Я намеревалась улизнуть в Афганистан, чтобы заняться поисками сына, но папа, опасавшийся этого больше всего, спрятал мой паспорт, заявив, что он будет находиться у него в большей сохранности. И мне никак не удавалось его уговорить, что я найду проводника, который поможет мне пересечь афганскую границу, отыщу там своего сына и вернусь с ним в Америку. Но возможно, папа был прав, так как война с Россией в то время была в полном разгаре и границы были закрыты. Даже закаленные бойцы с трудом передвигались по стране. Весь Афганистан превратился в запретную зону. В него нельзя было попасть и из него нельзя было выбраться.

Папа постоянно поддерживал связь с друзьями и родственниками, оставшимися в Афганистане. И теперь он просил их помочь в поисках моего сына.

— Я верну тебе сына, Мариам. Обязательно верну, — повторял он.

И по прошествии восьми месяцев после исчезновения Дюрана папе наконец удалось найти адрес. Впервые за все это время мы узнали, что Каис и Дюран живы. Я бросилась в Госдепартамент Лос-Анджелеса, наивно полагая, что американское правительство отправит в Афганистан спецгруппу, чтобы вызволить моего сына, но получила убийственный ответ.

— Мы ничего не можем сделать, — ответил мне чиновник Госдепартамента. — У Соединенных Штатов нет в настоящее время дипломатических отношений с афганским правительством.

Привыкнув к тому, что живу в стране, где глава государства зачастую лично откликается на просьбы граждан, я написала письмо в Администрацию Рейгана, умоляя американского президента помочь мне вернуть сына. Но от него я получила лишь формальный ответ с теми же самыми данными, которые мне уже сообщил чиновник Госдепартамента. «Соединенные Штаты не поддерживают дипломатических отношений с Афганистаном».

Когда я снова впала в отчаяние, папа показал мне газетную статью о маленьком мальчике, который был похищен во Флориде и убит.

— Зачем ты мне это дал? — обезумев от страха, воскликнула я. Неужто то же самое произошло с Дюраном и папа таким образом пытался меня подготовить к страшному известию?

— Просто подумай, как тебе повезло, — ответил папа. — По крайней мере, твой сын был увезен не чужим ему человеком и его никто не убил. Ведь он находится со своим отцом, Мариам.

Я лишь покачала головой, изумляясь отсутствию у него проницательности и сочувствия.

Мы убедились, что Дюран жив, когда Каис передал мне сообщение через папиных друзей в Афганистане: «Если Мариам пересечет границу Афганистана, я отрежу ей ноги и отправлю их обратно в Лос-Анджелес».

Жившие в Кабуле друзья и родственники продолжали прилагать усилия для того, чтобы увидеться с Дюраном. Кое-кто даже пытался относить ему подарки, но на пороге дома их регулярно встречал разгневанный Каис, угрожавший свернуть им шею. Кроме того, мы узнали, что Каис разорвал отношения с афганскими патриотами и стал советской марионеткой. Он доставлял пищу русским и неплохо зарабатывал. Я старалась убедить себя найти в этом хоть какое преимущество: Каис не ушел на фронт и не бросил Дюрана на попечение чужих людей. И хотя Каис служил врагам моей страны, я надеялась, что часть получаемых денег он тратит на моего сына.

Потом одной женщине удалось проникнуть в дом Каиса и увидеть Дюрана, так как Каис не знал, что она моя подруга. Она успокоила меня, сказав, что Дюран жив, хотя часто плачет и постоянно кричит: «Мано! Мано!» Она была изумлена, когда в ответ на эти известия я начала рыдать.

Я часто молилась, чтобы мой сын забыл меня, полагая, что тогда жить ему станет легче. Но, судя по всему, Дюран получил такую психологическую травму, что даже после десяти месяцев разлуки продолжал ждать меня. Когда я поняла это, мои мучения лишь усилились. Друзья и родственники начали шептаться, что эти переживания убьют меня и вскоре им придется меня хоронить.

Но едва я узнала, что мои кузины уже шьют мне саван, я решила, что должна быть сильной. Если я умру, кто станет бороться за возвращение моего сына? Я знала, что, как только на моем надгробии выбьют эпитафию, все позабудут о судьбе несчастного Дюрана.

