Ни в одном специальном издании не найдем мы и упоминания о Корнелиусе Дреббеле (1578–1633 гг.), голландском инженере и изобретателе, хотя в XVII веке о его мастерстве ходили удивительные легенды. Дреббель был первым, кто сконструировал микроскоп с двумя двояковыпуклыми линзами, что позволило уменьшить размеры этого лабораторного прибора до обычных. Перед микроскопом соорудил он и специальную машину для шлифовки линз. А легендарной личностью прослыл после того, как построил…"вечный двигатель", представив его ко двору английского короля Иакова I.
Это чудо техники являло собой астрономические часы оригинальной конструкции. Ход часов обусловливался другим важным изобретением Дреббеля — термоскопом, в основу которого был положен принцип движения жидкости, уровни которой менялись.
Был положен принцип движения жидкости, уровни которой менялись в связи с изменениями температуры и давления окружающей среды.
Додумался он и до идеи создания термостата, сразу разработав несколько конструкций. Его аппараты сохраняли постоянную температуру, которая поддерживалась в них, благодаря сложной и весьма хитроумной системы автоматического регулирования.
Задолго до американского изобретателя Роберта Фултона талантливый француз построил первую опытную модель подводной лодки, на которой успешно проплыл по Темзе от центра Лондона до Гринвича. Любопытно, что эта лодка не имела днища, походила на водолазный колокол и управлялась под водой гребцами. Специально для нее Дреббель изобрел ртутный барометр, с помощью которого определялась глубина погружения, и сконструировал необычный компас, указывающий на направление перемещения нового судна. Позаботился он и о самочувствии "команды". Длительность пребывания гребцов под водой обеспечивал кислород, высвобождаемый при нагреве селитры. (О том, что Дреббель первым пришел к открытию кислорода, мы уже знаем.)
Кстати, о химии. Гениальный самородок обогатил своей творческой мыслью и ее, предложив к использованию интересную технологию получения серной кислоты методом обжига селитры с серой. А кто первым придумал делать детонатор для мин из гремучей ртути? Тоже Дреббель!
И вот этого неистощимого на выдумку человека история науки незаслуженно выхоластила из своей памяти, хотя его изобретениям в самых разных областях жизни нет числа. Ею была забыта и потрясающая разносторонность мышления Корнелиуса Дреббеля, и его редкий дар мастерового, как только закончилась эпоха Средневековья.
Что же мешало таким средневековым исследователям, как Юнг, Риттер, Дреббель, в каких-то моментах превзойти самих себя и лихо переступить порог, ведущий к вечной славе? В чем же секрет неудачливости этих и им подобных тружеников науки? Их заведомый неуспех имел несколько причин. Первая от них не зависела: когда в распределение приоритетов вмешивался его величество Случай (здесь еще нам предстоит подробно разобраться). Вторая была связана с недопониманием самими разработчиками недр науки исключительной значимости добытых ими же камушков, которые при определенных усилиях с их стороны могли засверкать всеми гранями. Третья крылась в особенностях характеров ученых. Неблагонадежными союзниками в их стремлении быть первыми очень часто оказывались чрезмерная скромность, внутренняя скованность и намеренная самоизоляция, выражавшаяся в нежелании контактировать с высшим светом научного общества. Они, как правило, переоценивали свои потенциальные возможности или, напротив, слишком сомневались в себе, из-за чего вбить последний гвоздь в возводимый фундамент новой теории им не удавалось. Воля и настойчивость изменяли им при окончательном рывке. Причем, что также характерно для невезунчиков, прозрение приходило слишком поздно, когда поезд уже ушел, а следующий не был предусмотрен расписанием.
В этом смысле интересен такой пример. Как-то один весьма известный физик-теоретик признался светиле теоретической физики Л.Д. Ландау, что ему выпала возможность еще до австрийца Эрвина Шредингера вывести основное уравнение волновой механики, известное нам как "уравнение Шредингера", которое позволяет определять возможные состояния системы и даже изменения этих состояний во времени. Для убедительности он показал Ландау свои давние черновики с квантовомеханическими выкладками, ведущими к этому уравнению, и напоследок добавил, что ничего особенного в нем не усмотрел. Дослушав до конца своего коллегу, Ландау не мог скрыть своего искреннего возмущения. Впав в свойственный ему гнев, он посоветовал ученому больше никогда и никому не рассказывать об этом. Почему? Да потому что, придя к важнейшему для современной науки результату, тот не смог полностью его осмыслить. А это куда позорнее и постыднее, чем не суметь получить сам результат.
Нередко в науке складывались и прямо противоположные ситуации, когда исследователи последовательно и целенаправленно двигались к покорению своей Трои и, покоряя ее, отчетливо представляли масштаб своего завоевания, но пальма первенства все равно доставалась другим. Причем сами они играли в этом немаловажную роль. И здесь наиболее убедительна история, связанная с открытием пенициллина.
Пенициллиновая страсть Александера Флеминга
Среди забытых имен уже совсем близкого к нам времени неоправданно пребывает и целая плеяда деятелей медицинской науки. Одно из них вытащил из тайников истории микробиолог Александер Флеминг. Тот самый, кому всемирная слава буквально свалилась на голову.
Чрезвычайно скромный шотландец Флеминг оказался в эпицентре всеобщего внимания в годы второй мировой войны, благодаря открытию спасительного антибиотика — пенициллина, который был незаменим в лечении гнойных ран и послеоперационных абсцессов. Около 95 процентов раненых выживали только потому, что им делались инъекции этого всемогущего лекарства.
Ему и его производным, быть может, и по сей день нет равных в фармакологии. Десятки более сильных по спектру применения антибиотиков произошли от пенициллиновой основы. Это две большие группы биосинтетических и полусинтетических препаратов от бензилпенициллина до цефалоспоринов последнего поколения, включающих высокоактивный в отношении самых разных инфекций клафоран и достигающий огромной концентрации в организме роцефин длительного периода действия.
Всего их создано 6000 видов. Группа цефалоспоринов успешно используется в борьбе с псевдомоиадами, практически всеми энтеробактериями, устойчивыми стафилококками и избирательными штаммами гемофильных палочек. Они спасают людей почти ото всех болезней в самых критических фазах, сражаются с чумкой и олимпийкой у домашних животных.
Понятно, почему Флеминга чуть ли не носили на руках, щедро удостаивая самых высоких почестей. Как ученый, сделавший открытие века, он был приглашен даже на торжественный прием во Французскую Академию в сентябре 1945 года. Там в своей короткой речи безукоризненно честный Александер Флеминг с присущим его натуре благородством поименно перечислил всех своих предшественников, продуктивно работавших с грибками и бактериями. В их числе им был назван и никому не известный французский исследователь Дюшен, о чьих экспериментах ученый имел неосторожность отозваться слишком уж высоко, умалив при этом собственные заслуги в микробиологии. "Если я наткнулся на антибактериальную активность грибка Penicillium случайно, — заявил он высокой публике, — то Эрнест Дюшен пришел к этому же в результате кропотливых поисков".
С формальной стороны все так и выглядело: Флеминг на самом деле не был единственным, кто заметил взаимную враждебность грибков и бактерий. По крайней мере наряду с его исследованиями существовали не менее важные в этой области работы англичанина Листера, французов Пастера и Жубера, русских ученых Манассеина и Полотебнова. Правда, все они только лишь констатировали факты несовместимости этих мельчайших живых организмов, но как обернуть их на пользу людям, не знали. Никто из них, кроме Дюшена, вплотную не подошел к созданию мощнейшего грибкового оружия для борьбы с бактериями.