Примечательно, что книга называлась «Происхождение материков и океанов»^{232}. Как и Дарвин, он использовал в названии слово происхождение и, по сути, работал с понятиями эволюции.

В обоих случаях основная мысль прослеживается во многих отрывках. «Эта книга, — писал Вегенер во введении, — адресована в равной мере геодезистам, геофизикам, геологам, палеонтологам, зоогеографам, фитогеографам[22] и палеоклиматологам. Ее цель — не только объяснить исследователям в этих областях суть и значение теории континентального дрейфа в сфере их деятельности но и в первую очередь рассказать им, как данная теории связана с другими областями знания»^{233}.

Другими словами, подобно Дарвину, он собрал воедино данные из самых разных отраслей. Именно поэтому Вегенеру и его малочисленным сторонникам пришлось столкнуться с различными оппонентами, каждый из которых воспринимал его как выскочку, вмешивающегося в чужие дела. Например, в то время большинство геологов по-прежнему придерживались идеи об остывающей сжимающейся Земле, поэтому они считали, что охлаждение и сжатие — это единственно возможное объяснение разнообразных явлений, в том числе и образования гор. Эти ученые полагали, что Земля, как гниющий сморщенный помидор, создает на своей поверхности возвышенности и равнины. Вегенер указывал на открытие радия и утверждал, что теория остывающей Земли уже устарела, поэтому он и предложил вместо нее собственную идею, по которой континенты, в далеком прошлом начавшие медленное движение, намного лучше объясняют причины появления горных цепей.

И тем не менее он, как и Дарвин, признавал наличие в своей теории слабых мест, поэтому тоже выпустил несколько изданий своей книги, каждое из которых было основательно пересмотрено в свете новой информации и полученной критики. В четвертом, исправленном издании книги Вегенер (1929) писал: «Несмотря на все мои усилия, в данной книге обнаружится множество пробелов, причем весьма серьезных»^{234}.

Подобно Дарвину, он не первым пришел к мысли о континентальном дрейфе. В широком смысле такая идея несколько раз уже высказывалась в скрытой форме. Вегенер писал: «Я обнаружил множество точек соприкосновения между своими взглядами и утверждениями более ранних авторов». Один из тех, кого он упоминает, — X, Уэттстайн, который в 1880 году «написал книгу, где (помимо многих глупостей) можно найти и мысль о крупном горизонтальном перемещении континентов… Однако Уэттстайн… считал океаны утонувшими материками и высказывал фантастические точки зрения, которые мы здесь опустим»^{235}.

Идеальное совпадение континентов по форме было очевидным, и заметили его еще в XVI веке, когда появились первые достаточно точные карты Нового Света. Фрэнсис Бэкон первым отметил такое совпадение контуров в своем великом труде «Новый Органон» в 1620 году. Правда, он говорил только о схожести очертаний Южной Америки и Африки. В 1994 году профессор из Бард-колледжа Джеймс Ромм проследил идею о континентальном дрейфе вплоть до голландского картографа по имени Абрахам Ортелиус. По словам Ромма, Ортелиус высказал такую идею в 1596 году^{236}.

Но именно Вегенер придал этой идее осмысленность и развил на ее основе теорию, которую нельзя было не заметить. Как и в случае с Дарвином, «Происхождение» Вегенера оказалось в центре внимания. В результате появилась теория не только сенсационная, но и настолько всеобъемлющая, что мало кто из его оппонентов отваживался нападать на нее в целом, Поэтому они делили ее на составные части в зависимости, конечно же, от собственных интересов и представляемых дисциплин.

На теорию в деталях действительно можно было наброситься, поскольку в то время о Земле было известно куда меньше, чем сегодня. Глубина океана, покрывающего целых 70% земной поверхности, оставалась тайной за семью печатями. Сонар, глубоководное бурение и многие другие современные технологии были вопросом будущего, поэтому территория намного ниже материковой суши была такой же неведомой, как и дно океана. В результате Вегенеру пришлось строить догадки о множестве деталей. Но он чувствовал, что главное — это общее следствие его идеи.

Сегодня нас поражает смелость гипотезы, которая не только объясняла происхождение гор и океанов, но и давала ответ на множество загадок, возникших перед всем и специалистами, упомянутыми Вегенером во введении к своей книге. Среди этих загадок была необъяснимая схожесть по обеим сторонам огромных океанов — схожесть в скальных образованиях, а также среди живущих и вымерших организмов. Еще один секрет — распределение климатических поясов в прошлом, отличавшееся от современного, о чем свидетельствуют, например, остатки ледника в Африке или тропические виды далеко на севере и на юге.

Однако во времена Вегенера зоогеограф, изучающий сходство живых организмов в Африке и Южной Америке, никогда не заметил бы странное совпадение в скальных образованиях, которое заинтересовало бы геолога. Вегенер, чужак, смог взглянуть на проблему со стороны и увидеть лес, пока специалисты замечали там только деревья. И все же, как и в случае с теорией эволюции, эта идея сначала привлекла всеобщее внимание, а затем надолго исчезла из виду, и только в середине столетия к ней снова проснулся интерес, когда новые факты начали подтверждать основательность и красоту гипотезы Вегенера.

Еще одно поразительное сходство между двумя случаями — это тот факт, что Вегенер, как и Дарвин, не смог предложить удовлетворительный механизм действия своей теории. Как вы помните, у Дарвина не хватало генетических аспектов естественного отбора, которые были обнаружены лишь недавно.

Хотя Вегенер знал, что прав и что все указывает в нужном направлении, он тоже не смог описать подходящий механизм — в его случае для величественного сдвига континентов. Какой двигатель мог бы привести в движение целые материки?

Лучшее, что он смог предложить, — это два варианта. Первый получил название Polflucht, центробежной силы, которая возникает вследствие вращения Земли и вызывает перемещение материков по направлению к экватору. Второй вариант, который касается вторичного перемещения, Вегенер относил на счет некоего приливного торможения из-за воздействия силы притяжения Солнца и Луны.

Он подозревал, что этих сил недостаточно, чтобы сдвинуть с места материки и сформировать горы, но считал, что они могут все же оказать подобное воздействие, если будут влиять в течение длительного времени. Лучшего предположения у Вегенера не было. Скромный и рассудительный, он признавал: «Ньютон для теории дрейфа еще не появился»^{237}.

Этот слабый момент оказался сильным оружием в руках критиков. Гарольд Джефрис, влиятельная книга которого The Earth, Its Origin, History and Physical Constitution («Земля, ее происхождение, история и физическое строение», 1924) заложила прочную математическую основу геофизики, провел определенные вычисления и доказал, что центробежные силы и приливное торможение составляют лишь одну миллионную часть той силы, которая требуется для перемещения континентов и формирования гор. Кроме того, он сформулировал сложную количественную теорию охлаждения и дифференциального сжатия, согласно которой, как утверждал Джефрис, как раз и возникали необходимые силы. Логика в духе лорда Кельвина была неопровержима и успешно затмила теорию дрейфа на несколько десятилетий.