Даже после объединения Испании и Португалии в 1580 году евреи на Ямайке чувствовали себя в полной безопасности. Семья Колумб не пускала на остров не только инквизиторов, но и вообще любых высокопоставленных церковных иерархов. Аббат, посетивший остров в 1582 году, сообщил, что он оказался первым священнослужителем такого ранга, побывавшим на Ямайке. Поскольку остров находился в наследственном владении Колумбов, новых поселенцев там было мало. В конце XVI века, когда численность жителей достигла минимума, так называемые «португальцы» составляли половину населения Ямайки. Два губернатора подряд были представителями конверсос[281].
Заканчивался XVI век. С ним подходило к концу безмятежное существование евреев-конверсос. В 1596 году началась тяжба между двумя соперничавшими отпрысками семьи Колумб, и остров временно остался без владельца. Так как никто из претендентов не смог назначить губернатора, испанский король прислал своего человека. Это возымело драматические последствия. Через несколько дней после приезда новый губернатор дон Мелгарехо де Кордоба написал монарху, что Ямайка — это остров воров, существующий только за счет «нелегальной торговли»: «Остров служит основным опорным пунктом, главной стоянкой для корсаров и торговцев, которые используют наше побережье для починки кораблей и пополнения провизии из многочисленных складов». Губернатор был равно потрясен размахом нелегальной торговли и пренебрежением религии: «Церкви совершенно запущены. В главной церкви не служат мессу, потому что в ней протекает кровля и рушатся стены»[282].
«Португальцы» не испытывали угрызений совести из-за торговли с врагами Испании. Деловые отношения с голландцами и англичанами приносила прибыль, к тому же их товары были доступнее, чем промышленные изделия и текстиль из Испании. Испанские суда заходили на Ямайку, только чтобы сделать остановку по пути к богатым городам побережья Карибского моря и Мексиканского залива. Одним из торговцев-нелегалов был Мотта Португалец, его еврейские потомки до сих пор живут на Ямайке и в Панаме. Губернатор утверждал, что Мотта и его партнер Абрахам Фламандец постоянно заходили на Ямайку со своей базы на Кубе, посещали лавки, играли в кегли и напивались. Предположительно, Мотта и ямайские португальцы разделяли еврейский интерес к литературе, и губернатор обвинял пирата в контрабанде «запрещенных книг, сеющих смуту среди туземцев и негров»[283].
В рамках борьбы с контрабандистами Мелгарехо создал морской патруль из бригантины и двух кораблей поменьше, чтобы не пускать в воды острова иностранные суда. «Португальцы», возмущенные попыткой лишить их доходов, выступили против него. Губернатор жаловался его величеству:
На меня пишутся пасквили, в которых утверждается, что я угнетаю их. Они говорят, что однажды ночью пришлют сотню англичан и возьмут меня под арест. Эта враждебность порождена тем, что я защищаю интересы и выполняю указы Вашего Величества. Я бы покарал этих людей, но тут нет подходящей тюрьмы, вдобавок мне не на кого рассчитывать кроме как на самих преступников и их родственников, ибо страна полна ими. Я опасаюсь, что они лишат меня жизни[284].
Чтобы защитить себя, губернатор нанял четыреста солдат в Пуэрто-Рико и разместил пятьдесят из них в своем доме. Его действия были одобрены ямайским «Кабильдо» — правящим советом из пяти самых богатых колонистов. Сами наживаясь на «тайной торговле», они все же увидели в происходящем возможность дискредитировать семью Колумб. Различие интересов «португальцев», хранивших верность наследникам Колумба, и землевладельцев из «Кабильдо», которые могли оформить официально свои права на владение плантациями только в случае перехода острова под власть короны, делало столкновение между двумя группами неизбежным.
Мелгарехо правил Ямайкой десять лет и успел сделать многое: при нем увеличилась численность населения острова, он укрепил оборону, решительно боролся с пиратством и нелегальной торговлей, параллельно отрицая обвинения в собственной причастности к контрабанде[285]. Но найти золотой рудник Колумба он не смог. В последнем докладе королю губернатор писал, что шахта наверняка находится в Синих горах, но две посланные на поиски экспедиции вернулись ни с чем[286].
В 1622 году дон Нуньо Колон, наследник Колумба, не обладавший его способностями, был признан правителем острова. Однако еще до того, как он сумел восстановить власть семьи, два члена «Кабильдо» совершили церковный переворот, угрожавший раскрыть еврейскую тайну «португальцев». Действуя с ведома королевского двора, их лидер Франсиско де Лейба, самопровозглашенный «король Ямайки»[287], вместе со своим кузеном Санчесом Исасси, вступил в сговор с сыном Исасси, членом церковной иерархии на Санто-Доминго, чтобы взять под контроль ямайскую церковь. Подходящим случаем был Собор карибских церквей 1622 года[288]. Филипп III умер за год до этого. После коронации его сына, вступившего на престол под именем Филиппа IV, прелаты региона просили нового монарха выступить покровителем церковного собора в Санто-Доминго, призванного заново сформулировать политику в вопросах христианской доктрины. На соборе, продолжавшемся четыре месяца, были приняты сотни декретов, включая один, утвержденный на последнем заседании. Этот декрет, в отличие от остальных, был принят без комментариев. Подробности его неизвестны, но суть в следующем: передать ямайскую церковь под юрисдикцию архиепископа Санто-Доминго и его помощника, который оказался сыном Исасси. Когда собор закончился, де Лейба и Исасси (их Мелгарехо называл «главными колонистами, защищающими и поддерживающими страну») были приведены к присяге в качестве чиновников инквизиции[289].
В ямайской политике появилась новая сила, выступавшая против семьи Колумб и «португальцев», ее главных союзников. Под носом у дона Нуньо Колона, неспособного правителя, ни разу даже не появившегося на Ямайке, члены «Кабильдо» начали использовать свое влияние, чтобы поддержать тайные действия короны по возвращению себе Ямайки. Эти действия получили новый импульс в сентябре 1622 года, когда король потерял груженное золотом судно «Пресвятая Дева Аточская». Галион следовал из Гаваны, угодил в ураган у островов Флорида-Кис и затонул с 47 тоннами золота и серебра, в которых отчаянно нуждался король Филипп, задолжавший большие суммы. Отныне ему требовалась Ямайка со всеми ее ценностями[290].
«Португальцы», чувствуя, что их дни сочтены, сначала обратились за помощью к Голландии. Голландские пираты активно действовали в Карибском море и часто заходили в порты Ямайки. Но, как и Мозес Коэн Энрикес, эти пираты были одиночками, а не каперами, представлявшими свою страну. Они занимались захватом судов, а не колоний. Единственная голландская сила, способная на такое предприятие, Вест-Индская компания, была занята подготовкой двойного нападения на испанские колонии — в Перу и в Бразилии, запланированного на следующий год.
Ямайка не интересовала Голландию, но интересовала Англию. В 1597 году сэр Энтони Ширли, капер, получавший частичное финансирование от королевы Елизаветы, вторгся на Ямайку. Две недели он контролировал столицу Ла-Вегу и грабил окрестности. После набега он писал: «Мы не встречали в Индиях более приятного и здорового места. Здесь много скота, маниоки и превосходных фруктов. Это изумительный и очень плодородный остров, служащий садом и складом для испанских колоний»[291]. Английские торговцы, часто посещавшие Ямайку, разделяли его энтузиазм. Но каким бы лакомым кусочком ни был остров, без обещания «португальцев» показать местонахождение золотого рудника Колумба англичане не решились бы на вторжение.