— Поглядите-ка на Дуайеров, — бывало, говорил он. — В прошлом году они выручили за свою пшеницу целых семьдесят фунтов. Да еще оставили курам на корм. И кукурузу они уже посеяли, а ведь работников-то у них всего двое!

Хватало у нас и других забот, кроме расчистки. Если несколько дней не было дождя, колодец иссякал, и нам приходилось по очереди носить воду из источника — целых две мили! Лошади у нас не было. Да и какой толк в лошади, если нет ни бочонка, ни тележки? Воду мы таскали просто в ведрах. Нелегкая это была работенка! Пока дотащишь до дому, столько раз приложишься к ведру, что и половины не останется. Правда, мы всегда старались напиться вдоволь у источника. А если терпели и не пили по дороге, то ведро все равно билось о ноги и наполовину расплескивалось. В общем, никто из нас не любил ходить за водой. Мы предпочитали целый день таскать сучья в костры и даже не обедать, только бы не ходить к источнику.

Вспоминаю один знойный день. Мы все изнывали от жары. Настала очередь Джо идти за водой, и он ухитрился вернуться домой с полным ведром. Мы все были очень довольны: после того как мать приготовила чай, нам еще осталось по глотку воды. Обед подходил к концу. Дэн уже поел и развалился на кушетке. И тут Джо спросил отца:

— Скажи, па, какая из себя дикая собака?

— Хм… Ну, у нее желтая шерсть, острые уши, пушистый хвост, — ответил отец.

— Правильно! Я как раз таких и видел. Только насчет пушистого хвоста не скажу — больно они были облезлые.

— Где ты их видел, Джо? — спросили мы.

— А там, в источнике, откуда я воду принес. Дохлые плавали…

Всем стало не по себе. Каждый с подозрением посмотрел на свой чай. Мне так и вовсе расхотелось пить. Дэн вскочил с кушетки выбежал из комнаты. Отцу пришлось приводить в чувство мать.

Наконец мы расчистили эти четыре акра зарослей. Остались только самые крепкие эвкалипты да полсотни пней. Но тут у нас появилась новая забота, позаковыристее любой шашечной головоломки. Я уже говорил, лошадей у нас не было, кроме старой Топси, на которой ездил отец. Не лошадь, а недоразумение! Родилась она еще в те времена, когда отца самого не было на свете. В общем, песок из нее сыпался. Ну какой прок от такой клячи? К тому же у нас и плуга-то не было. А потом и ее не стало: однажды мы нашли Топси в болотце дохлую. Вот мы и стали ломать голову: как же нам вспахать землю?

Дэн и Дейв молча сидели во дворе под кухонным навесом и щепками ковыряли землю. Мать с отцом держали в доме совет, Отец то и дело вскакивал, ходил по комнате, сокрушенно качал головой и время от времени давал пинка старому Крибу, лежавшему под столом. Вдруг матери в голову пришла идея, и она поделилась ею с отцом. Он сразу повеселел и крикнул Дейва.

— Приведи-ка Топси… — начал он и осекся, вспомнив, что старая кобыла околела. — Э-э… сбегай к Дуайеру и попроси у него на время три мотыги.

Дейв побежал. Дуайер дал три мотыги.

Так мы и начали.

Тяжело вручную выпалывать колючие сорняки, тяжело дробить камни, но нет тяжелее работы, чем подъем целины под кукурузу простой мотыгой… Мы только что закончили работу, и девочки высеивали последние зерна, как вдруг перед нами появился Фред Дуайер. Отец остановился поболтать с ним, а мы — Дэн‚ Дейв и я — уселись на черенки наших мотыг, словно кенгуру на своих хвостах, и били мух. Мухи кусались нестерпимо, тем более что ноги у нас были ободраны и покрыты болячками.

— Мотыгой-то работа не очень спорится, — заметил Дуайер, высокий детина с длинными загорелыми ручищами и пушистыми рыжими бакенбардами.

— Да нет, как видишь, идет помаленьку, — ответил отец, но в голосе его все же звучало сомнение.

Дуайер прошелся по нашей «плантации», критически осмотрел ее, потом, расковыряв каблуком сапога ямку, сплюнул в нее и решительно заявил, что при такой вспашке кукуруза не взойдет. При этих словах Дэн свалился со своего насеста, а Дейв застыл, перестав отгонять мух, облепивших его ободранную ногу, но отец и бровью не повел, а принялся спорить с соседом.

— Ладно, пусть будет по-твоему, — миролюбиво сказал Дуайер. — Мне-то что? Я буду только рад за тебя.

