Чтобы ликвидировать такие пробелы в подготовке молодых специалистов, мы создали внутреннюю систему их обучения. Им читались курсы лекций по ряду направлений, затем они должны были защищать квалификационные работы. На это все новоиспеченному инженеру отводилось три года, а его продвижение по служебной лестнице — на должность старшего, потом ведущего инженера, зависело от того, насколько успешно он проходил «дообучение». Кроме того, были назначены руководители молодых специалистов, и каждый такой куратор нес серьезную ответственность за качество их подготовки и профессиональный рост, что поощрялось денежными премиями.
Лекции читались по таким дисциплинам, как вычислительная математика и программирование, потому что в конце 60-х годов вузы еще не готовили специалистов в этой области. Далее — по теории наведения и динамики движения самолетов и управляемых ракет на боевых режимах, теории эффективности и т. д. Такая работа сразу же дала хороший эффект, и мы решили поставить приток свежих сил на плановую основу.
В это время начинал набирать силу Московский физико-технический институт, основанный нашими нобелевскими лауреатами П. Л. Капицей и Н. Н. Семеновым, которые очень многое привнесли в стиль его работы из Кембриджа, а точнее — из знаменитой лаборатории Резерфорда. Они предложили такую систему обучения, которая в последующем получила название «система Физтеха»: три года студенты усиленно занимаются по общим курсам математики и физики, а также изучают иностранные языки, а потом на базовых кафедрах, находящихся в научно-исследовательских институтах — овладевают специальностью.
Когда в Долгопрудном были построены новые корпуса института, в общежитиях заложили столько мест для студентов, что даже москвичи могли там жить. Это очень важно, чтобы студент постоянно находился в «учебной среде». Именно по этому принципу строится обучение в Кембриджском и Оксфордском университетах. При каждом из них есть колледж. Колледж — это нечто вроде общежития, в котором имеется и своя система обучения. Студент, зачисленный в университет, фактически поступает в колледж. В нем есть группа преподавателей. Каждый из них набирает себе студентов, которые учатся на разных курсах — с первого по пятый. Получается некая смешанная группа, с каждым студентом которой преподаватель работает персонально: он дает задания, составляет план работы, рекомендует необходимую литературу и т. д. А университет служит для того, чтобы студент мог там слушать лекции и проходить лабораторную практику… Но насколько тот или иной учащийся усвоил курс науки, определяет преподаватель колледжа. Такая индивидуальная подготовка будущих специалистов является «фирменным» подходом к обучению в этих двух знаменитых английских университетах и дает очень высокие результаты. При этом у каждого преподавателя обучается всего несколько студентов, чтобы он мог работать с каждым отдельно.
Физтех во многом построен по этим же принципам, а количество студентов, приходящихся на одного преподавателя, значительно меньше, чем в любом другом вузе страны. Это записано в положении об МФТИ.
Как уже сказано выше, после трех лет обучения на общеобразовательных курсах студенты МФТИ продолжают учебу в базовых институтах. В каждом из них создавались базовые кафедры, преподавателям которых платил зарплату Физтех. Когда Сталин подписывал распоряжение о создании МФТИ, в нем предполагали готовить специалистов в области ядерной физики, атомной промышленности, то есть способных работать над ядерным оружием, а также над созданием средств его доставки в нужную точку планеты. Поэтому первые базовые кафедры появились в институтах Академии наук, а потом и в организациях промышленности — в КБ С. П. Королева, А. А. Расплетина и других, связанных с созданием ракетной техники. Позже стало развиваться авиационное направление и был даже создан факультет аэромеханики и летательной техники (ФАЛТ) с базовыми кафедрами в ЦАГИ, ЛИИ и ЦИАМ.
В распределении на работу своих выпускников МФТИ участия не принимал, это делали ведущие сотрудники базовых кафедр.
Столь необычное предисловие я пишу к тому, чтобы объяснить, почему мы тоже захотели в нашем институте иметь такую базовую кафедру. Во-первых, математическая подготовка студентов МФТИ всегда была выше, чем у их коллег из других вузов. Во-вторых, мы могли теперь уже на 4-м и 5-м курсе давать им тот необходимый уровень знаний, с которыми они могли сразу приступать к работе по своей основной специальности. В-третьих, мы могли бы отказаться от системы «доучивания» молодых специалистов.
И вот, сразу после защиты докторской диссертации в 1967 году я поехал к ректору МФТИ Олегу Михайловичу Белоцерковскому, который был уже, по-моему, академиком АН СССР и специализировался в области математической физики.
Встретил он меня настороженно, если не сказать подозрительно: МФТИ работал уже со знаменитыми институтами, имеющими мировую славу, а тут вдруг представитель какого-то загадочного НИИ-2, о котором «слыхом не слыхивали». Но когда я ему объяснил нашу идею и рассказал, какие специалисты нам нужны, он быстро сориентировался, признал, что наше предложение очень интересно, и предложил вначале организовать в НИИ-2 филиал кафедры от авиационного факультета МФТИ.
