Они, как простые обыватели, глядя на самолет, видят фюзеляж, оперение, двигатели, оружие под крыльями или в отсеках, какую-то аппаратуру, но не могут взять в толк, что все это — некий сложнейший технический комплекс, очень точно сбалансированный и завязанный в единое целое, в котором любой дисбаланс может «обнулить» самые широкие его возможности. К примеру, какой-нибудь неправильно выбранный аккумулятор может свести на нет оригинальнейшие решения в аэродинамике, радиолокации, вычислительной технике и т. д.

Сейчас можно слышать: «Сделали самолет, двигатель к нему, он полетит, а дальше все само собой приложится». В 70-80-е годы таких речей уже и в помине не было, потому что все, кто имел отношение к авиации, — начиная с высшего руководства и кончая студентами авиационных вузов — отлично понимали простую истину: современный боевой или гражданский авиационный комплекс — это сложная техническая система. И нужно сделать все возможное, чтобы она удовлетворяла всем критериям, которые свойственны такой системе.

Опираясь на такую философию, мы начали работать над совершенно новой для себя темой «Эхо», заданной ВВС, — крылатыми ракетами стратегического назначения для дальней авиации. До этого мы все больше занимались машинами фронтовой и истребительной авиации, но настал черед и дальней…

Как я уже писал, по стратегической авиации первенство в мире держали США, начиная со Второй мировой войны. К этому их подталкивали боевые операции в Тихоокеанском регионе, в борьбе с Японией, где авиация должна была уметь летать на большие расстояния с солидной боевой нагрузкой. Поэтому знаменитые их бомбардировщики В-17, В-29, которые во многом предопределяли успешные действия США в этой войне, и стали позже прообразами тяжелых бомбардировщиков стратегической авиации, а также подтолкнули Советский Союз к созданию такого рода самолетов.

Надо сказать, что у немцев не было стратегической авиации. И вообще европейские страны ее не строили, потому что в 30-40-е годы для расстояний на театрах боевых действий в войнах той поры вполне было достаточно тактической авиации. В СССР был тяжелый самолет ТБ-3, но он не сыграл заметной роли, поскольку уже устарел, хотя А. Н. Туполев явился одним из пионеров в строительстве тяжелых дальних самолетов. Поэтому в войну мы вступили практически без дальней авиации.

После войны Сталин поставил задачу скопировать один к одному самолет В-29, который случайно из-за аварийной ситуации попал на Дальний Восток и был доставлен в Москву. И его скопировали вплоть до гайки и болта… Только пушки, по-моему, поставили советские, поскольку нужны были наши калибры из-за боеприпасов. Конечно, Ту-4 — это была целая школа, пройдя которую, удалось существенно сократить временной разрыв, который образовался между СССР и США в этой области. Затем мы создали первый реактивный дальний бомбардировщик Ту-16, и вслед за ним — Ту-22, но это были машины, которые могли достичь лишь близлежащих стран в Европе или в Азии. В общем, радиус их действия не превышал трех- пяти тысяч километров, поэтому перед нашими конструкторами была поставлена задача создать межконтинентальный бомбардировщик. Американцы уже имели В-52, ставший основой стратегической авиации США и выполнявший миссию доставки ядерного оружия до появления баллистических ракет. Вначале они освоили наземное базирование этих ракет, позже — и на подводных лодках. Так возникла знаменитая стратегическая триада: межконтинентальные баллистические ракеты наземного базирования, подводные лодки с баллистическими ракетами и стратегическая авиация. Именно такую структуру американцы всегда рассматривали как сбалансированные стратегические силы. Отказ от любой из составляющих этой триады ведет к определенному дисбалансу этих сил, а значит, угрожает безопасности страны.

