По всей Европе, а также в Китае и Японии одинаковые причины вызывали одинаковые конфликты и сходные результаты. Повсюду левые догматики разрушали старый политический и социальный порядок, ссорились друг с другом и тем самым расчищали путь милитаристам и диктаторам, «сильным людям», создававшим режим личной власти и ожесточенно преследовавшим свободу слова и политической деятельности. Теория мало что для них значила, будь то коммунизм или корпоративное государство, практический результат был один и тот же: отход от творческих и космополитических идеалов и возвращение к воинствующему национализму. Русская диктатура более других была склонна к миру, довольствовалась существующими границами и стремилась сотрудничать с хрупким и ненадежным механизмом Лиги наций. Германия, Италия и Япония относились к этой злополучной организации со все нарастающим пренебрежением.
Япония, как и большинство победителей, не думала разоружаться и готовилась отвлечь беспокойную энергию молодежи на раздираемый острейшими конфликтами Китай. Германия и Италия серьезно взялись за улучшение здоровья и дисциплины нового поколения и приоритетное развитие военно-воздушных сил. Немецкое вооружение противоречило Версальскому договору, но Италии это не касалось. В школах и в печати неустанно проповедовалась воинственная агрессивность.
В некоторых частях Европы определенные Лигой наций границы не соблюдались. Предназначенный Литве Вильно оспаривался русскими и поляками, которые не собирались его отдавать. В виде компенсации Литва захватила в 1923 г. занятый французским гарнизоном по мандату Лиги наций Мемель[79] и удержала его в своих руках.
Пренебрежение международными нормами проявилось и в убийстве итальянского генерала из пограничной комиссии на греко-албанской границе. Италия, не дожидаясь санкций, бомбардировала остров Корфу и потребовала возмещения. Конфликт был исчерпан лишь после признания правомерности ее действий.
Другой болевой точкой был город Фиуме[80], предназначенный для Хорватии. На него был совершен налет отрядом авантюристов под командованием итальянского поэта Д’Аннунцио (1919 г.). Город несколько раз переходил из рук в руки, но в 1924 г. окончательно стал итальянским. Эти сравнительно мелкие конфликты недвусмысленно предупреждали о недостаточном авторитете Лиги наций.
Вся нереальность осуществленного Лигой наций нового мироустройства особенно ярко проявилась на Дальнем Востоке. Никто из западных политиков и государственных деятелей, создавших Лигу наций, по-видимому, не имел отчетливого представления о проблемах четырехсотмиллионного сообщества, чье древнее политическое, социальное и экономическое устройство развалилось на глазах одного поколения. Для них Китай был одним из тех воображаемых юридических организмов, подобно Англии, Франции и Германии, которые могут участвовать в судебных разбирательствах, принимать обязательства, отвечать по долгам и т. п. Среди всеобщего беспорядка в кругах китайской интеллигенции возникла концепция Нового Китая, и после 1912 г. политическая организация, называемая Гоминдан, старалась поддерживать обновленный китайский патриотизм. При этом неизбежны были расхождения между теорией и жизнью в провинциях, да и самый обычный бандитизм. Общая ситуация ухудшалась тем, что Лига наций в нарушение своих же принципов передала провинцию Шаньдун, занятую перед войной Германией, японцам. Повторимся еще раз: в этой краткой книге мы не можем проследить за деятельностью всех вождей: реформатора Сунь Ят-сена, «христианского генерала» Фын Юй-сяна, монгола Чжан Цзо-лина, который нацеливался на императорский трон, равно как и за всеми перемещениями правительств между Пекином, Нанкином и Кантоном и попеременными интервенциями Советской России и Японии. Постепенно выяснилось, что главный агрессор в Китае — японцы, неуклонно стремящиеся к господству над всей Восточной Азией, следуя худшим традициям довоенного империализма. В 1932 г. Маньчжурия была отделена от Китая и фактически стала японским протекторатом.
