Отсутствие инквизиции на Ямайке означает отсутствие информации о «португальцах», ввязавшихся в авантюры Нового Света вместо устоявшихся связей в Старом Свете. Большинство конверсос бежали на Восток или расселялись по берегам Средиземного моря, а эти люди выбрали Ямайку, остров в Новом море. Они предпочли неизвестность возможности поселиться в общинах изгнанников с ограничениями и жестким контролем со стороны новых правителей. В эпоху, когда открытия и завоевания в Новом Свете достигли пика, они отправились на Запад, где каждый человек мог быть хозяином своей судьбы. В их жилах текла горячая кровь авантюристов, как и у всех прочих, кто прибывал в Новый Свет.
В феврале 1537 года Карл формально передал Ямайку под управление семьи Колумб[96]. Остров оставался частью империи, Колумбы не могли строить крепости без разрешения короны или проводить независимую внешнюю политику. В остальном же Ямайка «со всеми золотыми рудниками» становилась семейным владением Колумбов, и их наследники получали титул маркизов де ла Вега, что, возможно, свидетельствует о том, что семья выступала защитницей по отношению к «португальцам» и основанному ими городу Вилла-де-ла-Вега. После того как все было улажено, Педро де Мансуэло, королевский казначей на Ямайке, написал королю послание. Он «услышал, что его величество отдал Ямайку Адмиралу», и предостерегал Карла: «Это будет потеря для короны, так как Ямайка — это все равно что Сицилия в Италии. Ямайка обслуживает все соседние страны, в том числе и Новую Испанию, и служит центром для всех. Если времена изменятся… кто бы ни был правителем Ямайки, он станет правителем и этих стран благодаря такому положению… Его величество не должен расставаться с островом»[97].
Немногие испанцы, остававшиеся в Новой Севилье, постепенно перебрались к «португальцам» в Ла-Вегу. Но все меньше новых испанских поселенцев выражали желание поселиться на острове, получившем теперь название Остров Колумба. Те, кто там уже жил, занимались в основном фермерством, разводили лошадей, свиней и коров. Они не слишком процветали, в отличие от португальцев, посвятивших себя торговле. «Португальцы» богатели на поставках лошадей и провизии конкистадорам, проплывавшим мимо Ямайки.
Хотя идальго часто конфликтовали с «португальцами», прошло почти столетие, прежде чем появились обвинения в отправлении еврейских обрядов. Обычно конверсос вели себя как христиане, посещая церковь и крестя детей. Возможно, они следовали обычаям тайных евреев в Мексике и других испанских колониях, которые собирались по ночам в специальных убежищах и читали Тору. Они постились дважды в неделю, чтобы искупить отступничество, почитали царицу Эсфирь, такую же отступницу, как и они сами, и считали Великого инквизитора новым Аманом.
Тем временем в Средиземном море Синан, никогда не прятавшийся под маской христианина, продолжал грабительские походы, чтобы укрепить власть Сулеймана в Восточном Средиземноморье. В 1538 году еврейский корсар уничтожил большую часть испанского флота возле порта Превеза в Греции, а на следующий год блокировал Которский залив в Далмации и заставил испанский гарнизон сдаться. Эти поражения, а также смерть любимой жены Изабеллы (она умерла во время родов) погрузили Карла в отчаяние, которое можно было развеять только агрессивными действиями против лжехристиан и планированием новой войны против язычников.
Карл разрешил конверсос поселиться в Антверпене в 1536 году, руководствуясь соображениями торговой выгоды. Его не беспокоила их вера. Но все изменилось, когда португальский король Жуан последовал его примеру, и вскоре португальские конверсос вытеснили испанских из торговли пряностями с Ост-Индией. Португальская казна получала около миллиона дукатов в год[98]. Карл изменил политику. Зная, что португальских евреев крестили насильно и они, скорее всего, хранили верность иудаизму, он приказал антверпенскому наместнику в 1540 году «обрушиться со всей суровостью» на подозрительных конверсос[99].