Тогда-то я и осознала: у меня нет другого выхода, я обязана жить.

В октябре 1987 года я устроилась на необременительную работу в видеосалон, где надо было проверять выдаваемые и возвращаемые кассеты. Еще никогда у владельца салона не было такого ответственного работника. Я функционировала как робот: рано приходила, работала с бешеной скоростью и оставалась допоздна, не прося при этом дополнительного вознаграждения. Вся моя жизнь теперь состояла из работы, а посетители становились моими друзьями. Некоторые мужчины приглашали меня на свидание. Но я всем отказывала.

— Ты что, лесбиянка? — наконец поинтересовался один из них.

Я передернула плечами и не стала объяснять, как брак разрушил мою жизнь. У меня не было сил на новые отношения.

Как раз в это время Надия родила девочку. И в мою жизнь вернулась доля радости, которую я ощущала, глядя на маленькую племянницу. Сьюзи стала смыслом моей жизни. И хотя порой я снова впадала в состояние глубокого отчаяния, для меня пришло время начать жизнь заново.

Вскоре после рождения моей племянницы в салон зашел высокий мужчина с Ближнего Востока, чтобы взять напрокат кассету. Я попросила его предъявить видеокарту и удостоверение личности. Удостоверение принадлежало другому человеку, а он объяснил, что приехал навестить шурина и зашел взять какой-нибудь фильм для семейного просмотра. Когда он сообщил, что приехал из Саудовской Аравии, я не раздумывая спросила:

— И привезли с собой четырех жен?

Он добродушно рассмеялся:

— Не все мужчины Саудовской Аравии имеют по четыре жены. А у меня вообще нет.

Затем он стал заходить каждый день и вскоре пригласил меня на обед.

— Почему бы и нет, — ответила я без особого энтузиазма.

Многие мусульмане считают жителей Саудовской Аравии отсталыми в основном из-за того, что они грубо обращаются с женщинами, но мой араб оказался совершеннейшим джентльменом, и общаться с ним было интересно.

А потом он удивил меня, спросив:

— А ты веришь в любовь с первого взгляда?

— Определенно нет.

— А я верю. Я влюбился в тебя, как только увидел. Выйдешь за меня замуж?

Я рассмеялась и попросила его отвезти меня домой.

На следующий день он снова пришел в салон с еще одним арабом. Его приятель был красивым темноволосым мужчиной с живыми зелеными глазами.

— Это мой друг Халид, — сообщил мне мой ухажер, а затем повернулся к Халиду. — Халид, это девушка, на которой я собираюсь жениться.

Затем он вновь повернулся ко мне:

— Мариам, я сегодня улетаю в Саудовскую Аравию, и о тебе позаботится Халид. И пожалуйста, обдумай мое предложение в мое отсутствие.

Я снова рассмеялась, решив про себя, что мужчины Саудовской Аравии очень влюбчивы. Возможно, это вполне согласовывалось с их закрытым обществом. Но я, несомненно, не собиралась снова выходить замуж, поэтому воспринимала его предложение как шутку.

Халид начал регулярно захаживать в салон и болтать со мной о всяких пустяках. Ни он, ни я не вспоминали о его друге.

Время шло очень медленно. Моя жизнь состояла из работы и слез по сыну; однако 1989 год принес обнадеживающие вести, что русские, потерпевшие поражение, изгнаны из Афганистана. Теперь передо мной вновь забрезжила надежда, что я смогу вернуться в Афганистан и забрать своего сына. Маленькому Дюрану к этому времени исполнилось уже пять лет, но он все еще был слишком мал для того, чтобы жить без матери. Но в тот самый момент, когда я уже строила планы относительно своей поездки, все снова разрушилось. Как только русские были изгнаны за пределы Афганистана и афганские военачальники избавились от советских пут, они начали вести борьбу против афганского правительства, поддерживаемого Советским Союзом. И если еще вчера афганцы сражались с русскими, то теперь они бились друг с другом. Страна погрузилась в гражданскую войну.