Седьмого июля 1642 года следователи, занявшиеся этим делом, объявили: «Королевство Мексика в руках евреев!» Власти закрыли границы, и еврейские лидеры начали исчезать. Их забирали по ночам и помещали «в тайные камеры». Не менее четырехсот евреев были схвачены и брошены в тюрьму. Когда инквизиторское узилище переполнилось, их стали заточать в соседний монастырь, а монахиням пришлось искать себе другое место.
Шпионы и допросы с применением porto вынуждали заключенных давать показания в соответствии с таковыми других членов общины. Porto представляла собой мексиканскую разновидность дыбы, нечто вроде железной рамы, на которую лицом вверх клали обнаженного заключенного. Его привязывали тросами, соединенными с рукоятями. Каждый поворот рукояти усиливал натяжение троса. Разрешалось делать не более шести поворотов, так как иначе трос мог глубоко войти в кость, а кровопролитие не входило в правила инквизиции. Поначалу каждая группа арестованных держалась, надеясь, что их освободят, что сработают связи. Но время шло, они оставались в тюрьме и под пытками. Постепенно начались признания. Личные дела, собиравшиеся в течение десяти лет, содержат сотни страниц. Нескончаемые истязания рождали у несчастных самые фантастические надежды, вплоть до мессианских видений. У одной из арестованных в тюрьме родился мальчик, и многие узники вдруг уверовали в то, что младенец и есть Мессия…
В 1646 году, через четыре года после первого ареста, начались процессы. Каждый год с 1646-го по 1649-й проводилось аутодафе, и приговоры всякий раз выносились одновременно нескольким десяткам евреев. Аутодафе считалось праздничным событием, и вся страна собиралась на эти Судные дни в столицу. До самого дня аутодафе узники не знали, чей черед пришел. Некоторым довелось провести в камере восемь лет, прежде чем суд решил их судьбу. Только четыре еврея были оправданы. Обычное наказание предусматривало двести ударов кнутом и пожизненное заключение. Сто человек приговорили к костру.
На протяжении всех кошмарных восьми лет узники не переставали надеяться на спасение. Ходили слухи, что «португальцы собрали армаду и плывут, чтобы завоевать Новую Испанию и освободить нас». Желаемое все время принималось за действительное: «Понтифик и король даруют амнистию всем, ибо не могут допустить, чтобы множество таких знатных семей оказалось жертвами аутодафе». Но и понтифик, и король допустили.
Независимость Португалии, провозглашенная в 1640 году, положила конец проникновению португальских евреев в испанские колонии. В 40-х годах XVII века те, кто там жил, оказались в зоне пристального внимания. Король Филипп больше не нуждался в евреях для управления колониями, а без заступничества монарха аресты и новые аутодафе, последовавшие за разгромом «Великого заговора» в Мексике, полностью уничтожили общину.
Гибель общин Перу и Мексики и исход из Бразилии означали, что евреям снова нет места в Новом Свете. Накануне изгнания выбор был невелик: поселиться на одном из маленьких карибских островов[277], вернуться в Голландию или отправиться на север, в колонию Новый Амстердам. Мозесу Коэну Энрикесу было 53 года, его брату Абрахаму — 49. Они и их товарищи боролись за права евреев большую часть своей жизни. Взяв пример с раввина-пирата, восхищавшего их в детстве и доказавшего, что возраст делу не помеха, старые ученики рабби Палаччи снова начали действовать. Они потерпели поражение в Бразилии, их годы клонились к закату, но изобретательность, решимость и храбрость позволили им в следующие два десятилетия завоевать большую часть тех свобод, которыми евреи Запада пользуются по сей день.
Глава седьмая
Исход на остров еретиков
В феврале 1654 года Абрахам Коэн попрощался с семьей. Расставание было невеселым еще и из-за сложившихся обстоятельств: после долгой войны Голландская Бразилия сгинула. Евреям дали срок до апреля, чтобы уехать, в противном случае их ждали инквизиторские процессы. Около ста еврейских семей, остававшихся в Ресифи на тот момент, планировали уплыть на четырнадцати судах, специально присланных из Голландии. Они надеялись найти новое убежище в Новом Свете, но пока будущее оставалось неясным.