У нас это не все и не всегда понимали. Часто можно слышать, особенно со стороны разработчиков МБР, что для обеспечения безопасности России, которая, мол, является континентальной державой, вполне хватит ракет шахтного базирования, и нет смысла строить атомные подводные лодки и тем более самолеты. Это очень примитивный подход. Америка ведь тоже большая континентальная держава, но однако строит всю триаду…

Когда рассматриваешь вопросы стратегических балансов сил в ядерном конфликте, выживаемости нации при нанесении превентивных ударов, то ясно видишь — государство способно себя защитить, только сохраняя эту триаду.

В начале 70-х годов СССР как раз не имел у себя одной из составляющих триады — авиационной, и заданная нам научно-исследовательская работа должна была ответить на вопрос: можем ли мы построить стратегический бомбардировщик с крылатыми ракетами, способными достичь территории США и нанести им непоправимый ущерб.

Мы понимали, что такой самолет будет сложным, дорогим, а значит, построить его мы сможем в серии всего из нескольких десятков машин. Поэтому их придется беречь, так что мы, в отличие от американцев, заложили совершенно другую концепцию прорыва системы ПВО противника — с помощью крылатых ракет, а не самолетов. То есть наши машины не должны входить в зону континентальной ПВО США, а удар наносится крылатыми ракетами издалека, вне зоны действия противовоздушной обороны.

Нам говорили, что у американцев ее практически нет, и тогда это соответствовало истине, но мы понимали и то, что, как только СССР создаст стратегический бомбардировщик, США построят ПВО не хуже нашей. Вот почему институт и занялся крылатыми ракетами, которые эти самолеты смогут нести в большом количестве и, нанося ими «москитный удар», пробивать любую систему ПВО. Таким образом, имея небольшую группировку самолетов, но много крылатых ракет, можно было решать те же задачи, что и США, у которых число стратегических бомбардировщиков было весьма значительным.

Вот тут я и вспомнил знаменитый спор С.П. Королева и В. Н. Челомея на тему, что важнее для обороны страны — баллистическая ракета или крылатая, и то, как Владимир Николаевич предвосхитил ситуацию, с которой нашему НИИ и пришлось теперь столкнуться. Мы рассмотрели три типа ракет, которые можно было бы разместить на самолете: крылатые — дозвуковую и сверхзвуковую, и баллистическую, способную стартовать в процессе полета бомбардировщика. Проанализировав их, мы пришли к выводу, что по критерию «стоимость — эффективность» и с точки зрения системного подхода лучше всего сможет решить целевую задачу дозвуковая крылатая ракета. На первый взгляд кажется, что она легко сбивается, и ПВО ее всегда сможет остановить.

Но если внимательно учесть фактор насыщения зон обороны средствами борьбы с воздушными целями, оценить пропускную способность этих «заборов», то приходишь к неожиданному выводу: их можно прошибить количеством, а не за счет скорости ракеты, с которой ПВО все равно умеет бороться. К тому же сверхзвуковая ракета дороже, тяжелее, чем дозвуковая, и в результате самолет имеет меньший боекомплект. С тихоходной, дозвуковой он больше, и создав достаточно высокую плотность налета, ими можно пробивать любую защиту. Вот такой, парадоксальный на первый взгляд, результат дала нам НИР «Эхо», в которой мы широко использовали поисковые исследования. Кстати, я сам лично, вспоминая спор Королева и Челомея, был настроен весьма критически в отношении дозвуковой крылатой ракеты. Мне казалось, что ее использование — это шаг назад. Пока меня не убедили в обратном, сославшись на так называемый фактор «встречного подрыва».

Конечно, эта ракета рассматривалась, как ядерная. Возник вопрос: как она поведет себя при атаке средствами ПВО, сможет ли взорваться до того, как ее собьют? Я специально съездил к академику Ю. Б. Харитону, одному из наших самых больших авторитетов в области применения ядерного оружия, чтобы получить полную ясность в данном вопросе. Он объяснил, что да, действительно, можно сделать опережающий подрыв боевой части ракеты, прежде, чем она будет поражена осколками ракеты-перехватчика. Оказывается, уже есть технические решения, как заставить сработать боевую часть нашей ракеты раньше, чем противник успеет разрушить цепи управления ее ядерным зарядом.