— Я состою в приятельских отношениях с отцом Дюрана Каисом, — вежливо, но твердо сообщил он. — Дюран — хороший мальчик и лояльно относится к своему отцу. У него все в порядке. Однако Дюран принадлежит своему отцу. И оставьте его в покое. У него есть семья, и эта семья находится в Афганистане.

Я прокляла этого человека, понимая, что все мужчины всегда будут держаться вместе против женщин.

Я стала собирать сведения у друзей, остававшихся на территории оккупированного «Талибаном» Афганистана, и ничуть не удивилась, когда узнала, что теперь Каис являлся приспешником нового правительства. Сейчас он осмеивал коммунистический режим, которому когда-то служил, и занимал высокое положение в правительстве «Талибана». Кроме того, мне сообщили, что после моих писем министрам «Талибана» Каиса предупредили и теперь моего сына охраняли от сношений с его матерью. Другие друзья передали мне информацию о том, что мой сын специализируется в компьютерной технике и «Талибан» широко использует его навыки в своих целях. Вероятно, мой сын находился в безопасности, но я не могла радоваться тому, что он близко общается с людьми, которых я считала преступниками. Судя по всему, Каис пользовался моим сыном как пешкой для повышения своего престижа среди глав «Талибана».

И в тот момент, когда я сочла, что хуже уже некуда, ситуация еще больше усугубилась.

11 сентября 2001 года я находилась в Джедде, когда по телевидению стали транслировать страшные сцены из Америки. Я взвыла от ужаса при виде смертей и разрушений. Я любила Америку и американцев — страну и людей, приютивших меня, когда моя родина была в огне, и я не могла спокойно смотреть на столь масштабные страдания невинных.

А когда мы узнали, что за этой атакой стоял Усама бен Ладен, которого в Афганистане поддерживал «Талибан», мы поняли, что дни его сочтены. Америка собиралась предпринять военные действия в ответ на теракт, осуществленный на ее территории.

Когда Америка начала сбрасывать бомбы на мою родину, я оказалась на грани нервного срыва, так как знала, что они нацелены как раз туда, где находится мой сын. Аллах спас его во время войны с русскими и гражданской войны, но теперь Афганистан противостоял Америке, самому могущественному государству в мире! Наступит ли когда-нибудь мир на афганской земле?

Я сидела перед Кораном и молилась: «О Аллах, спаси, пожалуйста, всех добрых людей в Афганистане. И прошу, спаси моего сына». На Афганистан сбрасывали столь разрушительные бомбы, что, по слухам, людей просто разрывало на мельчайшие частички. Неужели мне не суждено вновь увидеть своего сына?! Я отправилась в Мекку и стояла у дверей к Каабе, прося Аллаха, чтобы он отвел бомбы от моего сына.

К декабрю американские войска продвинулись в глубь страны, вытесняя из нее «Талибан». Афганские друзья сообщали, что Каис по-прежнему поддерживает «Талибан» и держит Дюрана при себе. Больше всего я боялась, что американцы убьют моего сына, сочтя его за представителя «Талибана».

Я непрерывно писала письма в американское посольство, рассказывая все, что мне было известно о Каисе и Дюране, и умоляя чиновников найти моего сына и вернуть его мне. Я почувствовала полную опустошенность, когда мне сообщили, что, поскольку Дюрану в январе исполнилось восемнадцать лет, он теперь считается взрослым и находится вне юрисдикции американских властей. С точки зрения американского закона теперь мой сын мог жить с кем угодно и мог вернуться ко мне лишь по собственной воле.

Именно в это время я получила известия от своего двоюродного брата Фарида, который собирался вернуться в Афганистан и возродить наш семейный бизнес.

Меня это очень встревожило. За пределами охраняемых американцами постов Афганистан по-прежнему оставался довольно опасным местом.

— У тебя же хорошая работа в Париже. Не надо рисковать, Фарид! — убеждала его я.

— Сейчас наступает особое время, Мариам. Наша страна нуждается в патриотах, — возражал он. — К тому же кто-то должен найти твоего сына.

У меня сжалось сердце. Фарид всегда был моим защитником, даже теперь, когда я стала взрослой женщиной и была замужем. Он был настоящим волшебником. И может, ему удастся наконец привезти ко мне Дюрана.

