Поезд подошел к границе на рассвете. За окнами было мутно и густая темнота стояла в вагоне, только в конце коридора покачивался фонарь со свечей. Вошедшие таможенники позевывали и говорили хриплыми голосами.

— Это все ваши вещи? — несколько удивленно спросил таможенник у матери Леонида, ставя фонарь на столик у кона. — Не густо вещей! — Он раскрыл старую плетеную корзину, перевязанную до этого веревкой, и деревянный чемодан. — Запрещенного ничего не везете? Если есть золото, предъявите.

— Золота и серебра у нас нет, — ответила мать Леонида. — Весь багаж здесь.

Таможенник перебрал вещи в корзине, отодвинул ее. В чемодане лежали вещи Леонида и учебники. Перелистав книги, таможенник отложил их стопкой в сторону.

— Книги не положено, — сказал он, перевязывая стопку бечевкой.

— Но это же учебники, — дрожащим голосом попытался возразить Леонид. — Мне же учиться надо будет! Как же без учебников?!

— Там другие учебники будут, — ответил таможенник. — А эти здешним ребятам пригодятся. Не разрешается везти учебники заграницу. Можете завязывать вещи, — сказал он матери Леонида.

Таможенники пошли дальше, унося книги Леонида. Они заглядывали в каждое отделение, но кроме сорокалетней женщины, матери Леонида, да его, тринадцатилетнего подростка, в вагоне никого не было. Заграницу поезд уходил с единственными пассажирами.

За конами посветлело, обозначились станционные постройки. Прошли вдоль состава рабочие в промасленных куртках. Поезд все замедляли замедлял ход. Мать Леонида сидела, отвернувшись к окну, задумчивая и какая-то отрешенная.

— Ты что, мама? — спросил Леонид. — Чем-нибудь расстроена? Не выспалась?

— Да вот думаю, что ожидает нас, — ответила она, не поворачивая головы. — В неизвестность едем.

— Но почему в неизвестность?! Ведь там же дядя Семен, тетя Зоя, тетя Ира! Ведь и с ними мы будем так, как с дядей Кешей и тетей Лидой жили!

— Да будем ли мы им нужны? Ведь у них своя жизнь!

— Конечно будем! Ведь они же нам родные, — удивляясь сомнениям матери, убежденно сказал Леонид.

А движение поезда становилось все медленнее. Точно устав от долгого пути через всю Сибирь и Дальний Восток, после семисуточного бега, он подходил к финишу, дыша тяжело и в то же время с облегчением, что наконец-то путь окончен.

— Мы, наверное, уже скоро приедем? — спросил Леонид. — А встречать нас будут?

— Да, должны, — все так же, не оборачиваясь, ответила мать.

Медленно проплывали, уходя назад, станционные постройки, вот мелькнула последняя будка, за окном потянулась степь, на которой кое-где начинала пробиваться трава. Было начало марта.

Не думал тогда Леонид, что не скоро увидит он родную землю, последний раз мелькнувшую за окном, не скоро вступит на нее вновь.

Поезд остановился, немного постоял, точно передохнув, и двинулся опять. В вагон вошли китайцы в военной форме мышиного цвета. Один из вошедших подошел к матери Леонида и сказал: — Моя драгомана. Ваша виза еси?

Мать Леонида достала паспорт. Китайцы долго рассматривали его, что-то говорили между собой на впервые услышанном языке.

— Зачем ваша приехал? — спросил драгоман.

— К родным, — ответила мать. — Брат и сестра у меня здесь живут.

— Братка это хорошо, — оскалил лошадиные зубы драгоман. — Ваша могу ходи, наша капитана говори можно.

Военные пошли дальше. Леонид с любопытством смотрел им вслед. Он впервые видел китайцев. Ломаный язык драгомана был забавен. Но одновременно было чувство не то обиды, не то досады от высокомерного тона драгомана.

Когда поезд подошел к зданию вокзала, на фронтоне которого было написано «Маньчжурия», мать замахала рукой в окно вагона. — Мы здесь, Зоинька, — крикнула она, опуская раму.

В вагон вошла красивая, немного полная женщина, одетая, как показалось Леониду, роскошно. От нее пахло духами, она вся сияла и благоухала, и мать перед ней показалась какой-то серенькой мышкой.

— Господи, наконец-то вы приехали, — обнимая и целуя мать, заговорила тетя Зоя. — Мы уже всякую надежду потеряли увидеть тебя. Где твои вещи? Господи, это все? Как вы там жили?! Но ничего, здесь все достанем! Нам надо торопиться на поезд, он уйдет через пятнадцать минут!

