Геннадий Русский

Московская легенда

Начинается сказ про чёрную книгу…

И что за весёлость, что за удальство, братцы, быть московским человеком!

Что с нами ни делают, как нас ни ломают, а живы мы, люди московские, и Москва наша жива, матушка. И вроде бы немало воды с неких пор утекло, а все же есть она, Москва, и есть в ней дух московский!

Шел я нашим богоспасаемым градом - а чего шел, и сам не ведаю, - Пасха сегодня, светлый наш праздник, весна, теплынь, солнышко веселит, тянет в этот день на улицу, и ходишь по всем московским сорока́м.

Был у Христа Спасителя, закрыт он давно и службы нет. От него к Кремлю. Бывало, вся Москва на святой холм сходилась, а ныне нашему брату туда ходу нет... А звон какой стоял - красный звон - до неба! Ныне не позвонишь - еле-еле церквушки держатся, того гляди последние закроют и Бога упразднят окончательно.

А был когда-то праздник, один день в году, когда все русские люди жили в любви и дружбе. Вообще-то ох и недружны мы, русские, а тут все забывалось, вся злость-вражда, потому что Христос Воскресе, люди русские, на земле мир, в человецех благоволение!

Да... Вышел на Красную площадь, от нее по Никольской. Иду, старину вспоминаю. Никольская - улица книжная. Здесь началось книгопечатание, так и пошло - вся книжная торговля здесь. Москва книгу почитает и почитывает, любит книгу, книжный это город. На Никольской новыми изданиями торгуют, тут и слава книжная и барыш, а пройдет книга через руки людские, обтреплется, забудется и окажется у нас на Сухаревке.

За Никольской - Лубяная площадь, место приснопамятное, не к ночи будь помянуто... За ней Лубянка-улица, а там Сретенка. Сретенка - улица торговая, чистая, строгая. Взглянешь вдоль улицы - дома на ней невысокие, двухэтажные, и видишь издали - стоит башня Сухаревская. Ближе подходишь - шумит, бурлит народ, толчок наш здесь, знаменитая Сухаревка.

Весь отброс, людской и барахольный, тут. Все, что надо и что не надо, все волокут. Все что хошь продадут и обманут обязательно. Москва такой город - ловкий. «Москва бьет с носка» - известно. А потом хошь доказывай, хошь плачь - Москва ни словам, ни слезам не верит. Ох, город! Ну и город! Лихой! И народ лихой, лише некуда. Не протолкнешься: с лотков торгуют, вразнос торгуют, сидельцы из лавочек чуть не силой к себе заталкивают. Трамвай звенит, не проедет никак. Каждый день кого-нибудь режут, а все ничего - Склифосовская больница напротив. И орут кругом: «А ну, ну... налетай!», «А вот, а вот по дешевке!», «Эй, навались, у кого деньги завелись!», «Подштанники новые! Интимное белье, дамский конфексьон!», «Квас на льду! Квас на льду!», «Стихи поэта Баркова! Сочинение профессора Фореля! Пикантная литература!», «Ты чего в карман лезешь? Держи беспризорного!». Чего тут не бывает!

Иду по антикварному ряду, гляжу: вот она, старая Россия, вся снесена на барахолку. Картины разные, еще крепостными художниками писанные, - господа на них важные в париках, дамы такие, что глазу услада, - ах, елки точеные, думаешь, ведь жили люди и все-то прахом пошло. Жалеть их, эксплуататоров, конечно, не жалею, а все же грустно как-то. Иду дальше: часы с боем продаются, под стеклянным колпаком, штука такая изящная - вроде постели сделано, а на ней возлегает нимфа в натуральном виде. Раньше такие часы больших денег стоили, а нынче отдают за червонец. Ходили часики, отбивали время, да сломались, потому что ушло их время и не возвернется. Подсвешники выставлены, на три, на пять свечей - шандалами зовутся. Может, при этом подсвешнике великий наш поэт Александр Сергеевич Пушкин творил или в карты резался! Всё, чем жили, всё на барахолку! И так-то мне это за печаль стало, и задумался я: так-то и человек, Божья душа, отслужил свое, отпрыгал и тоже на барахолку? Странно мне это отчего-то показалось. Стою, смотрю, как народ мельтешит, а чего мельтешит, и сам не понимает. «Эх, - думаю, - мир-народ московский! И злыдни средь вас есть, жулье последнее, и тати, и душегубцы, и страдальцы, и мученики, и люди доброты великой, жизни праведной, а всех я вас люблю, потому что вы - люди московские, наши, нашенские. За все благодарен я вам: за то, что живете, что мимо ходите, что вижу вас повседенно! И что-то такое мне сказать вам хочется, прямо сердце рвется...»

