Но раздумывать было некогда. Тхэ Ха ползком добрался до линии узкоколейки. Отсюда он дал очередь по окнам шахтоуправления. Послышался звон разбитых стекол. Противник продолжал бешено отстреливаться. От неожиданности Гхэ Ха растерялся. Где же засел враг? И почему мешкают разведчики? Он обогнул здание и громко крикнул:

— Взвод, в а-та-ку! Вперед, в атаку!

Тхэ Ха побежал обратно, но споткнулся и распластался на снегу. Падая, он задел колючую проволоку. Тхэ Ха попробовал перелезть через нее, но в это время из окон здания обрушился шквал огня. Теперь Тхэ Ха стал мишенью. Пули свистели над самой его головой. Он почувствовал, как щеки его нервно вздрагивают. Тхэ Ха скатился вниз, к полотну узкоколейки, и там укрылся за разбитым электровозом. Пули барабанили по железу, как дождь по оконным стеклам. Тхэ Ха выждал момент и осмотрелся вокруг, определяя по вспышкам огня расположение противника. Казалось, перестрелка затянется надолго. Тхэ Ха перезарядил автомат. А стрельба тем временем продолжалась…

Второй взвод по сигнальному выстрелу бросился на штурм американской казармы. В нее было превращено здание бывшей столовой потребительского кооператива. Вражеские солдаты уже спали, они лежали на нарах, прямо в одежде, не снимая оружия. На дощатом столе валялись жестянки из-под консервов, пустые бутылки. Слабо горел свет.

Еще до сигнального выстрела крепильщик Цой Док Чун незаметно приблизился к зданию. У него не было при себе оружия, потому что до этого он числился в саперном взводе, а саперам винтовок не досталось — их оружием были лопаты и топоры. Сегодня вечером Док Чуну поручили первое боевое задание, но он по привычке взял с собой топорик, отказавшись от оружия. «Сам его добуду», — ответил он на недоуменный вопрос командира.

Док Чун по-кошачьи бесшумно полз вперед. Миновал ручей, затем немного переждал в водосточной канаве, оценивая обстановку, и снова двинулся к американской казарме. Приблизившись, он заметил, что часовой куда-то исчез. Во дворе казармы не было слышно ни единого шороха.

Время неумолимо бежало, С минуты на минуту надо было ждать команды, возвещавшей начало атаки. Док Чун осторожно приподнялся из канавы, прислонился к стене и стал неподвижно, как столб. Вдруг на тропинке послышались чьи-то шаги, сверкнул тоненький луч электрического фонарика. Док Чун замер. Фонарик шарил по снегу, нащупывая дорогу. Человек подошел к казарме, бормоча про себя какие-то ругательства. Док Чун снова метнулся к стене, внимательно оглядывая двор. Пучок света вырвал из темноты силуэт часового, стоявшего неподвижно у самого входа в казарму. Его заспанные глаза испуганно моргали. Казалось, часовой как следует выспался на своем посту.

Подошедший офицер отпустил крепкое словечко в его адрес и скрылся в дверях. Солдат медленно зашагал по двору, держа наперевес винтовку, дошел до берега ручья и затем повернул обратно. Вдруг, как бы забавляясь, пальнул в воздух. И снова начал монотонно вышагивать из угла в угол. Док Чун заметил, как нехотя он передвигает ноги, — пройдет несколько шагов и возвращается назад, к крыльцу. Боец поджидал, когда часовой подойдет поближе. Когда солдат был в двух шагах от него, Док Чун выскочил из засады и ударил его сзади топором. Часовой упал как подкошенный. Док Чун взял его за ноги и оттащил в канаву. До начала атаки оставалось каких-нибудь пять минут. Док Чуну казалось, что он поседел от ожидания и пережитых тревог.

Второй взвод мог теперь почти беспрепятственно атаковать казарму. Услышав сигнал, возвещавший начало атаки, Док Чун больше не думал о вражеском часовом, оставленном в канаве. Увидев партизана в дверях казармы, несколько заспанных американцев повскакали с постелей, остальное продолжали спать. В первое мгновение враги не поняли, что случилось. Один из них даже выругался — почему шумят, мешают, спать — и повернулся на другой бок. Док Чун нажал на курок автомата. Послышались крики. Свет погас, и комната погрузилась в темноту. Док Чун продолжал давать автоматные очереди. Кто-то, громко крича, пронесся мимо него во двор. Он швырнул ему вдогонку гранату и сам выскочил на улицу.

