есть, меня отправят в полицейский участок, снимут отпечатки пальцев и тогда выяснят, кто я на самом деле. Я не знала, что делать. Я спросила, можно ли увидеть Филлипа. Его привели ко мне в комнату в наручниках. Я спросила у него в присутствии полицейских, как мне себя вести. Я сказала, что девочек могут у меня забрать и я не могу этого допустить. Он всегда знал ответы на все вопросы. Теперь он лишь смотрел мертвыми глазами и повторял, что мне необходимо вызвать адвоката. Его увели. После этого меня оставили в комнате в одиночестве на час, давая возможность обдумать ситуацию, а потом вернулась женщина-офицер.

Я уже начала понимать, что Филлип не поможет, я осталась сама по себе и мне необходимо позаботиться о девочках. Но я так привыкла прикрывать Филлипа и Нэнси, что рассказать правду незнакомому человеку было тяжело. Несколько раз я требовала адвоката, но всегда получала один и тот же ответ: если я не совершила ничего плохого, зачем мне адвокат?

Женщина-офицер сочувственно заверяла меня, что с детьми все в порядке и я их увижу. Она снова спросила, как меня зовут, а я ответила, что не могу ей этого сообщить. Она сказала, что все имеет свою причину, и ушла. Вернувшись, сообщила, что Филлип признался в моем похищении. Она опять спросила мое имя и сколько лет мне было, когда меня похитили. Я ответила, что мне было одиннадцать лет, а теперь мне двадцать девять. Офицер была шокирована. Снова спросила мое имя. Я не смогла его произнести, но смогла написать. Дрожащей рукой на маленьком листочке я вывела:

26
{"b":"241393","o":1}