Тем временем император решил захватить Алжир, османский форпост поблизости от Испании. Так как он уже владел Тунисом, то падение Алжира лишило бы султана главной крепости в этой части Средиземного моря. В 1541 году Карл пошел на Алжир с флотом из пятидесяти боевых кораблей, двухсот вспомогательных судов и двадцатитысячной армией. Гарнизон Алжира насчитывал всего 4 тысячи человек, так что Карл действовал уверенно.
Но 23 октября, когда армия Карла высаживалась на берег, небо внезапно почернело. Над войсками в буквальном смысле грянула буря. Три дня бушевал шторм, разметавший армаду испанцев. Четырнадцать кораблей разбились о скалы, сотня транспортных судов затонула, восемь тысяч человек погибли. Те, кто успел добраться до берега, застряли в болоте. Когда буря ослабла, мавританские всадники обрушились на испанцев с холмов и обратили их в бегство. Карл, промокший до нитки, но со шпагой в руке, пытался собрать людей, но затем, оценив ситуацию, приказал грузиться на суда. Флот снова собрался на некотором расстоянии от первого места высадки, и Кортес, завоеватель Мексики, предложил императору контратаковать. Но Карл, видя подавленное настроение уставших солдат, утративших снаряжение, приказал отступать, обвиняя в неудаче погоду. Две тысячи евреев Алжира, зная о судьбе соплеменников в Тунисе, со страхом ждали исхода экспедиции Карла. После трех дней, когда небеса встали на их защиту, они ввели специальный праздник, чтобы увековечить память об этом событии: трехдневный пост и празднество[100].
В 1544 году Карл уехал из Испании во Фландрию и не возвращался до 1556 года. Карл отбыл в печали, а его враг Синан радовался. В том году он находился в Суэце, порту на Красном море, и собирал флот, чтобы помочь индийским князьям бороться с португальцами. Там его нашло послание от Барбароссы, сообщившего об освобождении похищенного сына Синана. Пять лет назад испанцы захватили мальчика, ехавшего к отцу после очередной победы. Его отправили к правителю Эльбы, который крестил мальчика и растил его при дворе. Барбаросса несколько раз пытался выкупить его, но безуспешно. Наконец, в 1544 году, находясь возле Эльбы, он снова послал предложение о выкупе, но ему ответили, что «религиозные принципы не позволяют отдать крещеного христианина язычникам». Взбешенный Барбаросса разграбил город Пиомбино и взорвал форт. Тогда правитель Эльбы отдал ему своего фаворита[101].
В 1551 году Синан, ставший губернатором Алжира и капудан-пашой, командующим эскадрой, захватил Триполи. Он посадил в тюрьму мальтийских рыцарей, перебравшихся туда со своего острова. Синан выслал их в Константинополь, заставил пройти в цепях перед султаном, а затем, чтобы показать, насколько он благороднее, чем был Карл в Тунисе, освободил униженных рыцарей.
В мае 1553 года Синан отправился в последнее задокументированное путешествие. Он вышел из Дарданелл со ста пятьюдесятью кораблями, в том числе двадцатью французскими галерами, и разграбил южное побережье Италии и берега Сицилии. Перед возвращением в Константинополь он по просьбе короля Франции высадился на Корсике и изгнал оттуда генуэзцев. Это последнее из известных нам деяний знаменитого еврейского пирата, прославившегося гуманным обращением с пленными и магическими способностями. Его команда клялась, что для измерения высоты звезд и определения положения на море Синану достаточно арбалета (на самом деле арбалет был «жезлом Иакова» — ранней разновидностью секстанта).
Последние годы Карла не были особенно счастливыми. В 1556 году он отрекся от престола в пользу сына Филиппа II, половину империи отдал брату Фердинанду, а сам затворился в монастыре[102]. Венецианский посол писал, что Карл жаждал «не территорий, но мира и покоя»[103]. Однако война оставалась его занятием, не отпускавшим так быстро. Последние два года жизни император провел в компании монахов за ловлей форели в быстрых ручьях и попытках синхронизировать сто пятьдесят девять часов из своей коллекции. Говорят, что, потерпев неудачу, он воскликнул: «Каким дураком я был, если думал, что могу заставить всех людей следовать одной религии и объединиться в моих владениях, а сам не в состоянии даже заставить часы показывать одинаковое время?»[104]