И тут отец принялся рассказывать, что знает многие фермы, где даже предпочитают обрабатывать землю под кукурузу мотыгой, но Дуайер только ухмылялся и недоверчиво покачивал головой.

— Черт бы его побрал! — пробормотал ему вслед отец. — Знаток какой нашелся! Не взойдет!

Старший брат Дэн о чем-то крепко задумался. Наконец он встал и заявил отцу, что Дуайер прав — мы работаем впустую. Отец не выдержал.

— Как так впустую? — рявкнул он. — Что ты в этом понимаешь, щенок?

— Тут и понимать нечего, — невозмутимо ответил Дэн. — Дураку ясно, что ковырять землю мотыгой — пропащий труд.

— Может, ты взамен что-нибудь предложишь?

Дэн понурил голову, пытаясь застегнуть манжету своей рубашки на несуществующую пуговицу.

— Вспахать плугом.

Видно, только комок в горле помешал отцу крепко выругаться. Он замахнулся на Дэна мотыгой, но тот успел увернуться.

В ту ночь Дэн дома не ночевал.

Едва мы успели окончить сев — пошли дожди. Лило как из ведра, целые недели напролет. И в самый разгар ливней стала всходить наша кукуруза! Взошла вся до последнего зернышка! Дуайер оказался никудышным пророком. Отец ликовал и сулил нам всем подарки, а уж новые башмаки само собой разумеется!

Росла кукуруза, а вместе с нею и наши надежды. Только надежды росли намного быстрее… Прополка и окучивание мотыгой показались нам просто детской забавой, развлечением. Все наши помыслы были устремлены к башмакам. Сколько месяцев мы уже шлепали босиком… Каждую ночь, лежа в постели, мы сотни раз думали-передумывали, какие же выбрать себе башмаки — со шнурками или с застежками? А Дейв даже припас пузыречек жира, вытопленного из ящерицы, чтобы смазать свою пару.

Отец стал подумывать, не отправиться ли ему на заработки, пока созреет кукуруза, чтобы «не пустить волка на порог», как говорила мать. И он отправился в путь-дорогу. Вернулся в тот день, когда у нас родились близнецы Том и Билл. Как знать, быть может, его отсутствие и помогло нам не пустить на порог этого страшного волка — голод, хотя оно и не спасло наш курятник от нашествия динго.

Наконец кукуруза поспела, и мы ее быстро убрали. Отец стал ломать себе голову: как привезти ее с поля? Таскать ее на собственном горбу?.. Но тут подвернулся Дуайер — ему надо было помочь построить коровник. Конечно, отец не упустил такого случая. А Дуайер за это перевез кукурузу на нашу ферму и потом отвез лущеное зерно на станцию. Легко сказать — лущеное! Лущить-то нам пришлось голыми руками. Ох, и невеселое же это занятие… Правда, первые полчаса нам эта работа даже нравилась. Мы лущили один початок за другим, просто шутя. Но наутро… Посмотрели бы вы на наши руки! Живого места не было от волдырей. Мы даже пальцы согнуть не могли и две недели ходили неумытыми.

С четырех акров мы собрали пятнадцать мешков кукурузы, и лавочник взялся продать их. Цена на кукурузу была тогда двенадцать-четырнадцать шиллингов за бушель, стало быть, отец рассчитывал получить солидную сумму.

Три недели подряд каждый день вместе с отцом мы таскались в лавку — ни много ни мало, за пять миль от дома! И лавочник всякий раз покачивал головой:

— Ничего нового. Пока еще не продана.

Отец только руками разводил. Наконец желанный миг настал. Мы пришли в лавку, хозяин что-то отпускал покупателю и велел отцу «малость обождать».

То-то был рад отец, ну и я тоже.

Покупатель ушел. Лавочник глянул на отца, накрутил обрывок бечевки на указательный палец, потом сказал:

— Мистер Радд, я выручил за вашу кукурузу двенадцать фунтов, но… — тут он подошел своей конторке, — у вас должок, и я удержал эту сумму на его погашение. Теперь за вами остается только три фунта. Взгляните на счет — убедитесь сами.

Отец словно окаменел.

Придя домой, он опустился на чурбан и, подперев подбородок руками, уставился на огонь, да так и сидел, пока мать не положила на плечо ему руку и не спросила ласково, что случилось. Тогда он вынул из кармана счет от лавочника и протянул матери. Она села рядом с ним и тоже стала смотреть на огонь.