Так что история науки на полном основании распростилась сразу с двумя великими американцами — Робертом Эдвином Пири и Ричардом Бэрдом, оказавшимися на самом деле великими обманщиками. Впрочем, полем деятельности псевдогероев и псевдооткрывателей были не только неосвоенные земли, но и осваиваемые химические процессы. В чем нетрудно убедиться, познакомившись с экспериментами Понса и Флейшмана.
ДУТАЯ СЕНСАЦИЯ СТЭНЛИ ПОНСА И МАРТИНА ФЛЕЙШМАНА
В марте 1989 года эти два электрохимика на специально созванной пресс-конференции громогласно возвестили о своем сверхуникальном достижении: на простейшей установке американец и англичанин при комнатной температуре (!) получили реакцию слияния ядер дейтерия, открывающую путь к созданию принципиально новых источников энергии огромной мощности и идеальной экологической чистоты. Тотчас же весь мир облетело сенсационное известие о "холодном термояде".
Реклама метила не в бровь, а в глаз. Ведь на тот момент тема угрозы энергетического кризиса и неудержимого загрязнения окружающей среды вовсю муссировалась в мировой прессе. Авторы прожекта даже не удосужились сами предварительно проверить его состоятельность перед "показушной" демонстрацией.
Затевая ее, они не захотели обсудить свою работу с коллегами, выслушать и тщательно проанализировать все точки зрения, а поспешно отослали сообщение "К вопросу об электролизе тяжелой воды на палладиевом катоде" (именно к этому сводились опыты Флейшмана и Понса) в "Электрохимический вестник", т. е. пошли особым "неканоническим" путем, начихав на принятый профессионалами порядок в погоне за внешним эффектом.
Их сенсационный эксперимент, беспечно не подвергнув никакой теоретической проверке, тут же бросились воспроизводить другие ученые в десятках других лабораторий. Мировые цены на палладий стали расти не по дням, а по часам. Посыпался ворох сообщений, что холодный ядерный синтез успешно проведен в США, СССР, Чехословакии, Индии и ряде других стран.
Но уж как началось "не по классике", так и пошло дальше: ажиотаж постепенно утих, надежных доказательств в подавляющем большинстве опытов чудо-реакция не нашла, а спустя четыре месяца авторитетный международный научный журнал "Nature" поместил сразу в одном номере несколько разгромных статей о явно дутой сенсации, вбив тем самым в гроб "холодного термояда" последний гвоздь.
И все бы ничего, если бы отдельные умники не стали вытаскивать его обратно! Временное затишье снова взорвалось мощным всплеском эмоций. Весной 1991 года в Дубне была собрана всесоюзная конференция по холодному синтезу, где в 70 докладах из 22 лабораторий вновь зазвучали оптимистические ноты, прочащие ему блестящее научное будущее.
Однако проблема опять зависла в воздухе, так и не найдя решения. Теоретики по сию пору не могут найти ответ на вопрос, какая же сила сближает ядра дейтерия до их взаимодействия. Мнения на этот счет кардинально расходятся. Чем и когда завершится весь этот сыр-бор неизвестно, но ясно, что под это новое и якобы вполне приоритетное направление в науке отовсюду выкачиваются и текут рекой денежки, которые могли бы поддержать исследования в ее иных, действительно перспективных, областях. Стало понятно и другое: еще хватает на белом свете ученых мужей, которые ищут известности и славы, исключительно благодаря скандалам, которые они сами же устраивают вокруг своих имен и совершенно не задумываются, какая от того будет польза человечеству. Как говорится, хоть и со свиным рылом, но непременно в калашный ряд!
Как рождаются споры за приоритет
И все-таки в большинстве случаев история по-своему распоряжалась последующей судьбой открытия, так что приоритет на него доставался далеко не всегда тем, кто больше всего его заслуживал. Подобную несправедливость логически объяснить весьма тяжело, а уж найти "виновников" и того труднее: все равно, что повернуть время вспять. Мы можем только констатировать эти удручающие факты, в сердцах восклицая: "Как несправедлив суд истории!" А фактов таких — пруд пруди.