Тем временем неуклонное развитие авиации заметно усиливало международную напряженность. Дипломаты старой школы не желали признавать, что характер войны принципиально изменился. Подводные лодки устаревали, уступая место скоростным бомбардировщикам. Теряли смысл и такие традиционные понятия, как «фронт» и «морские пути». Самым восприимчивым к этим переменам оказались реваншистские и агрессивные страны, которые скрытно и быстро наращивали военно-воздушные силы. Англия и Франция, сохранявшие на протяжении этих «безмозглых двадцатых» безоговорочное военное превосходство, в «испуганных тридцатых» внезапно осознали, что отстают в развитии авиации. Германия Гитлера и Геринга и Италия Муссолини становились сильнее и смелее. Они смотрели на западные страны все с большей самоуверенностью. Милитаристская японская клика расширяла агрессию на территории Китая. Захватив Маньчжурию, японские армии оккупировали провинцию Жэхэ (1932 г.), а в 1933 г. вышли к Великой Китайской стене.
Ни Англия, ни Франция, ни Россия — войны не хотели. Они могли все потерять и ничего от нее не выигрывали. Все три страны каждая по-своему были дезорганизованы финансово-экономическими трудностями. Зато три агрессора, перемежая реальные угрозы блефом, принялись окончательно затаптывать Версальский договор и Лигу наций.
В конце 1934 г. возник острый конфликт между Италией и Абиссинией, и к осени 1935 г. Италия уже вела полномасштабную захватническую войну. Применяя зажигательные бомбы и химическое оружие, она победила (май 1936 г.), но Абиссиния оказалась для итальянцев трудной страной для колонизации.
Осенью того же года в Испании, где республиканцы были ослаблены долгой борьбой с каталонскими националистами и радикалами-коммунистами, произошло восстание марокканских войск генерала Франко, тайно поддержанного Германией и Италией. Путч немедленным успехом не увенчался — испанцы сплотились вокруг правительства в Мадриде, и на полуострове целых два года бушевала варварская война, в которой все более открыто участвовали Германия и Италия[81]. Города подвергались беспощадным бомбардировкам, гибло огромное количество женщин и детей, хотя война так и не была объявлена. Германия и Италия оставались де-юре в мирных отношениях с Испанией, так же как и Япония с Китаем.
Весной 1938 г., захватив Австрию, Гитлер бросил открытый вызов Версальскому договору. Ему никто не сопротивлялся, ни в самой Австрии, ни за ее пределами. Гитлер (при пособничестве своего услужливого союзника Муссолини) все больше ощущал себя вершителем судеб мира, а нацистская Германия продолжала набирать силу. Страх перед нападением с воздуха — возможно преувеличенный — парализовал демократические страны. Началась бешеная гонка вооружений — куда более изнурительная, чем перед Первой мировой войной 1914—1918 гг.
Отсутствие ясной и твердой политики со стороны США, Англии и Франции можно понять только с учетом того, что каждая из этих держав страдала от болезней, связанных с переменами и запутанными экономическими отношениями.
В них тоже происходила коренная перестройка производства, приводившая к дисбалансу распределения, что нарушало спрос на рабочую силу. По мере того как подрастало молодое поколение, профессиональные кадры сменялись слоем недовольных безработных. В Соединенных Штатах подобная напряженность приводила к снижению потребления, а поскольку во время войны и в период послевоенной стабильности широко распространились инвестиции, это привело к обвалу ценных бумаг и финансовому кризису. В затруднительном положении оказалось множество американских банков. Последовала паника 1931—1932 гг., но стране повезло с президентом — Франклином Рузвельтом, который установил беспрецедентный контроль за банками и повернул страну от традиционного индивидуализма, связанного с накоплением богатств и разбазариванием ресурсов, к планируемой обновленной экономике. Эта политика получила название Нового курса. Для такой социализации не хватало подготовленных и образованных чиновников, и, кроме того, с самого начала президенту сильно мешали некоторые недостатки его слишком открытого характера, раздоры между министрами и сильнейшее пристрастие американской юстиции, начиная с Верховного суда, к частной инициативе. Кроме того, Америка начала осознавать опасность для своих океанских побережий в случае катастрофы с Британской империей, а угроза с воздуха увеличивалась по мере возрастания скорости и размеров самолетов. К тому же приготовления к войне могли снизить безработицу. Таким образом, по-прежнему цепляясь за миф об изоляционизме, США вслед за Англией и Францией включились в гонку вооружений.