К зданию уже бежали несколько партизан. Над самым ухом просвистела пуля. Стреляли из окон казармы. Док Чун дал длинную очередь по окнам. Зазвенели стекла. Повалил густой дым, показались языки пламени. Это с другой стороны бросил бутылку с бензином партизан-железнодорожник. Ветер помогал огню, и вскоре пламя уже лизало стены, подбираясь к крыше. От зарева стало светло, как днем. Противник метался в панике; солдаты один за другим выскакивали из окна и падали на снег. Некоторые из них были в нижнем белье, они даже не успели захватить с собой оружие. Встреченные градом пуль, враги оставались лежать на снегу.

Стрельба и крики слились в один невообразимый гул.

— Хватай вон того!—услышал Док Чун за спиной голос Хак Пина. Партизан оглянулся и увидел длинную тень, крадущуюся вдоль стены. Внезапно долговязая фигура юркнула за угол и бросилась через огороды к дому «старого борова». Док Чун поспешил вслед за убегавшим. Вскоре он его настиг — американец беспомощно барахтался, запутавшись в кустарнике.

— Сдаюсь! Сдаюсь!… — Высокий американец поднялся со снега и с поднятыми вверх руками подошел к партизану. Док Чун приказал ему идти обратно. Американец, не опуская рук, затрусил по дороге. Док Чун шел сзади, держа автомат наготове.

Около горевшей казармы стрельба утихла, зато вокруг шахтоуправления трещали выстрелы. Подойдя к казарме, Док Чун встретил Сын Хуна, бывшего начальника шестого участка шахты. Рядом с ним шли пять обезоруженных американских солдат. Один из них шел в подштанниках и хныкал. Видимо, он был ранен.

— Сторожишь? — зло бросил Док Чун. — Неужели другого дела нет?

— Это тоже дело. Мне командир приказал. Говорит, не убивай этих, они еще пригодятся, — ответил старик Сын Хун.

— А где он сам?

— Там… С первым взводом. Пошел на подмогу…

Док Чун смахнул рукавом пот со лба и бросился к шахтоуправлению. Минут через пять партизаны ворвались в здание. Живых там было только двое — полицейский и раненая женщина, которую накануне видел Тхэ Ха в американской казарме. Молодая женщина лежала на полу, из раны на плече струилась кровь. Очевидно, ее задела партизанская пуля.

Кым Сун вел себя иначе, чем все другие партизаны. Услышав сигнал к атаке, он двинулся в противоположную сторону, в глубь сопок. Во всеобщей суматохе никто этого и не заметил. Кым Сун украдкой обогнул скалу, где находился штаб партизан, и пошел по дороге, ведущей на север. Он с трудом продирался через густой кустарник и наконец остановился перевести дух на вершине одной из скал. Отсюда был хорошо виден шахтерский поселок.

— И в самом деле горит… Пожар… Огненных бабочек выпустили… Ничего, эти простаки вроде Цоя потом пожалеют… А все-таки здорово я выкарабкался, — Кым Сун усмехнулся, довольный тем, что ему удалось избежать боя, и принялся отряхивать снег с пальто. Тем временем со стороны поселка донеслись стрельба и крики. Кым Сун посмотрел вниз на долину, и глаза его стали круглыми от страха. — А там началась настоящая свалка!… — тихо сказал он. Кым Сун положил винтовку рядом с собой, подул на застывшие руки и полез в карман жилетки. Это было письмо, которое он читал днем. «Ишь баба что написала…» Он хотел было порвать письмо, но раздумал — в горах пригодится на закурку каждый клочок бумаги. Письмо напомнило ему о собственной семье. «Может, их уже и в живых нет. Кван Хо говорил, что американцы все равно что звери лютые, никого не щадят… Но бог даст — обойдется…»

На душе стало тоскливо. Мучило одиночество. В это время, как бы успокаивая Кым Суна, из-за туч выглянула луна. Небо очистилось, звезды казались ярче обычного. Старику показалось, что само небо подбадривает партизан в их тяжелом бою на земле.

«Какая тишина, благодать в горах. И зачем люди дерутся между собой, жили бы себе мирно да тихо». Кым Сун совсем было размечтался, но усилившаяся стрельба в шахтерском поселке вернула его к действительности. Он не мог понять, где стреляют и что вообще происходит в долине. Вдруг он заметил слабую вспышку огня в ближних кустах, заметил силуэты людей. Кым Сун упал на снег и замер в тревожном ожидании. Хруст ломаемых веток приближался. Из кустов показался человек в одной нижней рубашке, без фуражки.