У природного дикаря и у отсталого современного человека никаких ограничений в сфере собственности нет. Добытое силой принадлежит победителю: женщина, пленник, пойманный зверь, лесная поляна — все что угодно. По мере развития общества возникали законы для ограничения кровавых междоусобиц, устанавливались простейшие способы разрешения споров. Собственность принадлежала тому, кто первый сделал, первый захватил, первый заявил о своем праве. Стало вполне естественным, что несостоятельный должник переходит в собственность заимодавца, равно как и то, что объявивший себя хозяином земельного участка мог требовать плату с тех, кто хотел его возделывать. Постепенно, по мере того как люди начинали понимать преимущества организованной жизни, им стали понятны неудобства такого рода неограниченной собственности. Уже при рождении люди попадали в мир, где все было давно поделено. Более того, они и сами оказывались чьей-то собственностью. Теперь трудно отыскать следы социальных конфликтов в первобытных цивилизациях, но из нашего рассказа о Римской республике можно видеть, как возникла идея об антиобщественной сущности долгов и неограниченного землевладения. И наконец, великий революционер из Назарета радикально осудил собственность. По его словам, легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому попасть в Царство Небесное. Судя по всему, в последние двадцать пять-тридцать веков осуждение собственности в мире неуклонно возрастало. Через девятнадцать сотен лет после Иисуса мы видим, что христианский мир считает недопустимым владеть людьми. Пошатнулось убеждение и в том, что «человек может делать с принадлежащим ему все, что пожелает».
Однако в конце XVIII века мир поставил перед собой большой вопросительный знак. Он так и не уяснил себе мотивов своих действий и хотел только одного: защитить свою собственность от корысти королей и высокородных авантюристов. Такова одна из главных причин Французской революции, которая вскоре вступила в конфликт с эгалитарной идеологией революционеров. Откуда возьмутся свобода и равенство, если у большинства людей нет куска хлеба и клочка земли, на котором можно встать обеими ногами, а владельцы кормят их только в обмен на непосильный труд? Эту загадку пытались разрешить первые социалисты — точнее, коммунисты, намеревавшиеся полностью «отменить» частную собственность. Единственным собственником может быть государство (демократическое, конечно).
Самые разные люди, стремившиеся к одним и тем же целям (свободе и всеобщему счастью), с одной стороны, абсолютизировали собственность, а с другой — собирались ее уничтожить. Только в XIX веке стало понятно, что собственность — чрезвычайно сложное явление. Огромное количество материальных явлений (железные дороги, машины, механизмы, дома сады, яхты) приходится рассматривать в каждом случае по отдельности, чтобы определить, в каком случае они могут быть частной собственностью, а в каком — сдаваться в аренду ради интересов всего общества Такого рода вопросы относятся к области политики, которая должна вырабатывать механизмы эффективного управления, при этом возникают проблемы, относящиеся к области социальной психологии. Критика собственности до сих пор остается скорее эмоциональным феноменом, чем наукой. На одном фланге находятся индивидуалисты, готовые защищать и расширять права собственности, на другом — социалисты, стремящиеся обобществить владения и ограничить возможности собственников. Мы имеем полный набор градаций, от крайних индивидуалистов, с трудом соглашающихся платить налоги и как-то поддерживать правительство, до коммунистов, отрицающих любую форму собственности. Современный социалист — это человек, которого называют коллективистом: он готов признать частную собственность, но хочет оставить в руках высокоорганизованного государства образование, транспорт, шахты, землю, основные товары массового производства и т. п. Сейчас как будто происходит постепенное сближение людей с разными взглядами в пользу планового социализма. Все более и более осознается, что непросвещенный человек — это неэффективный участник широкомасштабных предприятий и что каждый шаг при переходе от частного владения к государственному требует соответствующих образовательных программ и контроля со стороны общества. Пресса и политические структуры современного государства еще слишком грубы и неповоротливы для внедрения коллективистских программ.
В настоящее время противоречия между хозяевами и наемными работниками привели к широкому распространению очень жестокой и примитивной модели коммунизма, связанной с именем Маркса. Маркс основывал свои теории на том, что мышление человека определяется его материальными потребностями, что делает конфликт между работодателями и наемными работниками неизбежным. С развитием образования, вызванным потребностями промышленной революции, огромная масса людей обретает классовое сознание и сплочение в своем противостоянии правящему меньшинству. Маркс предсказывал, что рано или поздно рабочие, наделенные классовым сознанием, захватят власть и создадут социалистическое государство. Конечно, можно говорить о классовой борьбе, восстании и даже революции, но из всего этого еще не следует неизбежное появление нового социального государства, а разве что социально злокачественный процесс.
Маркс подменил противоборство наций классовой борьбой, и на основе его учения возникли Первый, Второй и Третий Интернационалы. Однако предпосылки современного индивидуализма также могут порождать интернациональные идеи. Со времен великого английского экономиста Адама Смита и до сих пор растет понимание того, что для всеобщего процветания необходима свободная торговля. Враждебный государству индивидуалист не приемлет ни таможенных тарифов, ни границ, ни каких-либо других ограничений. Интересно, что два столь противоположных по духу и смыслу направления, как воинствующий классовый марксизм и философия индивидуализма, несмотря на фундаментальное различие между ними, требуют нового понимания проблем человечества. Логика реальности побеждает логику теории. При всей противоположности своих начал индивидуализм и социализм пытаются отыскать универсальные социально-политические ценности, на основе которых возможна совместная деятельность людей. Этот поиск углублялся по мере того, как европейцы разочаровались в идеалах Священной Римской империи и объединенного христианского мира; этому же способствовало расширение их горизонтов от Средиземноморья к новым морям и континентам.
Становится все яснее, что тенденция человечества к объединению влечет за собой необходимость единого управления. Наша планета уже превратилась в одно экономическое целое, и поэтому разработка природных ресурсов требует рациональной организации, тогда как современному разрозненному и пронизанному внутренними противоречиями администрированию присущи расточительность и угроза безопасности. Глобальные проблемы порождает и финансовая деятельность. То же самое относится к распространению заразных болезней и к миграции населения. Огромная мощь сделала войну непомерно разрушительной и неэффективной даже в качестве грубого инструмента решения межнациональных споров. Все эти обстоятельства требуют всеобъемлющего и точного управления, на которое все прежние правительства оказались неспособны.
Из сказанного вовсе не следует, что решение проблемы сводится к созданию всемирного сверхгосударства путем завоевания или мирного слияния существующих. По аналогии с имеющимся опытом уже предлагалось создать Парламент человечества, Всемирный конгресс, должность президента или императора земного шара. Полувековые дебаты и споры скомпрометировали эту идею, на пути к реализации которой возникает слишком большое сопротивление. Теперь мысль обратилась в сторону создания специальных комитетов и организаций, наделенных всемирными полномочиями в таких областях, как рациональное использование природных ресурсов, улучшение условий труда, поддержание мира, валюта, народонаселение, здравоохранение и т. п. Но прежде, чем будет достигнут подобный уровень интеграции и преодолена патриотическая подозрительность, необходимо, чтобы умами простых людей овладела идея единого человечества, которую внедряли бы средства всеобщего образования.
