Значительно труднее было определить долготу. Приходилось подсчитывать пройденное расстояние — лаг[117] был тогда еще неизвестен — и таким образом прокладывать курс. Для измерения времени мореходы пользовались водяными часами, сделанными фантастически просто. Это был сосуд, из которого вода по капле выливалась ровно за 24 часа, от полудня до полудня. Можно было даже наносить деления и узнавать час.

Нетрудно представить себе, с каким вниманием относились мореходы к этому простому, но важному инструменту. В то время как один человек, возможно сам капитан, визировал через борт самое высокое стояние солнца, другой был рядом наготове с водой, чтобы по знаку капитана вновь залить «часы» до нужной отметки. Если в этот момент из маленького отверстия выливалась последняя капля, можно было с уверенностью сказать: время определено правильно. Кроме того, норманны записывали свои наблюдения в виде определенных руководств. Вот, например, описание маршрута Хернум (Берген) — Херьюлфснес:

Если мы в этом руководстве читаем, что нужно идти все время на запад, то следует сделать вывод, что самые важные пункты замеряли по широте — ведь Берген и Хварф оба лежат на 60-м градусе северной широты.

В подобном руководстве содержались и сведения о продолжительности путешествия. Так, например, в одном из них говорится: «…поездка от Хернума до Хварфа, если идти к югу от Исландии, длится 12 дней… от Ланганеса (Северная Исландия) до Свальбарда (Шпицберген) 4 дня…»

Если сравнить эти данные с цифрами современных навигационных карт в парусном спорте, то мы придем к удивительному выводу, что скандинавы с их одномачтовыми, снабженными простыми парусами судами смогли бы одержать верх над яхтами в регате на длинные дистанции. К тому же выясняется, что викингам неплохо был известен Шпицберген. Более того, этот арктический остров неоднократно был целью их поездок, иначе Свальбард не упоминался бы с такой определенностью. По меньшей мере за 400 лет до голландца Баренца, который вновь открыл Шпицберген только в 1600 году, кроме русских поморов, здесь побывали еще и скандинавы[118].

Норманн Отер согласно сообщению британского короля Альфреда уже около 875 года, огибая Нордкап, попал в Белое море[119], и из описаний этого чрезвычайно любившего географию монарха мы узнаем также, что другой норманн, Вульфстан[120], обследовал малоизвестное Балтийское море до Вислинского залива. Другие проникли до двойного острова Новая Земля[121], но сведения об этих важных открытиях остались достоянием только северных народов. Таким образом, получилось, что полярные исследователи нового времени, которые думали, что они первыми открыли Арктику, ступили на землю, где задолго до них побывали норманны и русские поморы — первые полярные исследователи Арктики.

…Со времен плавания Бьярни прошло уже 15 лет, но впечатление от его открытия не выветрилось из памяти гренландцев. Напротив, после напряженного трудового дня приятно было помечтать о богатой стране на западе, которую видел Бьярни, хотелось добраться до этой неведомой земли и использовать ее богатства для пользы нищих гренландских поселенцев.

Особенно много об этом говорилось в Браттахлиде у Эйрика Рыжего. Его сыновья стали могучими викингами, и им очень хотелось превзойти своего отца в открытиях на море.

Однажды Бьярни навестил его двоюродный брат Лейф из Браттахлида. К Херьюлфснесу легче было добраться морем, чем сушей, и гостей здесь видели редко. Визиту были рады. Хозяин велел подать на стол тюленье мясо и как изысканное лакомство — копченую говядину; подали и скир — густое кислое и подсоленное молоко, которым гренландцы утоляли жажду. Говорили о тяжелой работе, о радостях и печалях суровой северной жизни; родственники виделись так редко, что им многое нужно было порассказать друг другу.

Давно уже наступила ночь. Спутники Лейфа, утомленные далекой поездкой, легли спать, но братья все еще сидели за столом. Не первый раз Лейф выражал сомнение в целесообразности жизни в этом суровом, заброшенном краю. Зима длилась восемь месяцев, а что можно вырастить за короткое лето? Скот к весне так ослабевал, что его приходилось на руках выносить на луг. Да и люди жили неважно. Вечно только тюленье мясо да скир, а если приходилось туго, то случалось варить и жесткие коренья. В Норвегии даже овцы не стали бы их есть! И все же со старой родины прибывали все новые и новые поселенцы, и на небольшом участке земли между ледниками и морем становилось тесно.

В Эстербюгде (Восточном поселении) не осталось нераспределенного клочка земли. А новые люди все прибывали в надежде найти пастбища для своих стад и защищенное место, где можно было бы поставить дома. Правда, каждую весну сюда приходили суда и привозили все, что было необходимо. Хороню, что так высоко ценятся и гренландские шкуры, и меха, и бивни моржей, и зуб нарвала, которому приписывают лечебные свойства. Но что будет, если люди вдруг не захотят больше носить меха? Разве сам Бьярни не рассказывал, что в Норвегии теперь одеваются совсем не так, как прежде, и не окажется ли целебная сила нарвальего зуба простым суеверием? Христианам пришлось расстаться со многими языческими представлениями, в которые они свято верили прежде. Что же будет, если в Гренландию перестанут приплывать суда?

Бьярни молча слушал, Брат беспокоился о судьбе многих людей — на острове их было три тысячи, последовавших за отцом Лейфа в эту «зеленую» страну. Но что делать теперь?

Лейф высказал все, что его тяготило, и сразу же поделился своим дерзким планом: он хочет найти страну, которую некогда видел сам Бьярни. Там есть леса, и сочные луга, и грибы, и ягоды, и многое другое, что росло в Норвегии. Он хочет отправиться туда, может быть, ему удастся найти более гостеприимную родину для своих соплеменников. И помочь ему сейчас мог не кто иной, как собственный брат. Бьярни не был тщеславен и обещал помочь Лейфу — почему не попытать счастья молодому парню?

На следующее утро новость стала известна спутникам Эйриксона. Это было в их вкусе! Хватит болтать о неизвестной стране, пора проверить, как там на самом деле. В путешествие собралось и несколько людей Бьярни. Лейфу нужно прежде всего хорошее судно. На берегу гавани стояла под навесами небольшая флотилия Бьярни, одна лодка лучше другой. Лейф сразу же приметил одну из них. Она была метров двадцати пяти в длину, крепкая и емкая, водоизмещением более 60 тонн. Именно на этом судне плавал Бьярни к чужому берегу, и именно на нем целый и невредимый вернулся он в Гренландию. Лейф хотел иметь это судно, и никакое больше. Бьярни нехотя согласился, судно действительно было отличным.

Вернувшись в Браттахлид, Лейф с большой осмотрительностью начал готовиться к плаванию. Может быть, придется провести зиму в незнакомой стране, тут многое нужно продумать. Команда уже набрана. Вместе с людьми Бьярни она состояла из 34 человек, 35-м среди них был немец по имени Тюркир. Он был очень маленького роста и в глазах верзил норманнов выглядел сущим карликом, но он давно служил Эйрику и слыл искусным ремесленником.

Проследим за приключениями молодых норманнов, как их сохранили для нас живописные гренландские саги.