Но еще до того, как Фарид добрался до Кабула, мне позвонил наш родственник, сообщивший потрясающие новости: ему удалось встретиться с Дюраном!

— Мариам, твой сын здоров и счастлив, — сообщил он мне. — Он свободно говорит на английском и фантастически владеет компьютером. Сейчас он учится на первом курсе в колледже.

— Я еду в Кабул! — закричала я в трубку.

— Нет, Мариам, он не хочет тебя видеть. Я рассказал ему о тебе. Теперь он знает, что у него есть мать, но ему здорово промыли мозги. Он считает, что ты продала его отцу за пять тысяч долларов.

Я в отчаянии бросила трубку. И хотя мне было горько услышать, что мой сын не хотел иметь ничего общего со своей матерью, я была счастлива, поскольку он жив и теперь узнал о моем существовании. По крайней мере это было хоть что-то.

В этот день ко мне вернулась надежда, и сердце мне подсказывало, что вскоре я воссоединюсь со своим сыном. Может, это произойдет не завтра и даже не через год, но рано или поздно я должна была увидеть своего похищенного сына. Однако, понимая, что его отец будет продолжать настраивать его против меня, я подумала, что, вероятно, эту встречу следует организовать на нейтральной территории. Может, его как-нибудь можно будет вывезти в Америку?

Весной 2002 года в Кабул отправилась моя сестра Надия. Она пыталась разыскать там Дюрана, но выяснилось, что он уехал. Надия позвонила, чтобы сообщить мне новые сведения.

— По крайней мере, Мариам, ты можешь больше не тревожиться о безопасности Дюрана. Каис в очередной раз переметнулся. Сначала он поддерживал коммунистов, потом «Талибан», а теперь он помогает американцам в их борьбе с «Талибаном».

Все что касается Каиса, меня уже не могло удивить. Этот человек по своей сути никому не мог быть верен. Он менял политические пристрастия с такой же легкостью, с какой я переворачивалась в кровати.

Я тут же поняла, что больше ждать нельзя.

— Надия, я еду, — сказала я. — Я возвращаюсь домой за сыном.

— Нет! — завизжала Надия. — Мариам, этого нельзя делать. Твое присутствие всех подвергнет опасности.

— Почему?

Надия передала трубку нашему кузену, и он объяснил:

— Каис разработал изощренный план на тот случай, если ты попытаешься встретиться с сыном. Он распространяет лживую информацию и всех настраивает против тебя. Только появившись в Кабуле, он сообщил всем, что матерью Дюрана была американка, которая скончалась. Он никогда не признавался в том, что похитил Дюрана. Когда члены нашей семьи сообщили властям правду, они обратились к старейшинам племени Каиса, и те согласились допросить его. Они снова и снова задавали ему вопрос, почему он покинул Америку. И если бы им удалось уличить его во лжи, ему бы пришлось носить паранджу до конца своих дней.

Обречь мужчину на ношение паранджи было страшным оскорблением. Однако порой, когда мужчина уличался во лжи или совершал какой-нибудь другой недостойный поступок, старейшины племени выносили подобное решение. Если бы к ношению паранджи приговорили Каиса, он, несомненно, стал бы всеобщим посмешищем. Более того, он был бы вынужден покинуть страну, чтобы скрыть свой позор.

— Однако, Мариам, — продолжил кузен, — если старейшины решат, что не Каис, а ты повинна в разводе, тебя обрекут на смерть вне зависимости от того, являешься ты гражданкой Америки или нет.

— Ах вот как? Значит, мужчину в качестве наказания можно просто унизить, а женщину за это же преступление необходимо убить?! — Кровь у меня вскипела. — Знаешь что? Я приеду в Афганистан и приведу своего бывшего мужа в суд. В присутствии американцев ситуация будет выглядеть несколько иначе.

— Ты что, считаешь, что афганские племена живут по американским законам?! — повысил голос мой кузен. — Каис будет говорить и поступать так, как ему вздумается, и ему будут верить, потому что он мужчина. Ты же знаешь, что женщины не обладают никакой властью. Ты знаешь, что слово мужчины важнее слова женщины. Твоим словам никто не поверит, потому что ты — женщина. И твой приезд в Кабул, Мариам, станет началом войны между двумя племенами. И кто тогда будет растить наших детей?