Дальше в письме Сергей рассказывал, как он меня «вычислил», говоря языком артиллериста. Оказывается, уже много лет существует комитет ветеранов нашей бригады и они почти ежегодно встречаются то в Москве, то в Ленинграде.

«А тут Фаяз Хаирзаманов, кстати, бывший твой ординарец, подарил мне книгу «Пароль — Победа». В воспоминаниях командира 109-й дивизии Родионова и комиссара полка Агашина говорится о снайперах дивизии, в том числе и о тебе. Упоминалось, где ты теперь живешь и работаешь. Ну, а дальше — дело техники…»

Письмо было длинным, написанным четким почерком. После моей демобилизации Сергей из бригады ушел в дивизию на должность начальника разведки (дивизия стояла в Кенигсберге). А после расформирования дивизии был заместителем начштаба артиллерии 36-го гвардейского стрелкового корпуса. В 1950 году поступил в Военную академию имени М. В. Фрунзе. Потом служба в различных частях, на различных должностях, и вот он комендант Московского Кремля. «Похоже, он один из всей дивизии, кто еще продолжает служить в армии», — подумал я.

В конце письма Сергей настоятельно приглашал зайти, когда буду в Москве, дал свой адрес, телефон.

В 1981 году, приехав в Москву, я позвонил по известному мне телефону.

— Комендант Кремля Шорников слушает, — услышал я в трубке знакомый голос. Едва справившись с волнением, я представился.

Буквально через несколько минут я находился в объятиях Сергея, в его кремлевском кабинете. Мы расцеловались и… как будто не было ни прошедших тридцати пяти лет, ни старости, ни ран, ни всего такого прочего — передо мной за массивным столом, уставленным бесчисленными телефонами, сидел все тот же молодой, веселый, добрый малый — Серега Шорников…

Ежегодно по бесплатной путевке, которую мне дает наш военкомат как инвалиду войны, я выезжаю на санаторное лечение. В середине срока ко мне приезжает моя жена Татьяна: бросить дом и внучку надолго она не может.

Осенью 1977 года я получил путевку в Хосту. Для Татьяны я нашел квартиру рядом с санаторием, стоит только перейти дорогу.

Погода в тот раз сплоховала — чуть ли не каждый день шли дожди. И только перед самым отъездом стало солнечно и тепло.

— По закону подлости, — сказала Таня. — Нам уезжать, а такие дивные дни стоят. Давай прокатимся в Сочи?

Татьяна родилась в Сочи. Там ей все дорого, памятно, интересно. Мы всегда оба получаем удовольствие от этих поездок. Вот и в этот раз мы бродили по местам, где проходило ее детство, где она училась. Устали, конечно, и забрели в кафе гостиницы «Жемчужина», чтобы дать отдых ногам и заодно перекусить.

В кафе было пустынно: все наверняка находились на пляже после стольких дней ненастья.

Почти вслед за нами столики заняли еще две пары. За один сели молодые веселые юноша и девушка, а за другой — двое пожилых мужчин. Разговаривали мужчины громко на незнакомом мне языке.

— Что эти двое так на тебя смотрят? — прошептала Татьяна. — К тебе, кажется, идут…

И тут я услышал за спиной русскую речь.

— Мой коллега из Новой Зеландии и я — журналисты. Я — из советского АПН и сопровождаю нашего гостя. Наш гость заинтересовался вами. Он увидел у вас значок Союза журналистов и орденские планки, он убедительно просит вас ответить на ряд вопросов.

— Что ж, милости просим за наш столик.

Евгений Александрович Поздняков, корреспондент агентства печати «Новости», сделал приглашающий жест своему коллеге. Мы познакомились.

— Наш гость спрашивает, почему у вас столько орденов и медалей. И за что они?

— Воевать пришлось с фашистами в свое время — за то и награды, — ответил я. — И не так уж их много, как ему кажется.

— Вы были журналистом во время войны?

— Нет, на фронте я был снайпером. Под Ленинградом это было, во время блокады.

— А могли бы вы рассказать несколько боевых эпизодов из вашей фронтовой жизни? — перевел Евгений Александрович очередной вопрос иностранца.

— Попробую.

Иностранец слушал с большим вниманием, иногда перебивал, задавал свой вопрос и слушал дальше.

Проговорили мы так с час, пожалуй. Гость раскланялся, горячо меня поблагодарил и долго жал мне руку.

А на другой день, распрощавшись с морем, мы прибыли в аэропорт. Было еще рано, до отлета нашего самолета оставалось достаточно времени.

И вдруг я услышал:

— О! Мистер Николаев! Здравствуйте!

Оглянувшись, я увидел вчерашних наших знакомых из гостиницы «Жемчужина».

— Мой коллега был вчера огорчен, что с ним не было фотоаппарата. Сегодня он его имеет и хотел бы сфотографировать вас на память, — сказал Евгений Александрович.

А через некоторое время я получил письмо из Ленинграда от Ивана Ильича Агашина, моего бывшего комиссара полка:

«Ты что же ничего о себе не пишешь? Где ты и что с тобой, приходится узнавать от новозеландских журналистов…»

Агашин писал, что недавно его, участника Гражданской и Великой Отечественной войн, попросили встретиться с журналистом из Новой Зеландии, прибывшим в Ленинград. Рассказывая о блокаде Ленинграда, Агашин упомянул и о снайперском движении, назвал мою фамилию.

— Я, — сказал журналист, — познакомился с мистером Евгением Николаевым в Сочи.

Бывает же…

Через несколько месяцев я получил из Москвы бандероль. В ней были письмо, две вырезки из иностранной газеты и два снимка.

«Уважаемый Евгений Адрианович! Посылаю Вам две статьи, опубликованные в новозеландской газете «Нью Зиланд геральд» после бесед с Вами в Сочи. Два фото напомнят Вам об этом. Спасибо за товарищескую помощь. С наилучшими пожеланиями Е. Поздняков».

Статьи мне перевели. Одна из них называлась «Удивительная история, рассказанная русским», в которой он излагал нашу с ним беседу в Сочи. Все было правильно, без каких-либо искажений, домыслов.

Вторая статья была посвящена Агашину и удивительному совпадению знакомств.

Что ж, придется и мне выполнять свое обещание. И как только выйдет моя книга, послать ее в Новую Зеландию. Пусть и там узнают, как мы защищали от фашистов Ленинград, как выстояли все девятьсот блокадных дней, каких трудов и жертв нам это стоило. Пусть и они борются за мир во всем мире.