В тот день отплывали два судна. Одно собиралось следовать на Кюрасао, голландский остров к северу от Бразилии, второе держало курс на остров, расположенный намного дальше к северу, тридцать лет назад купленный голландским колонистом за побрякушки стоимостью 24 доллара и оптимистично названный Новым Амстердамом. На Кюрасао плыли двадцатичетырехлетний сын Коэна Яаков, который собирался присутствовать на свадьбе кузена, носившего такое же имя (эта линия Коэнов Энрикесов создала путаницу для будущих историков), и брат Мозес, собиравшийся вернуться к морским делам. В Новый Амстердам на борту судна «Фалькон» отправлялись кузен Коэна Биньямин Буэно Мескита и два его сына, а также давний друг Коэна, недавно овдовевший Абрахам Исраэль и его сын Исаак.
Плавание на Кюрасао прошло без происшествий. Иным оказалось путешествие «Фалькона». Судно следовало на французский остров Мартиника, чтобы высадить некоторых пассажиров и пополнить запасы провизии, но угодило в тропический шторм. Буря продолжалась десять дней, и за это время корабль отнесло далеко от курса. Когда шторм прекратился, путешественники оказались в водах враждебной страны: «Неблагоприятный ветер занес их против воли на Ямайку»[278].
Ямайка лежала на пересечении морских путей, связывавших Старый Свет с Новым. Вокруг острова рыскали пираты, поджидавшие испанские галионы, поэтому любое иностранное судно попадало под подозрение. В конце апреля «Фалькон» был обнаружен у юго-восточного берега острова, и за ним вышел военный корабль. Капитан судна Ян Краек заявил, что перевозит беженцев из Бразилии (несколько десятков евреев и небольшую группу кальвинистов), но власти Ямайки заставили его отвести «Фалькон» в порт.
Хотя капитан очевидным образом говорил правду, местные испанские лидеры делали вид, что не верят ему. Они давно вынашивали планы по свержению власти наследников Христофора Колумба. Пока остров оставался владением семьи Колумб, все поместья, даже самые богатые, формально не считались собственностью реальных владельцев. Каждый квадратный сантиметр Ямайки принадлежал потомкам великого путешественника, а все прочие колонисты являлись своего рода арендаторами, занявшими неиспользуемые участки земли. Заговорщикам нужно было, чтобы власти метрополии потребовали остров себе. Подозрительное судно с еретиками давало им долгожданный повод.
Задержанные пассажиры не подозревали, что невольно ввязались в столетний конфликт, начавшийся после того, как остров был отдан наследникам Христофора Колумба. Евреи-конверсос, работавшие на семью Колумб, превратили остров в процветающее предприятие: стоянку для судов любой страны и перевалочный пункт для грузов, следующих как в Новый, так и в Старый Свет. Но местные идальго собирались положить этому конец[279].
Со дня открытия Ямайки в 1511 году местные евреи-конверсос жили под защитой семьи Колумб. Они называли себя «португальцами», и, хотя их религиозность была сомнительной, никто не мог проверить искренность их веры, так как Колумбы не пускали инквизиторов на остров. Этому пришел конец в 1622 году, когда в результате церковного переворота местные священники перешли в подчинение епархии Санто-Доминго[280]. Епископ-чужак в союзе с местными идальго позволили инквизиторам прибыть на остров. Богатые помещики Ямайки объявили себя слугами инквизиции и искали повод заявить, что остров заражен ересью. Это обвинение дало бы испанской короне предлог расторгнуть соглашение с семьей Колумб и забрать остров себе.
Король Филипп IV с самого начала правления слышал, что на острове есть тайный золотой рудник, который разрабатывается семьей Колумба и «португальцами». Ему твердили, что владельцы острова превратили Ямайку в контрабандистский порт. Захват голландского судна давал возможность вызвать на остров инквизитора из Колумбии, разобраться с вероятными еретиками, а заодно доказать, что «португальцы» практикуют еврейские обряды. После этого остров больше не остался бы в феодальном владении Колумбов и монарх получил бы контроль над золотым рудником.