Только тут, наконец, тетя Зоя обратила внимание на Леонида, смущенно стоявшего в стороне. Она обняла его, прижала к груди, от которой сладко пахло духами, расцеловала в губы и щеки.

— Какой он у тебя уже большой! А я помню его совсем крохотным! Ну давайте, давайте скорей, — заторопила тетя Зоя. — Носильщик, — крикнула она, высовываясь в окно.

— Да зачем носильщика, мы сами унесем, — робко запротестовала мать. — Леня мальчик крепкий.

— Это вы там привыкли все сами делать! — Тетя Зоя сокрушенно покачала головой. — Просто неудобно, что у вас за вещи! Вот, забери эти два места, — сказала она китайцу-носильщику с большой медной бляхой на груди. — Отнесешь в поезд, пятый вагон.

— Хо, мадам, хо, — закивал носильщик, — моя цзнай, пятый вагона.

На перроне было многолюдно, бежали китайцы в длиннющих халатах, китаянки шли торопливой утиной походкой на крошечных ножках и были одеты они в кургузые курточки и штаны, завязанные у щиколотки. Все это было так ново и необычно, что Леонид остановился. Вот прошел китаец с длинной косой, черной змеей болтавшейся за спиной. Было здорово интересно: мужчины с косами, а женщины в штанах. Вся эта толпа говорила на совершенно незнакомом, впервые услышанном языке. Казалось, что она гудела как огромный муравейник, вернее, как гигантский пчелиный улей.

— Леня, ну что же ты отстаешь! — крикнула тетя Зоя. — Мы же из-за тебя опоздаем на поезд.

Но поезд был уже рядом. Сияющий начищенными стеклами и яркой зеленой краской. Около каждого вагона стоял проводник в коричневой форме и забавной, как у французских солдат, шапочке с большой кокардой. Как не походил этот поезд на только что оставленный, который привез их в Маньчжурию. Там были плохо освещенные двухосные вагоны. Проводница — добрая, заботливая женщина, — все время сокрушавшаяся, что Леонид с матерью едут заграницу, была одета не в форму, а в замасленную телогрейку.

— Ну, вот и наш вагон, — сказала тетя Зоя, первая вставая на лесенку вагона. Ее поддержал под локоть проводник в смешной шапочке. В вагоне все опять поразило блеском, в коридоре лежала красная дорожка, в купе, куда занес вещи носильщик, долго и подобострастно кланявшийся, когда тетя Зоя дала ему какую-то мелочь, были мягкие диваны, покрытые белыми чехлами.

— У нас казенный билет первого класса, — объяснила тетя Зоя, усаживаясь у окна. — Семену полагается, как начальнику. А в третьем классе одни китайцы, от чеснока задохнешься!

— Надо бы купить чего-нибудь поесть, — сказала мать. — Мы еще не ели, не до еды было.

— Зачем же покупать, — сказала тетя Зоя, покровительственно улыбаясь. — Вот тронется поезд и мы пойдем в вагон-ресторан. Тебе надо отвыкать от ваших привычек! Здесь у нас живут по-другому. Слава богу, что вы оттуда вырвались! — вздохнула она. — Представляю, как вы там намучились! У нас газеты все время пишут про ужасы тамошней жизни!

— Ну какие же там ужасы, — ответила мать. — Теперь стало много лучше. Живут же люди, все налаживается.

— Но только ты, пожалуйста, не говори этого здесь, — замахала руками тетя Зоя, — а то тебя сразу примут за большевичку! А это может повредить Семену по службе!

— Но почему? — удивилась мать. — Ведь сейчас совместная эксплуатация китайской восточной железной дороги!

— Ах, ты не знаешь всей сложности здешней обстановки! Мы — китайские подданные и нам… Ну, словом, ты понимаешь! Пошли, пошли завтракать, — повеселевшим голосом заторопила тетя Зоя.

В вагоне-ресторане Леонид был впервые в жизни и даже не предполагал, что существуют такие роскошные столовые на колесах. Столики у каждого окна были покрыты белыми накрахмаленными скатертями, в хрустальных бокалах дробилось солнце. Когда они сели за столик, к ним подскочил официант в белоснежной куртке с золотыми пуговицами и, наклоняясь к тете Зое, спросил вкрадчивым голосом: — Что будете кушать?