Крайнгольц хмуро кивнул. Они привыкли к Микки, полюбили его за ум и веселый нрав, а теперь над проворным, шустрым Микки нависла угроза.

Выдержит ли сердце?

Но, пожалуй, не только это было причиной грусти инженера. Микки был последним. Если его не удастся спасти, то…

Друзья направились в небольшую комнату с белыми стенами. На детской кроватке темнело маленькое тельце, прикрытое теплым одеялом. Скрюченный, с согнутыми ногами и руками Микки кивал время от времени маленькой головой. Глаза были мутными — они уже ничего не видели.

— Бедняга Микки. — Буш подержал с минуту запястье маленькой ручки, осторожно положил ее и отошел от кровати. — Знаешь, Ганс, все же это слишком жестоко. Посмотри, что сделал твой проклятый магнетрон из веселого, смышленого Микки!

— Пауль, — Крайнгольц положил ладонь на худое плечо старика. — Теперь мы будем иначе облучать Микки.

— Знаю. Все равно это мерзость!

— Теперь мы будем лечить Микки, — еще мягче продолжал Ганс.

— Ах, лечить, лечить! А эти мучения? — Буш гневно кивнул в сторону маленькой кровати.

— А мучения людей в Браунвальде? Пауль, дорогой, пойми меня, я никогда в жизни не забуду того, что видел там!

Крайнгольц опустился на белый табурет возле Микки, сжал виски ладонями и долго сидел молча.

— Ганс!

— Да, Пауль, — глухо ответил тот.

— Не надо!

— Нет, надо! — резко поднялся Крайнгольц. — Надо сделать так, чтобы никогда не возродилось то, что было в Браунвальде. А если кто-нибудь снова захочет повторить, если над Человечеством нависнет угроза, то должно быть средство борьбы с этим. Должно! И я дам человечеству это средство.

— Я понимаю тебя, Ганс. Я хочу помочь тебе, но пока мы бессильны.

— К сожалению, ты прав. Но мы будем бороться до конца.

— Да, Ганс, до конца! Пойдем в излучательную.

Проверена аппаратура над операционным столом: приборы, регистрирующие дыхание, кровяное давление, состояние нервной системы. Через введенную в вену иглу каплями поступает физиологический раствор с глюкозой.

Опыт начался.

Несмотря на то, что мощная вентиляционная установка обеспечивает в операционную приток свежего воздуха, Крайнгольц весь в поту: ассистировать Бушу и одновременно следить за аппаратурой — нелегко. Сейчас для Крайнгольца наступил самый ответственный момент.

— Я готов, Ганс.

— Включаю излучатели!

— Давай.

В тишине операционной гулко раздается щелкание метронома и мерное шипение генераторов.

Крайнгольц поглощен приборами, хирург следит за состоянием подопытного.

— Ганс, надо заканчивать. Третья инъекция камфоры!

— Еще немного, несколько секунд.

Крайнгольц включает дополнительные каскады усиления — на осциллографах забегали зеленые змейки, образуя замысловатые узоры. Их рисунок становится все стройнее, четче и яснее вырисовываются отдельные зубцы сигналов и, наконец, они застывают в плавном беге.

— Пауль! Пауль! Это то, что нужно, Пауль!

Буш наклоняется над Микки. На него смотрят ясные и как будто немного удивленные глаза Микки. Маленькая, сморщенная, еще слабая лапка тянется к блестящему пенсне Буша.

Друзья переглядываются. Победа!

Крайнгольц извлекает из кармана припасенный для обезьянки банан.

Внезапно в операционной все померкло. Прекратилось жужжание моторчиков, затихли приборы. В глубокой темноте только чуть теплятся оранжево-красные нити угасающих электронных ламп.

— Что случилось, Ганс? Что там у тебя произошло? Почему нет напряжения? Я ничего не вижу. Приборы не подают физиологический раствор для Микки! Ганс, что ты там напутал?

— Я ничего не напутал, Пауль, но я и сам еще не могу понять, в чем дело.

Натыкаясь на аппаратуру и приборы, Крайнгольц пробирается к выходу. Везде темно.

Расположенные за «высокой оградой» лаборатории были тщательно изолированы от влияния посторонних излучений и устроены таким образом, что не имели естественного освещения. Крайнгольцу понадобилось порядочно времени, чтобы выбраться из кромешной тьмы.

