И для того, чтобы не вступать с ней в полемику, мне пришлось прикусить язык.
Со временем жизнь в Саудовской Аравии начинала раздражать меня все больше и больше. Как-то Халид позвонил в кабельную компанию и попросил установить телевизионную «тарелку» на нашем новом доме. Когда прибыл мастер, я сидела в гостиной, а наша горничная убирала дом. И тут Халид впервые повысил на меня голос:
— Сейчас же ступай в спальню, Мариам, и оставайся там, пока я тебя не позову.
Мне стало неловко оттого, что горничная оказалась свидетельницей грубости моего мужа.
— Почему? — осведомилась я.
— Потому что я так сказал.
После ухода сотрудника кабельной компании между нами произошла первая семейная сцена.
— Почему горничная может оставаться в комнате, а меня выдворяют вон? — поинтересовалась я.
— Потому что она — горничная, Мариам. Посторонний не должен видеть тебя в доме. Ты моя жена. Все очень просто.
В следующий раз, когда к нам пришел мастер, я решила настоять на своем. Скромно облачившись в свою абайю и шарф, я уселась в гостиной. Однако Халид схватил меня за руку и вывел в спальню. Я пришла в ярость, когда он запер дверь.
Мать и сестры Халида отстаивали его правоту:
— Горничная — это никто. И ничего не произойдет, если ее увидит посторонний. А ты — жена. Это кое-что значит. Тебя должны уважать.
Вот так!
Я не хотела переходить к военным действиям, но и особой радости это положение вещей мне не доставляло. Однако уже на следующий день я позабыла о всем своем гневе на Халида при виде душераздирающей сцены, происходившей у наших соседей. Когда в дверь позвонили, ее открыла я. На пороге стояла наша соседка Сара, двадцатитрехлетняя арабка, у которой был четырехлетний сын Али. Я пригласила ее в дом, хотя и удивилась, поскольку прежде она никогда не искала моего общества. В Саудовской Аравии люди редко общаются с соседями, предпочитая ограничивать свои связи семейным кругом. Но я была рада ее видеть, тем паче что испытывала особую привязанность к маленьким мальчикам, которые напоминали мне Дюрана. Я плохо говорила на арабском, зато она владела вполне сносным английским, так что нам удалось найти общий язык.
Стоял июль, и влажная жара в Джедде была невыносимой. Я сразу поняла, что Сара и ее сын голодны и хотят пить. Поскольку они недавно переехали, а съемные дома в Саудовской Аравии не были оснащены холодильниками и плитами, я не придала особого значения ее просьбе и с радостью принесла им питье и закуски.
Насытившись, они встали и удалились.
Ближе к вечеру я приготовила сэндвичи, налила в термос холодной воды со льдом и отправилась в соседний дом. Когда позвонила в колокольчик, дверь открыл муж Сары. Он пожал мне руку, что несколько обескуражило меня, так как в Саудовской Аравии мужчины не прикасаются к посторонним женщинам. Сарин муж был исключительно любезен, бегло говорил по-английски и сразу же сообщил мне, что является военным летчиком, получившим образование во Франции.
Я обрадовалась, что у нас такие симпатичные соседи.
На следующий день Сара и Али пришли снова. Али тут же бросился к помойному ведру и начал копаться в отбросах. Я решила, что причиной тому является исследовательский инстинкт, свойственный детям, пока не увидела, как он отрывает жилы от куриной грудки и запихивает их себе в рот. Сара тоже принялась указывать себе на рот, прося чего-нибудь съедобного. Я поспешно накрыла на стол, и они принялись жадно поглощать пищу, потом запили ее двумя стаканами холодного сока и поспешно удалились.
Ночью, мучимая бессонницей, я услышала, как кричит кот. Я выглянула из окна, но ничего не увидела.
На следующее утро до меня снова донеслись те же звуки, я опять выглянула из окна и с изумлением увидела, что это Сара издает этот странный вой. Она стучала по окну второго этажа, и я сквозь стекло услышала, что она зовет меня: «Мариам!»
— Сара! — закричала я. — Что случилось?
Бедная женщина начала рыдать.
— Мы заперты. Муж уехал. Мы хотим есть. Нам нужна пища! — крикнула она. — Мой сын умрет, если его не накормить. Ты не можешь кинуть нам чего-нибудь в окошко?