Гляжу: стоит над всем шумом-гамом одна тихая Сухарева башня. Если присмотреться - вовсе загадочное сооружение. Для чего ее поставили - никому не ведомо. Говорят, для Сухаревского стрелецкого полка (командиром в нем был Сухарев, оттого и название). Все стрельцы тогда взбунтовались, один этот полк остался верен царю, за что Петр Великий и построил для него башню. Странное объяснение. Просто неведомо зачем башню поставили, а стрельцов в ней поселили за неимением иного помещения. Потом там, по истории, было навигационное училище, потом и театр был, и склады, тоже по морскому ведомству. Уж потом московский губернатор князь Голицын приладил в башне водопровод. Нескладная она такая, эта башня, никто не знает, зачем ее строили и подо что ее использовать. Бесполезное сооружение вроде. Стоит себе меж Сретенкой и Мещанской, проезду мешает, ни к чему не годная, а тоже наша, милая, московская. Как без нее Москву представишь, да без Кремля, да без Христа Спасителя? Она тут, и Москва тут. Вам в Париже, может быть, Нотр-Дам, а нам Сухарева башня. Вот как! А если бы нам сейчас такого писателя, как Виктор Гюго, чудеса бы про нее написал, честное слово!

И народ ее любит, и уж каждый в Москве знает. Это мы так только говорим, что бесполезное сооружение, а народ не то думает. Построили башню для умственного дела и, говорят, для тайного дела! И приложил сюда руку сам Яков Брюс, знаменитый московский чародей и чернокнижник. А когда строили, замуровали в ее стены Черную книгу! Вот что народ-то говорит. Чернокнижие! Проходит ночью человек мимо башни, увидит - огонек светится в верхнем оконце, так рука сама крестит в испуге.

Черная книга в башне замурована! Тайная тайных! Вы-то о ней не слыхали? О двух книгах-то ничего не знаете? Ну ладно... Недогадливый ныне народ пошел, никто шкалика не поднесет... Спасибо, хоть ты догадался. Ну, спаси тебя Христос и с ребятишками!

Две книги их было. Одна Голубиная, она от Господа Бога, выпадала она с неба, а велика - не обойти ее, не объехать и не прочесть, сам мудрый царь Давыд Евсеич читал ее три года, прочел три строки. Про все в этой книге сказано: отчего на небе звезды ясные, отчего млад-светел месяц, отчего в нас души живые, и какой зверь набо́льшой Индрик, и какая птица набо́льшая Стратим, и прочего много - все тайны в ней Божии, и радуется избранник, кто премудрость сию постигнет. Пели про ту книгу слепцы на паперти за сухую корочку.

Черная книга - она от князя тьмы. Написал ее Змий, от Змия перешла она к Каину, от Каина к Хаму, тот ее на время потопа хитро спрятал в тайничке, а как кончился потоп, вынул, перешла книга к сыну Хамову Ханаану, была книга и при столпотворении вавилонском, и в проклятом городе Содоме, и у царя Навуходоносора, нигде не сгибла и везде зло сеяла. Как - не знаю, попала книга на дно морское под бел горюч-камень Алатырь, там лежала долго, пока один чернокнижник премудрый, из арабов, не добыл книги, и снова пошла она по белу свету, и к нам на Русь попала. Тут добыл ее наш колдун Брюс и положил в башню. А чего в той книге написано - неведомо. Не каждому ее прочесть. Писана книга на тарабарском языке волшебными знаками. Тот, кто ее прочтет, получает наивысшую власть над миром, все бесы ему повинуются, все желания его исполняются, кого хочет заклясть может. Многие о той книге помышляли, да не достать ее. Замурована книга в стенах Сухаревой башни и заклята семью бесовскими печатями под страшным проклятием на девять тысяч лет. Вот как говорят.