«Одежда, ткани для одежды, обувь и драгоценности Цыси — все было тщательно расписано в специальной книге, где особый раздел отводился вещам, предназначенным для подарков. Этими подарками ведали главноуправляющий, его помощник и четыре старших евнуха, которые получали ценности из сокровищницы и передавали их Управлению двора, записывая в книге: „Такого-то“ числа даровано такому-то“.
У старухи было множество драгоценностей, но чаще всего она носила лишь несколько: кольца из зеленого и голубого нефрита, жемчужную диадему в виде цветов и накидку, унизанную жемчугом.
Летом Цыси нередко втыкала в волосы большие цпильки из сандалового дерева, увитые золотыми нитями и инкрустированные жемчугом. Их преподнес вдовствующей императрице в день ее шестидесятилетия известный сановник Чжан Чжидун. Еще она носила крохотные жемчужные серьги, никогда их не снимая. Евнухи рассказывали, что эти сережки подарил ей сам император Сяньфэн, когда она впервые вошла во дворец. Сережек было четыре, поэтому Цыси пришлось проколоть в каждом ухе по две дырочки.
Из своих многочисленных одежд вдовствующая императрица также обычно носила лишь несколько. Например, зимой она надевала зеленовато-желтый халат на меху, а во время аудиенций заменяла его шелковым или парчовым халатом, далеко не всегда новым. Туфли ей большей частью преподносили княгини и фрейлины. По праздникам она каждый раз надевала одну и ту же пару, густо усыпанную жемчугом, как драгоценные колосья, на очень толстой подошве».
Более подробно говорить о драгоценностях Цыси было бы слишком долго, да и вряд ли нужно, так как это уже сделано в нескольких источниках на русском языке. Отмечу лишь интересный прием, который использовал в данном случае Цай Дунфань, словно объединив художественную и мемуарную литературу: в его описании Цыси показывает Юй Дэлин свою богатейшую сокровищницу и еще говорит, что многое она потеряла во время восстания ихэтуаней. Впрочем, и в этот трудный для Китая период вдовствующая императрица не желала решительно ничем жертвовать. Говорят, что в 1900 году она даже приказала своей артиллерии приостановить обстрел посольского квартала, потому что грохот пушек мешал ей совершать лодочную прогулку. Бежав в Сиань, Цыси продолжает гурманствовать: «Каждое утро евнух подает императрице меню из ста блюд, состоящих главным образом из рыбы, уток и молодых кур, приготовленных разными способами». И только Кэтрин Карл с ее удивительной наивностью могла видеть в этом безоглядном эпикурействе сплошные достоинства.
Если предшественники Цыси старались блюсти строгие конфуцианские традиции и в придворных театральных постановках обходились артистами-евнухами, то вдовствующая императрица впервые ввела во дворец актеров извне и сделала это не только для спектаклей. Но сначала посмотрим, как выглядели спектакли, которыми наслаждалась Цыси:
«Согласно обычаю, первого и пятнадцатого числа каждого месяца во дворце устраивались театральные представления. Во время праздников Начала лета, Середины осени и Седьмого вечера спектакли длились целых три дня, а на Новый год — с самого сочельника до шестнадцатого января. День рождения Цыси назывался „десятитысячелетним долголетием“. Актеры играли три дня до него и четыре после, да и в дни рождения императора или императрицы тоже, конечно, не бездельничали.
Перед каждым спектаклем исполнители главных ролей в костюмах, но еще без париков, совершали на открытой сцене по три земных поклона в сторону Дворца радости. Во время этой церемонии сановники Управления двора тоже поднимались на сцену и стояли рядом с актерами.
Официально двору принадлежала лишь труппа южной, куныпаньской драмы, отличавшейся от столичного театра. Как и в пекинской музыкальной драме, в ней играли мужчины, но певшие еще более высокими голосами. Никто при дворе не любил таких голосов, однако куньшаньская драма была завещана предками, поэтому ее не решались ни упразднить, ни изменить. Она существовала для проформы, а главное место в спектаклях занимала столичная драма, исполнителей которой привозили из города. Чаще всего во дворце того времени появлялись известные актеры Тань Синьпэй, Чэнь Дэлинь (зрители почему-то прозвали его Камнем), Ян Сяолоу, Ван Яоцин и другие.