Наиболее распространенная шкала температур, названная шкалой Цельсия, на самом деле меньше всего имеет отношение к Андерсу Цельсию, шведскому астроному и физику. Не вдаваясь в подробности создания современного термометра, начиная от его первого "образца", разработанного Галилеем, и заканчивая сотни раз модифицированным спиртовым термометром Торричелли, отметим лишь то, что на одном из этих этапов совершенствования градусника Цельсий весьма удачно прибег к "рекомендациям" Христиана Гюйгенса и Роберта Гука использовать в качестве температурной шкалы отсчетные точки кипения и замерзания воды. Заслуга Цельсия состоит в том, что он в 1742 году разделил принятую шкалу между этими опорными точками на сто одинаковых частей, причем температуру кипения воды принял за нулевую отметку, а температуру замерзания — за 100 градусов. Такая "перевернутая" шкала оказалась неудобной для практического применения, и люди вернулись к варианту шкалы, предложенной за четыре года до Цельсия другим шведом, великим Карлом Линнеем, которая имела низшую нулевую и высшую стоградусную точки отсчета. Перейти-то перешли, но в названии изобретения отчего-то сохранили имя Цельсия.
Заметим, что в этой "температурной" эпопее вновь фигурируют уже известные нам неистощимые на замыслы Гук и Гюйгенс. Сплошь и рядом эти транжиры идей оказывались обделенными историей при дележе приоритетов. Как будто над ними тяготел какой-то рок. Сказать, что их подводила личная неорганизованность, нельзя. Наоборот, умудренные опытом нескончаемых споров и передряг, они старались всячески подстраховаться и даже публиковали свои сжатые научные выводы в виде трудно поддающихся расшифровке анаграмм.
Как вы думаете, что скрывается за набором букв ceiiinosssttuv? Это так Гук изобразил основной закон теории упругости, означающий "ut tensio sic vie", т. е. "каково растяжение, такова и сила". Не правда ли — гениальное в простом? Всего четыре слова — и важное открытие. А текст другой работы, появившейся в 60-х годах XVII века за подписью Гюйгенса, выглядел следующим образом: a7c5d1e5g1h1i7l4m2n9o4p2q1r2s1t5u5. Тоже запутанно, но кое-что можно понять. Например, что цифры, вынесенные в показатель степени букв, указывают на число этих букв, содержащихся в определенной латинской фразе. Ну, а что означал весь таинственный текст, выяснили позже специалисты-дешифровальщики. В приведенной строке заключалось весомое по значимости сообщение: "Saturnus cingitur annuio tennui, piano, nusquam cohaerente et ad edipticum inclinato", которое гласило: "Сатурн окружен тонким, плоским, свободно парящим и наклонным к эклиптике кольцом". Таким образом, сам Гюйгенс засвидетельствовал, что он первым открыл кольцо Сатурна и один из его спутников — Титан, установив попутно и период обращения спутника вокруг Сатурна.
И все же эти остроумные ходы Гука и Гюйгенса по отражению потенциальных притязаний на их открытия ничем их участь не облегчили. Из введенных в обиход научных терминов стали известными лишь закон Гука и принцип Гюйгенса, когда их "экслибрисы" могли бы сопроводить еще целый ряд действующих в природе законов и принципов. Мало кто знает, что Гук изобрел в свое время проекционный фонарь, шаровидный шарнир, сконструировал для измерения влажности и давления окружающего воздуха гигрометр и барометр, сделал водолазный колокол. Благодаря ему мы ежедневно пользуемся наручными часами, поскольку именно он нашел замену часовому маятнику, разработав хронометр с балансовым регулятором. А без Гюйгенса мы бы до сих пор не имели представления об окуляре и диафрагме, которые широко используются сегодня в видеотехнике, позволяя заполнять семейные альбомы любительскими снимками и регистрировать космические явления вселенского масштаба. Так что измерить "температуру" температурных исследований не так-то просто: Гук, Гюйгенс или Цельсий и Торричелли? Впрочем, решить, кто изо всех них более других "болел" этой важной научной проблемой, нельзя, не познакомившись с приключениями стеклянной трубочки со ртутью.
