Не меньшую потребность в мире испытывала и Швейцария: небольшая страна, она была кругом обложена воюющими державами и практически зависима от них. И в ней в возрастающих размерах дает себя знать бедственное положение в экономике; и в ней ощущают страдания и нищету народы, охваченные войной119. Исходя из этого, для внешнеполитического руководства страны было само собой разумеющимся принять любую вырисовывающуюся возможность мира. «Федеральный советник Гофман, — пишет Роберт Гримм, — связывал с русской революцией надежды на скорое окончание войны, на более быстрое достижение мира и, тем самым, на облегчение положения Швейцарии. Он говорил мне это с глазу на глаз совершенно откровенно. Его интересы были связаны исключительно со Швейцарией, но отнюдь не с какой-либо из воюющих стран»120. В подобных обстоятельствах находится и нейтральная Швеция; ее независимости и экономическому благополучию также угрожает затяжка войны121.
Разумеется, в этой связи немецко-большевистские отношения постоянно находятся на первом плане. И тут достаточно актуальным становится вопрос: кто кого в этих «взаимных отношениях» использует в качестве «средства» для достижения своих целей?
Немецкая сторона предприняла транспортировку Ленина в рамках широкой мирной акции, в которой играли некоторую роль также Роберт Гримм и Вилли Мюнценберг122. Для немецкой политики речь при этом идет лишь о видимости уступок в отношении революционеров. Подлинная заинтересованность Германии в этой транспортировке, разумеется, маскировалась формулой обмена русских эмигрантов, находившихся в Швейцарии, на интернированных в России немцев и австрийцев. Поездка Ленина — это «ответный, ход» немцев на вступление в войну Соединенных Штатов, военную политику Антанты и на отсутствие готовности к миру Временного правительства России. Исключительно метко с военной точки зрения представления немцев о «задаче» ленинского транспорта обрисовал Людендорф: Верховному главнокомандованию армии «требовалось для продолжения операций окончательное ослабление России и мир на Востоке. Революция до сих пор не принесла ни того, ни другого. Чем основательнее была бы ослаблена Россия, чем скорее Верховное главнокомандование армии достигло бы мира на Востоке при сохранении собственных сил, тем это было бы благоприятнее для хода войны»124. Еще выразительнее эту мысль высказал генерал-майор Макс Гофман: «В войне с Россией мы, немцы, имеем несомненное право усилить в их стране и в войсках волнения, поскольку русская революция не принесла мира, как это вначале декларировалось. Так же, как я гранатами забрасываю вражеские окопы, как направляю на них отравляющие газы, я точно так же имею право применять против вражеских сил средства пропаганды»125.
С другой стороны, принимая немецкое предложение о поездке, Ленин точно знает, что делает; он насквозь видит также настоящую подоплеку немецкой предупредительности126. Очень ценно для понимания его позиции замечание Платтена о том, что над взглядами немецкого правительства (присутствие «интернационалистов» в России будет выгодным Германии) в кругах эмигрантов лишь смеялись127.
Для Ленина, стремящегося изо всех сил дать толчок большевистской мировой революции, решающим является как можно скорее достичь России; то, что эту возможность предлагает ему противник, «классовый враг», для него как раз никакой роли не играет. Вот почему большевистский вождь изъявляет готовность принять немецкое предложение, однако при этом ничем и ни в какой форме себя не связывая. Даже путевые расходы революционеры оплачивают из собственных средств128. Слова Троцкого примерно так характеризуют взаимоотношение обоих партнеров: позволить группе русских революционеров проезд через Германию — это была «авантюра» Людендорфа, обусловленная тяжелым военным положением Германии. «Ленин использует расчет Людендорфа, имея при этом свой собственный расчет. Людендорф размышлял про себя: Ленин свергнет патриотов, тогда приду я и задушу Ленина и его друзей. Ленин же размышлял про себя: я поеду в железнодорожном вагоне Людендорфа и заплачу ему за эту услугу на свой лад»129.
