— Может быть, есть более подходящая кандидатура?

— Пожалуй, нет.

— Тогда будем считать, что вопрос решен. Я думаю, что Чон Ок справится с заданием. В штабе распорядятся о ее переводе в разведвзвод. Приходите вечером вместе. А сейчас ты свободен.

Командир крепко пожал руку Тхэ Ха. Когда разведчик ушел, Хи Сон глубоко вздохнул и тихо сказал:

— Хорошие ребята! Душа — шире, чем море.

Стемнело. С серого неба повалил снег. Окна штаба слабо засветились. Растопили печь. Дым сизыми струйками вился около керосиновой лампы.

Хи Сон внимательно смотрел на сидевших по другую сторону стола Тхэ Ха и Чон Ок.

— …Враг мечется, как загнанный в ловушку зверь. Он хорошо понимает, что если нам удастся перерезать железнодорожную линию, то от этого удара ему уже не оправиться. Если мы перережем эту главную артерию, то фронт американцев будет разорван и создадутся помехи в снабжении. Они, конечно, захотят соединить эту артерию. Бросят сюда все силы… Положение сразу осложнится. Вы понимаете, что произойдет, если им удастся прорваться на нашем участке? Как видите, речь идет о жизни и смерти отряда…

Командир, как бы ища подтверждения своим словам, посмотрел на начальника отдела культработы, затем продолжал:

— Вражеские атаки становятся все более настойчивыми. Сегодня мне доложили, что враг бросил на наш участок силы, в пять раз превышающие прежние. Несомненно, сюда стянуты войска с Ковонской шахты. Сейчас мы должны решить вопрос — стоит ли нам принимать бой с превосходящими силами? Надо найти прорехи во вражеской обороне. Это дело разведчиков. Это очень трудное задание поручается тебе, Чон Ок.

Чон Ок слушала, стараясь запомнить каждое слово командира, а сама чувствовала, что все нервы натянулись уже до предела.

— Ну, что ты на это скажешь? — спросил Хи Сон девушку.

— Не знаю, справлюсь ли я… — голос Чон Ок дрожал от волнения.

— Конечно, справишься. Ты член партии, ты должна справиться.

— Постараюсь, товарищ командир, — тихо, но уверенно ответила Чон Ок.

Хи Сон двумя своими широкими ладонями взял ее руку и крепко сжал.

— Самое главное — находчивость и выдержка, Чон Ок. Но не слишком рискуй, слышишь? Хорошенько обдумывай каждый шаг. В городе есть наш товарищ, найдешь его. Думаю, что он там… Прежде всего необходимо наладить с нами регулярную связь.

Командир стал объяснять Чон Ок, как найти подпольщика, как держать связь с партизанами; он сказал, что надо отправиться сегодня же ночью, и пообещал дать проводника.

Когда Чон Ок и Тхэ Ха вышли из штаба, на улице бушевала пурга. Снег замел дорогу, приходилось с трудом вытаскивать ноги из сугробов. До дома, где расположился взвод разведчиков, было не более трехсот метров. Шли молча. За ворот набился снег, но Чон Ок и Тхэ Ха не замечали этого.

Каждый из них вспоминал в эти минуты, как они гуляли раньше по окрестностям поселка. Уйдут в сопки и бродят там, но тогда впереди светилось счастье, — они мечтали о том дне, когда у них будет общий дом. Особенно любила мечтать Чон Ок. Собирала ли она цветы в горах, или сидела у своего дама под тенистой ивой — всегда на ее тонких губах блуждала задумчивая улыбка, а взгляд был устремлен куда-то далеко-далеко.

Что бы ни делала Чон Ок — она спрашивала себя: одобрит это Тхэ Ха или нет. И если отвечала «нет» — невольно краснела. Но никогда не говорила об этом возлюбленному. Теперь судьба бросает их в разные стороны. Разве думала она, что однажды придется расстаться, что ей придется идти далеко, в логово ненавистных врагов!

— Ты видел мать?—неожиданно спросила Чон Ок и заглянула в лицо Тхэ Ха.

— Когда? — он был явно озадачен.

— Во время последней разведки.

— Нет, не видел.

— Кашель у нее не стал сильней?

— Нужно ли об этом сейчас говорить…—тихо проговорил Тхэ Ха. — Ведь через несколько часов нам придется расстаться и, может быть, навсегда.

— Я так о ней беспокоюсь…

— Ты бы о себе сейчас побеспокоилась. Ведь ты идешь на такое трудное дело…. Командир тоже хорош!… Справится, мол… — Тхэ Ха жалел, что не возразил Хи Сону, когда тот возложил на девушку это опасное поручение.