— Станция? Станция! — Крайнгольц нервно стучал по рычажку телефонного аппарата. — Станция, говорят из Пейл-Хоум. Почему отключено напряжение?.. Да, да, почему не даете напряжения в Нейл-Хоум?

Выслушав ответ, Крайнгольц со злобой бросил трубку.

Просторный холл с большими, от пола до потолка, окнами, выходящими к озеру, устлан серо-голубым ковром. Белый рояль, два кресла, овальный столик возле них и небольшая эллинская колонна с бюстом Бетховена составляют всю обстановку обширного холла. Серебристо-серые драпри, тонкий позолоченный бордюр, протянутый над высокими палевого шелка панелями делают помещение нарядным и вместе с тем сохраняют его строгий стиль.

Пара свечей в бронзовых канделябрах на рояле безуспешно борется с наступающей со всех углов темнотой.

Крайнгольц уже переоделся и устало сидит в кресле, поджидая возвращения хирурга из операционной.

Буш входит в холл медленно, по-стариковски шаркая по ковру ногами, неся с собой запах эфира.

— Ничего не удалось сделать, Ганс. — Доктор молчит и дребезжащим, стариковским голосом добавляет: — Микки скончался.

Крайнгольц ничего не отвечает, сидит не шевелясь, бесцельно всматриваясь в трепетное пламя свечи. Буш тяжело опускается в кресло, заботливо смотрит на друга и спрашивает.

— Ганс, с кем ты говорил по телефону?

— Право, не знаю с кем. Звонил на подстанцию. Там ответили, что Пейл-Хоум отключен за неуплату.

— На подстанцию? Они же сказали и о телефоне?

— Что о телефоне?

— Ведь тебе на подстанции сказали, что за неуплату будет отключен и телефон.

— Ну, да.

— А ты не подумал, что подстанция не имеет отношения к телефонной сети?

— Черт возьми, а ведь это верно!

Буш снова молчит.

— Я уверен, Ганс, что кто-то следит за тобой. Кто-то заботится о том, чтобы оставить тебя без самого необходимого. Сегодня без предупреждения отключили от станции, и ты остался без электроэнергии, завтра…

Крайнгольц вскакивает с кресла.

— Прошу тебя, Пауль, пойдем, помоги мне. — Буш вопросительно глядит на Крайнгольца.

— Я знаю, Пауль, ты устал, но это необходимо сделать.

Крайнгольц задумывается на мгновение и потом решительно заканчивает:

— Да, это необходимо!

Они направляются во внутренние лаборатории.

— Я чуть не забыл, что без тока не сработает приготовленная мною система, когда у меня не будет уже никакого другого выхода, — на ходу говорит Крайнгольц. «За высокой оградой» при свете электрического фонаря они подтаскивают к основной установке тяжелый аккумулятор.

Крайнгольц быстро отъединяет несколько проводников от небольшого щитка, вделанного в стене, и присоединяет их к аккумулятору.

— Теперь я спокоен, — говорит Крайнгольц хирургу, когда они возвращаются в холл и снова усаживаются в креслах. — Во всех комнатах виллы установлены десятки контактов. Включить один из них — и за «высокой оградой» не останется ничего, что не должно попасть в чужие руки.

— Это, может быть, и неплохо, Ганс, но, знаешь, я бы считал, что тебе лучше уехать отсюда. Я чувствую, что над тобой нависла какая-то страшная угроза, что кто-то сжимает тебя и твое дело какими-то очень сильными тисками. Хотелось бы только знать, кто именно закручивает винт этих тисков?

Буш поднимается с кресла, подходит к роялю и берет несколько аккордов. Эти звуки как бы вырывают его из окружающей действительности, он быстро опускается на круглый табурет, и его тонкие пальцы ударяют по клавишам.

Бурная, тревожная и вместе с тем полная страстного призыва к борьбе импровизация обрывается так же внезапно, как и начинается. Буш поворачивается к стоящему у раскрытого в непроглядную ночь окна Крайнгольцу. На горизонте полыхают зарницы.

— Ты должен срочно покинуть Пейл-Хоум, Ганс.

— Может быть, — медленно отвечает инженер, — но ведь это не так просто. Может быть, ты преувеличиваешь опасность, Пауль.