На мостике "Адмирала Корнилова". 1894 г.
В министерстве об этом никогда не забывали и постоянно строго следили, регулярно посылая корабли для этих акций. Как раз в 1901 г. Николай II лично распорядился об ежегодной посылке “одного или двух судов” эскадры Тихого океана по островам Тихого и Индийского океанов (ни дать ни взять, нынешние “визиты” российских бомбардировщиков к английским берегам).
Такое поручение возложили теперь и на отряд Г.П. Чухнина. Для этого он периодически разделялся – вплоть до одиночный кораблей. Важно было и ввести японцев в заблуждение о намерениях флота. Так “Наварин”, отделившись, ушел по пути в Мозампо, а весь отряд продолжил курс на Нагасаки. Здесь утром 15 декабря застали клипер “Разбойник”, американские крейсера “Бруклин”, “Новый Орлеан”, германский крейсер “Фюрст Бисмарк” и французский крейсер. Продолжали боевую учебу, включая и причаливание к борту “Корнилова” шлюпок на веслах, а затем и плавание под парусами. Пополнили запас угля, а “Сисой Великий” отправили ремонтировать машины в Гонконг. 20-го вышли в море. Свежая погода заставила корабли испытывать качку с розмахами до 15-25°. В этом плавании на “Владимире Мономахе” сорвало двухметровую полосу медной обшивки.
24-го в Формозском проливе вторая группа отряда (“Владимир Мономах” и “Дмитрий Донской”) повернула к Гонконгу, а главные силы – на Филиппинские острова.
Стоянка в Маниле для русских кораблей имела особый поучительный смысл. Очень схожей была обстановка в этой базе с той, что была в только недавно “арендованном” Россией у Китая Порт-Артуре. Было интересно знать и видеть, как деловито осваивали американцы так же недавно отнятую в войне с Испанией, ее недавнюю колонию и базу флота.
Свободные в своих действиях, не ограничиваемые пока что (как это пришлось прочувствовать кораблям отряда контр-адмирала Энквиста в 1905 г.) никакими стеснительными правилами военного времени и законами о нейтралитете, русские моряки имели все возможности оценить американский опыт управления и хозяйствования в новоприобретенной базе. Зоркий глаз Г.П. Чухнина с немалым, наверное, сожалением сравнивал Манилу со своим главным российским портом в Тихом океане.
Богатой была школа боевой подготовки, которую корабли отряда приобрели под командованием Г.П. Чухнина. Это позднее, уже в походе эскадры З.П. Рожественского лейтенант П.А. Вырубов будет вспоминать адмиралов, с которыми раньше плавал и о которых у него осталось “чувство глубокого уважения”. Называл он лишь Ф.В. Дубасова (“Тяжелый человек”, но имя его “грозно звучит для японцев”, и только благодаря ему, как считал лейтенант, в 1897-1898 гг. удалось избежать угрозы войны), но надо думать, что и в ряду достойных уважения адмиралов должен был значится и Г.П. Чухнин. Как и другой известный “беспокойный” адмирал А.А. Попов (1821- 1898), тоже немало докучавший мичманам, он не мог быть не оценен по достоинству.
Действенными мерами Г.П. Чухнин хотел поднять боеспособность флота, и это было видно всем. Тогда же в 1902 г. по мичманской беспечности и беззаботности он в письмах к отцу не жалел слов порицания своему командующему отрядом. Очень уж не давал он спокойной жизни своим кораблям. Это “очень свирепый адмирал”, и одно счастье, что его “адмиральские неистовства” ложатся целиком на корабли его группы, на шедшие все время отдельно два крейсера он “рычит только издалека”. “Наше плавание благодаря несуразному адмиралу гораздо тяжелее, чем могло бы быть”, – жаловался мичман, вспоминая видимо, известное обыкновение прогулочных плаваний русских кораблей.
В другом месте (письмо из Сингапура) читаем: “Вчера продефилировал мимо нас адмирал Чухнин со своей эскадрой, успел на лету забросить нам кучу приказов, один другого ругательнее. Это не адмирал, а просто какой-то крокодил. Мы сегодня уходили как раз в Пуловей, к нему на растерзание, где простоим к счастью, не долго; тут-то нам и будет на орехи, безразлично, исправны мы или нет”. Но все усилия Г.П. Чухнина на пользу службы оказались, по сути тщетными. Безумно разными оказались судьбы корабля и его последнего предвоенного флагмана.
