– Проходите в кабинет, – пригласила ее черноволосая женщина и растянула губы, показав ямочки на пухловатых щеках. – Я подготовлю руки и приду.

Наташа вошла в маленькую комнату, к ее удивлению показавшуюся ей стерильной, и присела на профессиональную кушетку. Она огляделась и не заметила ни одного хоть сколько-нибудь личного предмета – на стенах висели дипломы, полки стеллажа были уставлены препаратами и инструментами, на столике в углу аккуратной стопкой высились журналы. Домашность этого кабинета выдавали только несколько фривольные желтые шторы.

Косметолог, теперь со стянутыми в тугой узел волосами, вошла в комнату и предложила Наташе устраиваться на кушетке.

– Вам мой телефон Лиля Вербицкая дала? – поинтересовалась она, закрывая рот бледно-зеленой маской.

– Н-нет, – запнулась Наташа, – В-ветрова. Но она у вас сама не была, ей какая-то ее знакомая сказала, что вы хорошо чистку делаете.

Косметолог кивнула, видимо, удовлетворившись этой плохо продуманной легендой, и села на табурет в изголовье кушетки. Она склонилась над лицом Наташи и положила пальцы ей на щеки.

Наташа торопливо продолжила, пытаясь сохранить нужную ей тему: «У вас же, наверное, много клиентов? И подруги еще обращаются? Часто?».

– Да, я давно уже практикую, так что клиентов немало. У вас хорошая кожа. Видно, что ухоженная.

Под теплыми ладонями косметолога Наташа неожиданно для себя успокоилась и согласилась расслабленным голосом: «Я стараюсь ухаживать».

– Ну, чистку вам делать пока не нужно, – сообщила Марта, отодвигая лампу-лупу. – Могу предложить увлажняющую маску, чтобы морщинки на лбу стали менее заметными, и подкорректировать немного брови.

Настаивать на чистке Наташа, почти позабывшая о тайной цели своего визита, не стала:

– Давайте маску. А брови я хотела бы еще покрасить в коричневый, а то мне кажется, что они очень темные на фоне светлых волос.

И она разжала вспотевшие ладони на прохладную простыню.

Войдя в пиццерию, Наташа сразу направилась к столу в центре зала.

Денис рисовал, сосредоточенно выставив кончик языка, а муж со снисходительной улыбкой наблюдал за процессом.

– Ну что вы тут ели? – строго спросила Наташа и присела за стол, расстегивая шубу.

Ее мужчины заговорили одновременно.

– Мама, мам, смотри, что я нарисовал!

– Ну что? Узнала что-нибудь?

– Молодец, сынок, солнце просто отличное, – Наташа погладила сына по голове. – Нет, ничего я не узнала. У нее такие руки, что я просто заснула! Представляешь? Она мне брови выщипывала, а я спала!

Андрей досадливо поморщился: «Ладно. Попробуем что-нибудь еще».

– Но я через две недели пойду к ней на эпиляцию. Знаешь, действительно хороший косметолог. Хотя у нее все стоит почти столько же, сколько в салоне.

Муж одобряюще коснулся ее руки: «Видишь? Есть в тебе что-то от мисс Марпл, все-таки! Не отказываешься от расследования!».

Миша не дождался Андрея перед входом выставочного зала и, решив не звонить ему, поднялся на второй этаж, где проходила выставка работ фотожурналистов из разных стран.

У фотографий, увеличенных чуть не до размеров витрин, толпилось немало сосредоточенно внимающих зрителей, и Миша, оглядевшись, присоединился к самой малочисленной группе перед изображением двух плачущих женщин в черных платках. Он прищурился в ожидании ощущений, но этот кадр, хоть и выхваченный из жизни, ничего не пробудил в нем. Фотография Мишу увлекала всегда, школьником он даже занимался в фотокружке, но карьера фотографа его мечтой все же не стала. Теперь он изредка фотографировал под настроение, и некоторые его работы ему даже нравились, но больший интерес все же вызывали чужие фотографии, иногда настолько пронзительные, что он погружался в их атмосферу с первого взгляда, чувствовал запах или ветер, в мгновение ока переносился ощущениями на место съемки.