Евнухи тоже учились театральному искусству, и, когда обнаруживали способности, к ним приглашали наставников. Выучившись, евнухи получали право играть на дворцовой сцене; их спектакли назывались „собственными“.
Один из евнухов, Чэнь Дэ, учился у Тань Синьпэя и высокие ноты брал не хуже его. Другой евнух, Чэнь Фу, исполняя роли служанок, мастерски пел хриплым голосом. Третий, Сяо Фу, отлично играл в пьесе „На лошади“, где молодым героем выступал Чжан Дэ, который Впоследствии стал главноуправляющим императрицы. Пятый, Сяо Яо, специализировался на пьесах о князе Гуане[36] и особенно хорошо играл в драме „С одним мечом“. Когда исполнялись пьесы об этом герое, их участники должны были целый день поститься, а перед самым спектаклем совершить три земных поклона изображению божественного князя Гуаня.
Однажды Сяо Яо и Чжан Дэ репетировали сцену битвы и, чтобы не ранить друг друга, приговаривали с каждым ударом: „Теперь я“, „Теперь ты“. Во время спектакля они забыли, что находятся не на репетиции, продолжали свои прибаутки. Цыси, смотревшая предствление из Дворца радости, удивилась и остановила спектакль, желая понять, что они говорят. Тут только актеры опомнились.
Открытая сцена, называвшаяся Садом добродетели и согласия, имела три яруса. В день рождения Цыси на всех ярусах играли одну и ту же южную драму с благоприятным смыслом. Исполняться эти пьесы должны были абсолютно синхронно.
За два дня до каждого представления на желтой бумаге писали программу спектакля, где указывали имена актеров и время их выхода на сцену. Эта программа обязательно давалась на утверждение Цыси.
Как-то раз знаменитый Тань Синьпэй опоздал во дворец и не смог соблюсти срока, указанного в программе. Цыси тут же наказала его, заставив сыграть Благочестивого борова.[37]
В отличие от большинства обитателей дворца Цыси все-таки любила куньшаньскую драму, причем не только любила, но и изучала. Наблюдая спектакль, она посматривала в партитуру пьесы, отбивала ладонью такт и чувствовала малейшую ошибку.
На ежемесячные представления князья и сановники допускались редко — они приходили главным образом в праздники, по специальному извещению. Счастливцы назывались „удостоенными смотреть пьесу“. Все они собирались справа от ступеней Дворца радости и ждали паланкина Цыси. Гуансюй, императрица и фрейлины входили в этот дворец через задние двери и тоже ждали. Когда Цыси прибывала, князья и сановники троекратно кланялись ей и благодарили за приглашение. Затем они распределялись по огибающей сцену галерее, где лежали красные шелковые подушки, но садились лишь после того, как усядется вдовствующая императрица. Цыси обычно сидела на кане у окна и смотрела спектакль через стекло».
Любовь государыни к пышным зрелищам тоже очень дорого стоила стране, но иногда оборачивалась и против самой Цыси. Например, в момент неожиданного доноса на Ань Дэхая она смотрела какую-то пьесу и ее «не посмели тревожить». Так она лишилась одного из своих главных фаворитов.
Развлекалась государыня и другими способами. Скажем, многие авторы утверждают, будто вдовствующая императрица не любила наркотиков, но Хасси свидетельствует, что еще когда Цыси веселилась с Сяньфэном, они выкуривали по трубке опиума, ибо он убивает чувство времени; наслаждение, которое длится всего несколько минут, под влиянием опиума кажется длящимся часами. К старости императрица курила опиум уже трижды в день, и это подтверждается романом Сюй Сяотяня, где евнухи приглашают государыню вкусить «крем счастья и долголетия». Оказывается, Цыси с ее постоянным лицемерием назвала так свой излюбленный наркотик! Романист считает, что она и умерла от того, что ее организм был переполнен опиумом.