До последнего вздоха, пока на даче Голландия в Севастополе не сразила его пуля, адмирал был верен себе и своему пониманию долга службы отечеству. Особенно угнетали его не раз обнаружившиеся случаи безынициативности начальствующих лиц, нерадение к службе со стороны командиров и офицеров.
Так, 8 февраля 1905 г. в приказе № 154 он стыдил мичманов за отсутствие малейшего старания и любви к делу, когда результаты их экзаменов по окончании кратких офицерских курсов по артиллерии оказались ниже, чем у призванных из запаса прапорщиков. Удручен был адмирал и почти вызывающим поведением командиров во время непривычно тяжелого зимнего похода Черноморского флота 1905 г., когда некоторые командиры броненосцев не стали утруждать себя поддержанием наведения орудий на условные береговые цели, как того требовал Г.П. Чухнин. В том походе 12 мая 1905 г. (за два дня до Цусимы) он напоминал флоту о том, как крайне важно в дело обучения матросов “внести живой дух и как можно меньше формализма”. Ведь в бою каждому матросу предстоит действовать совершенно самостоятельно, и не только на своем посту, но и заменяя выбывших товарищей.
Не переставал адмирал пытаться воздействовать на сознание матросов, предостеречь их от скользкого пути следования распространявшимся в их среде социальным учениям. В огромном, целиком посвященном идеологии приказе № 183 от 8 февраля 1905 г. он напоминал: “На свете ничего непреложного нет, кроме слова Божьего, а дело рук человеческих вечности не имеет. Лучшие умы человечества бьются над разрешением социальных проблем, но ничего внятного предложить не могут, а потому не стоит слушать разных смутьянов, которые пытаются воспользоваться темнотой и малым воспитанием матросов”. Лично объезжая команды флота, адмирал не жалел сил на эти “полит- беседы”.
Но все это было позднее, когда Г.П. Чухнин, не получив должности в Тихом океане (он бы, безусловно, не позволил эскадре столь беззаботно встретить японское нападение) был отправлен императором на должность директора Морского кадетского корпуса и Морской Академии (1902-1904 гг.), а затем 26 апреля 1904 г. получил в командование Черноморский флот. Кадровая политика власти тогда была явно не умнее современной.
Пока же Г.П. Чухнин, вызывая массовое негодование мичманов и их начальников, не переставал воспитывать военный дух и поднимать боевую подготовку в экипажах кораблей своего отряда. Предвосхищая последующий опыт гардемаринского отряда в 1906 г., Г.П. Чухнин провел свои корабли через курс планомерных стрельб и учений, выполнявшихся, наверное, даже более интенсивно, чем в Порт-Артуре. Никогда “Адмирал Корнилов”, ставший к концу плавания рядовым кораблем (а не яхтой Е.И. Алексеева) не испытывал такого боевого напряжения, как с эскадрой Г.П. Чухнина.
Крейсер 1 ранга "Адмирал Корнилов". (Сведения о корабле, опубликованные в английском справочнике “JANE’S FIGHTING SHIPS". 1905-06 гг.)
Продолжая программу ежедневных учений, два отряда соединились в Суэце, где 21 февраля к шедшим отдельно “Мономаху” и “Донскому” присоединились “Сисой Великий” (флаг Г.П. Чухнина), “Наварин” и “Корнилов”. 24 февраля вышли в Средиземное море.
Новый, фактически итоговый экзамен кораблям отряда адмирал провел в Средиземном море по пути от Александрии к Неаполю. Утром 9 марта, пользуясь штилевой погодой (легкие щиты, изготовленные силами кораблей, волнения не выдерживали) провели контргалсовую стрельбу – любимое (из-за его удобного “смотрового” характера) упражнение русского флота. Корабли разделились на два отряда, которые четыре раза проходили контргалсами, ведя щиты на буксире длиной по 1,5 каб. Как записано в историческом журнале крейсера “Владимир Мономах”, в щиты стреляли из 37-мм стволов Гочкисса, вделанных в большие орудия и из 37-мм орудий Г очкисса. Всего сделали 80 выстрелов, после чего подняли щиты и продолжили движение.