Но как?
Все дома в Саудовской Аравии окружены высокими стенами, а вход на территорию преграждают мощные металлические ворота. Я вышла из сада на улицу и подергала ворота. Они были заперты. Я предположила, что и входная дверь тоже заперта, иначе Сара не стала бы кричать из окна, а просто сбежала бы. Я вернулась на кухню, собрала провизию и поднялась по лестнице, пока не оказалась с Сарой на одном уровне. Она открыла окно во всю ширину, и я принялась бросать хлеб и сыр, хотя большая часть, конечно же, падала в сад.
Халида не было, он уехал в деловую поездку, поэтому я обратилась к нашему садовнику.
— Мне надо, чтобы ты пробрался в сад к нашим соседям, — попросила я. — Там в доме заперта женщина, и у нее голодает сын.
— Госпожа, я не могу, — дрожащим голосом ответил он, оглядываясь по сторонам, словно намереваясь сбежать. — Я бедный индиец и работаю здесь, чтобы моя семья не умерла с голоду. Если я вломлюсь в арабский дом, меня навсегда посадят в тюрьму, и тогда моя семья умрет с голоду.
Я знала, что в Саудовской Аравии зачастую плохо обращались с эмигрантами из Индии и других азиатских стран. И я решила все взять в свои руки. Что они могли сделать беременной мусульманке, состоящей в браке с саудовским арабом? Ничего — так я себя убеждала. Я взяла молоток из ящика с инструментами, вынесла на улицу стул и забралась на стену, разделявшую наши дома. Памятуя о том, что нахожусь на седьмом месяце беременности, я исключительно осторожно спустилась со стены на противоположной стороне.
Как я и предполагала, все двери в доме были заперты, поэтому я взяла молоток и разбила большое окно, расположенное с тыльной стороны. Вытащив осколки, забралась внутрь, и меня тут же окружила раскаленная духота. Кондиционер был выключен, хотя в Джедде царила влажная жара. Я стала звать Сару, идя на звук ее голоса, пока не оказалась перед закрытой дверью. Я выбила замок и освободила Сару и маленького Али. В комнате завис кислый запах.
Мы втроем бросились в наш дом.
Я ощупала их раскаленные лбы. У обоих была лихорадка после двухдневного заключения в крохотном помещении без кондиционера. Я настояла на том, чтобы они приняли душ, а сама отправилась готовить роскошный обед.
Они съели все с невероятной жадностью.
— Сара, надо вызвать полицию, — сказала я.
— Нет-нет! Он убьет меня! — зарыдала Сара.
Не успела я ответить, как в дом ворвался Сарин муж, даже не удосужившийся позвонить в колокольчик. Он кинулся к Саре, ударил ее несколько раз по голове и потащил прочь. Али закричал истошным голосом.
Эта сцена жестокого насилия напомнила мне жизнь с Каисом, когда он избивал меня, а перепуганный Дюран был вынужден смотреть на это.
— Как ты можешь запирать свою жену и сына и морить их голодом?! — закричала я. — Ты в своем уме?!
Он обернулся ко мне и ощерился, вместо цивилизованного человека я увидела перед собой зверя. Затем он вновь набросился на жену и вытолкал ее из моего дома.
Я была вне себя от ярости. Как только вернулся Халид, я сразу бросилась рассказывать ему о происшедшем. Но он пришел в ужас оттого, что я вмешалась в супружеские отношения.
— Мариам, это Саудовская Аравия. Мужчины могут делать все что угодно со своими женами и детьми. И никто не имеет права в это вторгаться. Мужчина может устанавливать собственный закон в своем доме. Даже силы безопасности считают это частным делом. Если он захочет, он может убить ее, и никто не станет возражать.
Я кивнула, понимая, что, как ни грустно, он говорит правду. И хотя Саудовская Аравия была богатой страной, а Афганистан бедной, когда речь шла об обращений с женщинами, в них все происходило одинаково. Здесь женщины были такими же беспомощными, как и в Афганистане.
Я не спала почти всю ночь, думая о Саре. Она переживала тот же кошмар, в котором когда-то существовала я, только ее положение было еще хуже. По крайней мере, я в самые тяжелые моменты могла сбегать к своему отцу. У Сары не было и этой возможности.