Немцы пока еще не научились достаточно гибко мыслить, подобно русским, категориями всеобщей мировой революции130. Поэтому их прогноз должен был стать полностью несостоятельным. В донесении, переданном 17 апреля 1917 г. из Берлина Представительством Генерального штаба в Берлине Верховному главнокомандованию, сообщается: «Въезд Ленина в Россию удался. Он действует в полном соответствии с тем, к чему стремится». Заключение запоздалого мира в Брест-Литовске может служить как бы подтверждением некоторых надежд Германии.
Неудовольствие Временного правительства по поводу прибытия Ленина проявляется весьма отчетливо131. Приезд большевистского вождя воспринимается «как тяжелейшее испытание, какое только может выпасть на долю русской революции»132.
Представители Англии боятся самого Ленина «как хорошего организатора и исключительно опасного человека» — так об этом говорится в одном из докладов британского посла Бьюкенена133. Немецкие политики, кроме того, могут поставить себе в заслугу транспортировку Ленина постольку, поскольку Антанте не удалось этому воспрепятствовать. Правда, союзники высказывали соображения на тот счет, нельзя ли с помощью шведских органов власти «задержать при проезде» «архиреволюционера», как называет его лорд Говард Панритч. Но в конце концов от этого пришлось отказаться по соображениям, которые, например, лорд Говард преподносит так: «Как будто есть надежда, что можно овладеть ухудшающейся ситуацией. Но действительность пока такова, что в России происходит революция и нам лучше не вмешиваться в вопросы, в которых мы практически полные невежды»134. Что оставалось союзникам — так это лишь действенная пропаганда против Ленина как предателя, что уже и было предпринято Бьюкененом135.
Однако прибытие Ленина в Петербург практически означало для немцев хоть и не столь значительный, но все же успех. «Перевозка «груза» необычайной взрывной силы» (Троцкий) не смогла предотвратить крушения кайзеровской империи, но и большевиков, пришедших к государственной власти, не заставила осознать необходимость остановиться у границ Германии.
Поездка Ленина является «первым шагом» к великому повороту в русской революции от буржуазно-либеральной в начальной ее фазе к большевистско-пролетарской — в заключительной; большевистскому вождю она позволила своевременно вмешаться в ход революции и «интенсифицировать» ее в соответствии с собственным пониманием. Только с приездом Ленина в Петербург, уверенного в своем успехе, что отмечал и Платтен во время поездки136, «большевистская партия начинает говорить полным и, что еще важнее, собственным голосом»137.
Поездка Ленина осуществлялась как особая акция в рамках всеобщего стремления большинства русских эмигрантов в Швейцарии вернуться домой в Россию через Германию. Ленин первым пробил брешь; тем самым он указал путь широкой массе остальных революционеров, которые на первых порах, опасаясь возможной компрометации, вопреки всем планам подобного рода, еще не решались ехать через Германию.
После «прорыва дамбы» Лениным к немецкому правительству начинают обращаться новые группы революционеров с просьбой разрешить им проезд через Германию на тех же условиях, что были предоставлены ленинской группе138. Революционеры с выгодой используют теперь соперничество ведущих войну держав: Антанта в «ответ» на удачливую немецко-ленинскую акцию в тот момент, в свою очередь, прямо-таки навязывает революционерам проезд через союзную территорию139. Одна сторона стремится теперь превзойти другую.
Русские, всего несколько недель спустя после поездки Ленина, обосновывают немцам свою позицию так: «Теперь, когда Англия разрешает проезд всем, осторожность повелевает, чтобы Германия по легкомыслию не растеряла завоеванных симпатий. В этих целях… необходимо, чтобы Германия и теперь действовала так же, то есть разрешала бы проезд каждому, кто бы об этом ни ходатайствовал»140.
Шлюзы открыты. Освобожденные революционные силы эмигрантов устремляются через них будто бурный поток, чтобы воссоединиться с революционными элементами в России. Так, в течение мая и июня 1917 года пересекают немецкую границу два следующих эмигрантских транспорта, в них едут более 400 человек. В том числе ведущие революционеры различных направлений, например Мартов, Аксельрод, Мануильский, Бобров, Луначарский и госпожа Балабанова141. Даже из Болгарии и Брюсселя едут через Германию, как, скажем, известный большевик Семашко142. Поездкой Ленина завершается «швейцарская фаза» русской революции, которая теперь идет к завершению в родной стране.
