После завоевания Бразилии Мозес поселился в Ресифи и сделал удачную карьеру капера. На свою долю добычи, составившую тонну серебра, он купил корабли, снаряжение и необитаемый островок у берега Ресифи. Островок стал его базой. В насмешку над страной происхождения, он назвал остров своим христианским именем — Антонио Ваэс[223].
Офицерами и моряками у него служили другие евреи-бунтари, которые отвергли спокойную жизнь в Амстердаме ради приключений за испанский счет. Неизвестно, сколько судов захватил Мозес, но действия голландских каперов в Карибском море были весьма успешны. С 1623 года по 1636 год (когда Мозес продал остров губернатору Монсу) голландские каперы захватили 547 испанских судов — по одному в неделю[224].
В отличие от Мозеса, первенца в семье, большинство еврейских поселенцев были младшими сыновьями, которые не могли рассчитывать на долю в семейном бизнесе. Они обычно приезжали в каких-то лохмотьях, составлявших все их имущество[225]. Дела быстро налаживались. Свободно владея голландским и португальским, они стали связующим звеном между новоприбывшими голландскими и старыми португальскими поселенцами. Вскоре многие заняли выгодную нишу коммерческого посредничества между двумя группами. Одним из самых значительных среди них был младший брат Мозеса Абрахам, который стал агентом по закупкам колонии и пользовался широчайшим уважением. В трудные времена обе стороны обращались к нему за посредничеством в улаживании конфликтов.
Компания назвала завоеванную колонию Новой Голландией. Несмотря на тщеславие, победители были не настолько глупы, чтобы изгнать людей, которым регион был обязан богатством. Хотя португальских сахарозаводчиков можно было осуждать за папизм и идолопоклонство, им позволили остаться и богатеть, как и евреям. Принц Мориц снова издал эдикт о религиозной терпимости. В эдикте говорилось о гарантиях свободы для испанцев, португальцев и туземцев, будь они римскими католиками или евреями: «Их взгляды достойны уважения, и никто не смеет преследовать их за то, что является делом их совести»[226].
Его указ превратил Новую Голландию в действительно свободную страну: католики, новые христиане, евреи, кальвинисты и индейцы жили и работали бок о бок. Большинство евреев жили в Ресифи, где они сформировали первое законное еврейское поселение в Новом Свете и управляли общиной полуавтономно. Португальские католики приняли пришельцев, но своих конверсос считали предателями, отвергнувшими веру и вернувшимися в иудаизм после прихода голландских евреев. По сравнению с царившей в мире религиозной нетерпимостью в Новой Голландии существовала гармония. Каждая община получала долю от богатства страны и работала на превращение голландской Бразилии в крупнейшего производителя сахара в мире.
Своим успехом Новая Голландия обязана губернатору Йохану Морицу Нассау. Он прибыл в январе 1637 года со свитой из художников и ученых и правил семь лет. Принц Нассау (он предпочитал, чтобы к нему обращались именно так) был образованным человеком, разбиравшимся в науках и искусствах, и талантливым дипломатом, поддерживавшим хорошие отношения со всеми общинами. Португальцы ощущали его сочувствие к своему положению, кальвинисты считали его своим, а евреи называли «мудрецом» — высший комплимент с их стороны[227].
Через несколько недель после прибытия губернатор получил жалобу кальвинистских торговцев, утверждавших, что в колонии слишком много евреев: «Страна переполнена евреями, каждый корабль привозит их»[228]. Они требовали, чтобы Новая Голландия завозила колонистов-христиан, а не евреев, перечислив все старинные аргументы против «убийц Христа». Губернатор рассердился. Размахивая копией Хартии колонии, он заявил жалобщикам, что никакого протекционизма не будет: «Тридцать второй параграф гарантирует защиту людям еврейской и католической веры»[229].
Хотя губернатор отверг требования кальвинистов, проблемы существовали. Как и в Амстердаме, евреи не могли занимать правительственные посты, проводить религиозные службы публично или вступать в любовную связь с христианами. Но по сравнению с другими странами эти ограничения были слабыми. Народ Книги постоянно сталкивался с презрительным отношением, но в Бразилии евреи имели фундаментальные права. Более того, в евреях нуждались. Они называли свою общину «Цур Исраэль» — «Твердыня Израиля», с намеком на Ресифи, который называли «Твердыня Бразилии». Но в этом названии было и мессианское значение, почерпнутое из книги Исаии (30:19–29): «Народ будет жить на Сионе в Иерусалиме… как у идущего со свирелью на гору Господню, к твердыне Израилевой»[230].
По соображениям безопасности, губернатор хотел перенести резиденцию на остров Антонио-Ваэс, контролировавший вход в гавань. Мозес согласился продать остров. Проживая в рассеянии, будучи чужаками в чужой стране, евреи давным-давно поняли, что следует поддерживать хорошие отношения, особенно финансовые, с правящими классами. Мозес не особенно нуждался в деньгах, но был рад случаю снискать расположение принца Нассау. Случайно или нет, но позднее губернатор нанял Абрахама, брата Мозеса, и Яакова, его племянника, агентами по закупкам колонии.
Остров, купленный губернатором, пустовал. Построенные Мозесом док и несколько лачуг да развалины заброшенного монастыря — вот все, что можно было увидеть на Антонио-Ваэс[231].
Губернатор нанял строителей и переименовал остров — отныне он назывался Морика. На острове появился величественный замок из цезальпинии с птичником, зоопарком и рыбным прудом. («Он поселил там множество птиц и животных».) Принц Нассау также разбил парки с эстрадами для оркестров, посадил тысячи кокосовых пальм и фруктовых деревьев. Так возник новый город Мавритания, и два моста соединили его с материком. «Сюда приезжали компании, чтобы провести летние отпуска, насладиться пикниками, концертами и азартными играми… Принцу нравилось показывать всем коллекцию своих редкостей и рассказывать, откуда что взялось»[232].
Когда голландцы прибыли сюда, Ресифи был деревней на полтораста домов; через двадцать лет, когда голландцы ушли, он превратился в развивающийся порт, в котором имелось две тысячи домов[233]. Во времена расцвета колонии все амстердамские еврейские семьи имели родственников или друзей в Ресифи. Число бразильских евреев достигало полутора тысяч (для сравнения: в самом Амстердаме жили тысяча двести евреев). Работая сообща как финансисты, брокеры, судовладельцы, импортеры и страховщики, они контролировали торговлю между двумя странами[234].
В 1640 году евреи владели сотней судов, занятых в сахарной торговле. Семья Перейра в Амстердаме владела заводами, на которых коричневое сырье превращалось в вожделенные белые кристаллики. Ресифи получил известность как «еврейский порт», а главной улицей города была «Еврейская улица» (Rua dos Judios)[235].
Хотя в абсолютных числах разница между еврейским населением Бразилии и Амстердама была невелика, соотношение еврейского и христианского населения в колонии и метрополии сильно отличалось. Если в 1640 году в Амстердаме евреи составляли менее 2 процента горожан, то в Ресифи их было 30–40 процентов от белого населения. Благодаря еврейской торговой жилке «христианские торговцы вскоре оказались зрителями при еврейском бизнесе»[236]. Однако, выучив португальский, они решили, что больше не нуждаются в еврейских посредниках, и запротестовали: «Почти вся торговля сахаром оказалась в руках евреев, которые лгут, используют поддельные гири и практикуют ростовщичество»[237].