— Конечно, справлюсь! — Чон Ок остановилась.

Ее черные глаза смотрели в лицо Тхэ Ха.

— Если бы не этот дурацкий случай с лисынмановцем — тебе бы, наверное, не пришлось идти, в этом не было бы необходимости, — сказал Тхэ Ха, он тоже остановился, но стоял, не подымая глаз на девушку. На душе у него было тревожно.

— Лисынмановец здесь ни при чем. Разведка в тыл врага необходима… Может быть, ты считаешь меня недостойной?

— Совсем нет. Но ты женщина, и тебе не по плечу…

Чон Ок бросила шапку в снег и заплакала от обиды. Она подошла к Тхэ Ха, голос ее срывался:

— Спасибо тебе, нечего сказать!… Я-то обрадовалась! Я думала, что ты от души согласился с командиром, когда он сказал, что хочет послать меня в разведку. А оказывается, ты считаешь, что мне это не по плечу. Ну, конечно, куда я гожусь! Слабая, забитая, выросла на чужом дворе вместе с хозяйским щенком. Пинали как собаку… А вот мне доверили задание, какое тебе и не снилось! Доверили мне, а не тебе, ясно?

— Что ты говоришь! Чон Ок, дорогая, я люблю тебя. Твоя боль — моя боль. Мы с тобой одна душа и одно тело, вот я и думаю, как тебе помочь….

— Ты только одним можешь мне помочь.

— Как?

— Быстрее освобождай Ковон.

— Я пойду вместе со всеми, когда наши пойдут.

— Да, но ты должен войти в Ковон первым. Я буду ждать тебя там, — Чон Ок порывисто схватила руку Тхэ Ха и прижала ее к своей груди.

Так, тесно прижавшись друг к другу, и пошли они, разгребая ногами снег.

Соломенная крыша дома, где разместился взвод разведчиков, наполовину скрылась в сугробах. Едва удалось открыть дверь. В комнате спали два партизана, которым ночью предстояло идти в горы. На плите дымился котелок, пахло жареной свининой.

У Чон Ок еще оставалось время, и она решила прилечь. Девушка так и не смогла сомкнуть глаз. Но нервы ее были напряжены до предела, казалось, что тело резали острым ножом. В усталой голове вспыхивали искры множества мыслей, они гасли так же внезапно, как появлялись. Девушка встала, подошла к Тхэ Ха. Он сидел неподалеку от ее койки, на коленях у него была книга. Читал он или думал о чем-то своем — трудно было разобрать.

Чон Ок снова прилегла, она долго пыталась уснуть, но так и не уснула. Наконец она поднялась и стала укладывать вещи в рюкзак.

…Миновала полночь. Тем временем ветер усилился, он заунывно выл и бросал в оконные стекла пригоршни снега. С первыми петухами в комнату вошел весь заиндевевший связной. Он стоял на пороге, отряхивая снег с сапог.

— Пойдемте, пока не рассвело, — он снял ушанку из собачьего меха, сметнул с нее снег и широко улыбнулся.

— Тхэ Ха, не провожай меня, тебе надо поберечь силы… Когда будешь в поселке, помоги маме, — сказала Чон Ок, направляясь к двери.

— Хорошо. Не беспокойся, — Тхэ Ха поднялся с пола.

На дворе громко запел хозяйский петух. Ему дружно ответили петухи с других дворов, но их кукареканье тут же потонуло в завывании пурги.

Трое вышли на улицу. Ветер сбивал с ног. Чон Ок зашаталась и упала в снег. Тхэ Ха помог ей встать. Но вот кончилась тропинка, петлявшая по склону горы, и вдали показалось железнодорожное полотно. Чон Ок остановилась.

— Возвращайся, — она взяла его руки в свои.

Так они стояли с минуту. Тхэ Ха мягко отстранил руки Чон Ок, заглянув ей в глаза. Они сверкали в темноте, как два маленьких золотых луча, в них была тревога и мольба…

— Ты обо мне не беспокойся, — Тхэ Ха прижался щекой к ее щеке, и ему показалось, что по его лицу бегут ее слезы. Он крепко сжал ее маленькую руку — она дрожала.

— Я так боюсь за тебя, ты такой отчаянный, обещай мне не рисковать собой. Помни обо мне, — улыбнулась Чон Ок грустно. Ее улыбка сказала все лучше слов. Девушка прильнула к Тхэ Ха и провела рукой по его волосам. — Будешь в поселке, сделай что-нибудь для мамы. Обещаешь?