Со следующего стенда на него смотрел безучастный черный ребенок, голову которого прикрывали сморщенные женские ладони. Заинтересовавшись реакцией на снимок других посетителей, Миша оглядел их лица и тут заметил Андрея, стремительно вошедшего в зал.

– Извини, я задержался в офисе, – произнес он, приблизившись. – Ты давно тут?

– Нет, только зашел. Все в порядке?

– Да, конечно. Ну, что тут интересного?

Миша пожал плечами: «Пока ничего. Давят на жалость, но как-то… коммерчески».

– А ты не поддаешься?

– Абсолютно. У меня цинизма столько, что я могу продавать его нуждающимся. Оптом.

Они медленно перешли к ряду фотографий с военными сценами, и Миша, мельком глянув на измазанное копотью и кровью лицо солдата, повернулся к Андрею:

– Складывается такое впечатление, что в мире ничего, кроме войн и голода не происходит. Слишком прямолинейные и ограниченные работы.

– Ну, это же, наверное, для широкой публики? – предположил Андрей.

– Вот именно. Чтобы публика вышла и захотела внести пожертвования в очередной фонд, организаторы которого потом будут перед прессой изображать из себя святых. Используя для этого чужие деньги.

– М-да, цинизма у тебя действительно хоть отбавляй.

– Ну, в этом случае это не цинизм, а прагматизм. Если я хочу кому-то помочь, то помогу без всяких посредников.

– А ты хочешь?

– Конечно, – улыбнулся Миша. – Например, я хочу помочь тебе удовлетворить твое любопытство.

Андрей отвернулся – как показалось Мише, смущенный.

Такое же смущение Миша видел и во время их встречи на чашку кофе несколько дней назад. Для прощупывания отношения мужчины к себе Миша обычно использовал как раз такие встречи на кофе – недолгие, ни к чему не обязывающие, дающие собеседникам шанс разойтись после раздельной оплаты счета и никогда больше не встречаться, если выяснялось, что их интересу друг к другу не достает глубины.

Мише, привлеченному поначалу лишь внешностью Андрея, понравился и их достаточно долгий разговор за кофе. С удовольствием наблюдая за четко очерченными губами собеседника и слушая его яркий смех, он искренне поддерживал интересные Андрею темы. Но в иные моменты в Андрее все же ощущалась скованность, испытываемая им, вероятно, из-за некоторой двусмысленности их встречи, и Миша тут же переключался на общие предметы, чтобы обезличить их разговор. Опытный в отношениях, он всем своим поведением старался показать Андрею, что в его влечении к человеку одного с ним пола нет ничего предосудительного. И, как свидетельствовало согласие Андрея на еще одну, сегодняшнюю, встречу, пока это ему удавалось.

Они остановились перед снимком деревенской улицы с домами причудливой архитектуры, и Миша наклонился прочитать текст под фотографией:

– Румыния… Это у них цыганские бароны такие дворцы себе строят? Не бывал в тех краях?

– Нет, пока не доводилось. Но интересно, да?

– Пожалуй. Хотелось бы посмотреть что-нибудь еще, кроме пляжей и прилизанных европейских столиц.

– Знаешь, насчет прилизанности… – протянул Андрей. – Если пожить в каком-нибудь месте хотя бы месяц, то увидишь не только фасад.

– О да. Это вообще идеальный способ путешествовать. Но это требует специального образа жизни.

Андрей перешел к следующей фотографии – летящего в воду пловца.

– А хочется иногда все бросить – весь этот бизнес, обязательства… и уехать туда, где тебя никто не знает. Заняться чем-нибудь, чем никогда не занимался раньше.

Миша улыбнулся: «Я надеюсь, что мы еще на это способны. Пойдем поужинаем? Туда недалеко есть очень вкусный ресторан».

В ресторане было немноголюдно, и Миша заметил, как тут же расслабился Андрей при виде полупустого зала. Едва официант раскрыл перед ними меню, Андрей достал сигареты и жадно закурил, выдавая написанным на лице удовольствием и долгими затяжками свою давнишнюю привязанность к табаку.

– Ты давно куришь? – начал Миша беседу на очевидную тему.