На первое занятие пришло человек семь — половина стандартной студенческой группы. В основном москвичи. В 1970 году, когда я стал начальником института и, как предписано положением МФТИ, возглавил кафедру, потому что ее может возглавлять только руководитель организации, мы перешли на факультет прикладной математики и управления. С той поры и по сей день на этой базовой кафедре МФТИ мы готовим специалистов для ГосНИИАС. Должен отметить, что хотя студентов, приходивших к нам из МФТИ, было не так много, они сыграли в последующем огромную роль в создании сложных программ, математических моделей. Они очень быстро схватывали суть принципов, на которых работала цифровая техника, компьютеры и т. д., в чем, конечно, помогала высочайшая математическая подготовка, полученная в МФТИ.
Этот опыт стали учитывать и другие вузы. Первым, кто откликнулся на такую же идею, был МАИ. И сейчас мы имеем еще три базовых кафедры и от этого института. В конце 80-х мы организовали еще одну — от Московского института радиоэлектроники и автоматики. Таким образом, сейчас у нас работает пять базовых кафедр. И созданы они по образу и подобию тех, что закладывались еще в МФТИ П. Л. Капицей и Н. Н. Семеновым.
В 70-80-х годах процесс обучения студентов на этих кафедрах развивался очень бурно, и мы ежегодно выпускали и брали к себе на работу до семидесяти хорошо подготовленных молодых специалистов. Рейтинг нашего института всегда был достаточно высок, поэтому недостатка в студентах мы никогда не испытывали. К сожалению, в начале 90-х годов, обучающихся у нас стало намного меньше, но дело в другом — работать в ГосНИИАС оставались всего по 5–7 выпускников наших кафедр. Основная причина — это маленькая зарплата молодого специалиста. В последние пять лет снова наблюдается рост числа молодых специалистов — до 40–50 ребят мы оставляем сейчас у себя в институте ежегодно. Для этого пришлось создавать особые условия для молодых специалистов: дотировать зарплату, платить научным руководителям за каждого молодого специалиста, создавать молодежные коллективы и т. д.
Однако 20–30 лет назад мы принимали на работу еще несколько десятков выпускников других вузов, кроме Физтеха, МАИ и МИРЭА, и таким образом, в сумме более ста молодых людей вливались в коллектив института каждый год. Это позволяло поддерживать своеобразный молодежный облик коллектива — средний возраст сотрудников не превышал тридцати с небольшим лет. Поэтому молодые специалисты приходили не в старые, сложившиеся годами подразделения, где все руководящие посты заняты давным-давно и надо долго ждать, пока освободится то или иное кресло, а в среду практически своих ровесников, которая непрерывно, динамично развивалась. Такой климат очень продуктивно влиял на эффективность работы института, позволял нам браться за выполнение очень сложных работ, что, конечно же, подогревало честолюбие молодых ученых. Ведь платили нам немного, почти так же, как во всей авиационной промышленности, а премии за изобретение, выполнение тематического плана и т. д. суммарно не превышали 20–30 % оклада. Так что люди работали в основном на энтузиазме, на патриотическом подъеме. У нас, кстати, в те годы была неплохо поставлена комсомольская работа, спортивная… Наши команды брали довольно высокие призовые места по различным видам спорта. Развивалась художественная самодеятельность. В общем, то, что у сотрудников не было больших разрывов в возрасте, позволяло коллективу чувствовать себя единым целым, определяло демократичность отношений, избавляло его от жесткого иерархического построения. Вообще, для любого научно-исследовательского института это очень важно — сбалансированное соотношение молодых специалистов и людей, уже в полной мере овладевших профессией, потому что преемственность поколений является одним из определяющих факторов успешной деятельности НИИ. Любой завод, если технологические процессы не претерпевают существенных изменений, легко перестраивают на новую тематику, выпуск какой-то другой продукции. Конструкторское бюро уже труднее перестроить, поскольку там на протяжении многих лет создается школа конструкторов, и чтобы КБ перешло от одного класса систем к другому, нужно лет 5–7 по меньшей мере. Перевести же на новые рельсы работу НИИ сложнее всего, поскольку вся она определяется наличием научных школ, каждая из которых является очень сложным организмом, живущим по своим законам. Как показывает опыт, разрушение научной школы почти невосполнимо. Для перестройки работы НИИ нужно минимум 10 лет, а ведь в наше время обновление технологий, информации в любой области знаний происходит в среднем за 5 лет или еще быстрее. Так что за 10 лет, пока в НИИ идут перемены, он отстает от мирового научного сообщества настолько, что наверстать этот разрыв практически невозможно.
