В том же разделе «Происхождения видов» Дарвин рассматривает другую общепризнанную проблему, а именно «отсутствие богатых ископаемыми пластов ниже кембрийской формации». Ученый высказывает удивительную мысль, что «хотя наши континенты и океаны сохранились в течение огромных периодов времени почти в современном их относительном положении, тем не менее мы не имеем оснований предполагать, чтобы так было всегда; следовательно, формации, гораздо более древние, чем известные нам, могут оставаться погребенными под великими океанами».

Суммируя свое видение различных возражений, Дарвин добавляет: «В течение долгих лет я глубоко чувствовал важность этих трудностей и потому не сомневаюсь в их серьезности. Но должен особенно обратить внимание, что наиболее существенные возражения касаются вопросов, в которых мы, по общему признанию, несведущи; мы даже не знаем, как велика наша неосведомленность».

Главным пробелом в знаниях, также признаваемым Дарвином, была природа механизма происхождения вариаций и изменений. Первым на этот вопрос начал отвечать Иоганн Грегор Мендель, австрийский монах и экспериментальный ботаник, чьи опыты с горохом, проведенные в Брно (Чехия), заложили фундамент генетики. Даниель К. Деннетт, еще один современный последователь Дарвина, утверждает, что экземпляр известной статьи Менделя пролежал непрочитанным в кабинете Дарвина до конца 60-х годов XIX века^{141}. Историки науки в основном согласны с тем, что Дарвин не знал о результатах исследований Менделя и что они никак не отразились на его работе. Хотя статья Менделя и была опубликована в 1865 году, за шесть лет до дарвиновского «Происхождения человека», она появилась в малоизвестном чешском журнале. Было бы интересно узнать, какой была бы работа Дарвина, если бы он прочитал статью Менделя.

Так или иначе, но Дарвин рассматривал генетические изменения как неизвестный фактор. Знакомый с искусственным отбором при разведении животных, он знал о существовании различных вариаций и опирался на этот факт в своих исследованиях. Проблема, которую per шила работа Менделя, заключалась в следующем. Дарвин; предполагал, что отбор действует медленно. Очень распространенным также было убеждение, что в результату продолжительного скрещивания особей одного вида вей разновидности, какими бы они ни были, смешиваются в нечто среднее. Однако если различия исчезают, как же действует естественный отбор? Законы наследственности Менделя показали, что изменяющиеся признаки не смешиваются, а остаются разделенными. Таким образом, естественный отбор может функционировать медленно и спокойно продолжать свою работу.

В 1900 году голландским специалистом по физиологии растений Гуго де Фризом была обнаружена неизвестная статья Менделя. Де Фриз тогда собирался обнародовать свою собственную теорию наследуемых мутаций, основывающуюся на резких изменениях в зародышевой плазме. Этот ученый обладал потрясающей интуицией, подсказавшей ему, что необходимо обратить внимание на рентгеновские лучи, открытые незадолго до того. Он предположил, что если эти лучи могут проникать в живую ткань, они вполне смогут изменить наследственные частицы в зародышевых клетках.

Однако в течение последующих 20 лет это предположение не нашло подтверждения. В 1919 году американский генетик Герман Йозеф Мюллер показал, что на генетический материал действительно может влиять окружающая среда, и доказал, что изменения могут переходить к потомкам тех или иных организмов. Благодаря этим открытиям многое из того, что раньше было непонятным, встало на свои места, и теория Дарвина стала еще более целостной. После этого эволюционисты наконец-то полностью уверились в собственной правоте.

Но действительно ли дарвинизм праздновал победу? Едва ли. На самом деле, как писал Майер, «примерно с 1890 по 1910 год теории Дарвина угрожало такое огромное количество противоположных концепций, что она рисковала просто потонуть в них»^{142}. Даже после обнаружения статьи Менделя прошло еще много времени, прежде чем результаты генетических опытов получили научное признание и распространение. На самом деле, как это часто случается со всеми новыми и важными открытиями, обнаружилось даже их некоторое негативное влияние на основную теорию, а генетики стали противопоставлять себя верным последователям учения Дарвина^{143}.

В 1920-е годы был заложен прочный фундамент нового понимания и оценки эволюции, и эта новая теоретическая доктрина наконец-то заняла полагающееся ей место научного факта (по крайней мере, в научном мире). Как и в случае с законами Ньютона, требовались еще некоторые уточнения и исправления, но эволюционная теория уже получила широкую поддержку.

Ее стали изучать в некоторых государственных школах, включая множество средних школ, появившихся тогда по всей Америке. Рональд Л. Намберс в своей превосходной истории креационизма говорил, что некоторые из этих учебных курсов были чересчур откровенны в своем желании стравить эволюцию и религию. Эта дерзость, считает Намберс, вместо того чтобы обучать теории эволюции, способствовала появлению своего рода реакционеров.

Как пишет Намберс, «даже на консервативном богословском Юге множество церковных школ десятилетиями изучали теорию эволюции». Но накануне Первой мировой войны, по тем или иным причинам, непримиримые антиэволюционисты все больше и больше «считали эволюцию живой природы причиной всех социальных болезней, измучивших современную цивилизацию»^{144}. Последствия такой позиции были весьма серьезны.

Darwin on the Ropes («Дарвин на канатах») — эту одну из самых значительных (анти)моральных «пьес» западного мира можно было дважды видеть на главных сценах. Первую постановку, описанную ранее в этой главе, показывали в Оксфордском университете. Ее увидели немногим; менее тысячи человек, но ее печатный вариант за последующие десятилетия разошелся по всему миру. Следующая постановка происходила уже по-другому.

В то время как появлялись все новые доказательства эволюционной теории и росла ее поддержка, за ними по пятам следовали антиэволюционные силы, особенно в США. Хотя официальная церковь и не возглавила крестовый поход против эволюционистов, эту миссию взяли на себя независимые религиозные секты, появлявшиеся в то время по всей стране, как грибы после дождя. Все они весьма отличались друг от друга, а их учения варьировались от здравомыслящих до совершенно нелепых. Однако всех их объединял один общий фактор — вера в истину библейского учения. Таких стойких верующих в малейшие подробности Священного Писания по-прежнему называют; «фундаменталистами»[16]. Больше всего учение Дарвина противоречило библейской Книге Бытия, особенно той части, где описывается сотворение мира. Защитники этой книги, убежденные в том, что в.ней описывается зарождение всей жизни на Земле (так же как и всей обозримой Вселенной), получили название «креационисты» (от англ. creation — сотворение. — Примеч. пер.). В некоторых регионах страны они обладали значительной властью. В начале 1920-х годов они даже добились запрета изучения теории эволюции в трех американских штатах: Теннесси, Миссисипи и Арканзасе^{145}.

Ошеломленные таким поворотом событий, эволюционисты пожелали вынести этот вопрос на обсуждение в суде. Так в небольшом тихом городке в штате Теннесси, через 65 лет после первой постановки, начался следующий большой спектакль Darwin on the Ropes. В постановке 1925 года фабула была следующая: Джон Томас Скоупс, молодой учитель средней школы и тренер футбольной команды, пытался преподавать теорию эволюции в нарушение закона штата. Поставленный силами маленькой группы заинтересованных сторон, включая Американский союз борьбы за гражданские свободы, этот спектакль был подготовлен значительно лучше предыдущего.