С 1860 по 1862 год ученый Макдуал Стюарт[307], предпринявший три поисковые экспедиции, шесть раз пересек центральную часть страны. Вскоре после этого он умер от тех ужасных лишений, которые ему пришлось пережить.

Все эти экспедиции показали, что Лейхгардт, по всей вероятности, продвинулся не так уж далеко на запад.

В 1870–1872 годах из Порт-Огасты, на юге страны, в Дарвин, на севере, протянули телеграфную линию. На этой трассе, длиной в три тысячи километров, возникло множество населенных пунктов, из которых исследователи предпринимали вылазки и на восток и на запад.

Так, в 1872 году Джайлс[308] открыл озеро Амадеус и преодолел четыре тысячи километров от Перта до залива Спенсера.

И наконец, в 1874 году Джон Форрест[309] первый предпринял экспедицию в обратном направлении: выйдя с востока, он дошел до телеграфной линии на западе. Теперь оказалась изученной и часть огромных пустынных территорий Австралии, которые тянутся с севера на юг и, подобно неодолимой стене, перерезают весь континент.

Стало совершенно очевидным, что при том снаряжении, которое было у Лейхгардта, он ни в коем случае не смог бы выполнить поставленную перед собой задачу. Ученые потеряли всякую надежду напасть на след его экспедиции, как вдруг в том же 1874 году в колонии Квчнсленд появился бродяга по имени Андре Хум, который много лет болтался в самых глухих уголках страны. Сообщение бродяги было поистине сенсационным — по его словам, недалеко от реки Муллиган он встретился с одним из спутников Лейхгардта, Адольфом Классеном, и прожил с ним много месяцев. Рассказ Хума был, впрочем, более чем странным. Трудно было предположить, что один из пропавших без вести людей все еще жив четверть века спустя. Однако одно обстоятельство заставляло задуматься — дело в том, что Хум встретил Классена как раз в тех местах, где, исходя из зрелых размышлений ученых, видимо, и погибла экспедиция Лейхгардта. По этой версии, выдвинутой немецким ученым из Мельбурна Г. Неймейером[310], катастрофа произошла севернее реки Муллиган, примерно в точке пересечения 139-го меридиана с тропиком Козерога.

Хум, который только сейчас осознал, какое сенсационное открытие он сделал, снова собрался в путь; получив поддержку одного мецената, он решил разыскать Классена и, если это удастся, привезти его с собой. Однако с тех пор, как Хум расстался со спутником Лейхгардта, прошло семь лет.

Вылазка Хума окончилась неудачей. В той местности, где предполагалось проводить поиски, наступила ужасная засуха, и Хум умер в пути.

Но много лет спустя в тех краях действительно обнаружили следы почти тридцатилетнего пребывания Адольфа Классена среди дикарей. В туземном поселении оказалось несколько метисов, говорящих по-немецки, — детей Классена. Сам Классен, которого туземцы насильно удерживали у себя, видимо, погиб в 1876 году при попытке к бегству. Очевидно, он хотел примкнуть к одной из экспедиций, которая находилась в то время в 20 милях от него.

…Так окончился последний акт трагедии, которая долгое время занимала мировое общественное мнение. Лейхгардт и его спутники оказались в длинном списке жертв, которых потребовало освоение неприступного континента. Но другие продолжили их дело, и исследование Австралии по-прежнему шло семимильными шагами. В 1879 году Александер Форрест[311] изучил почти неизвестные дотоле северо-западные области страны, обнаружив там гигантские территории, пригодные для земледелия. Правда, центральная часть Австралии и огромная пустыня на западе все еще оставались «белым пятном». Только после того как Давид Линдсен[312] в 1887 и 1892–1893 годах дважды прошел через всю Австралию, исследование этого открытого так поздно обитаемого континента можно было считать в общем и целом законченным.

Как мы уже говорили выше (глава первая, «Ранние путешествия»), Геродот, названный потомками отцом истории, пришел однажды в солнечный день 445 года до нашей эры в Афины, в эту древнюю блестящую столицу. Но если сегодня попытаться отыскать в Афинах хотя бы малейший след Геродота, то с большим успехом можно было бы найти утерянный в пустыне драгоценный камень. И ничего удивительного в этом нет. Больше 2400 раз сменили друг друга лето и зима, и то, что не уничтожило время, погубили бесчисленные войны.

Что же заставило нас вспомнить о Геродоте?

Подобно ему, бродил по свету другой человек. Но жил он не в Афинах, а в Берлине и умер не более ста лет назад, так что пройти по его следам менее трудно и безнадежно.

Мы начнем прогулкой от университета имени Гумбольдта, вдоль по Унтер-ден-Линден, в направлении Бранденбургских ворот. Бомбы последней войны пощадили единственного уцелевшего в этом районе свидетеля былого, и, как раньше, высится над воротами квадрига. Наш путь поведет нас по Нойе Вильгельмштрассе и дальше через Луизенбрюке.

От дома № 22 по Луизенштрассе, куда мы, собственно, и направляемся, не сохранилось ничего. Очень жаль! Потому что то, что можно увидеть своими глазами, лучше воскрешает прошлое. Впрочем, вот ступенька, заделанная в асфальт. Это все…

Но почему нас интересует этот дом? В нем в середине прошлого века жил доктор Генрих Барт — один из крупнейших исследователей Африки; его холостяцкая квартира находилась в первом этаже.

Барту не исполнилось еще и 25 лет, когда он удостоился в 1845 году ученой степени доктора философии и магистра искусств; к тому времени он успел уже многое повидать. Об этом молчаливо свидетельствовали собранные им коллекции: турецкие ковры, медные сосуды из Марокко и драгоценности из Египта. В 1845–1847 годах Барт совершил свою первую большую научную экспедицию — побывал в Испании, североафриканских странах, Египте, Малой Азии, Греции. Он буквально следовал путями Геродота, кстати сказать, Барт всегда возил с собой сочинения отца истории.

Собственно говоря, в юности Генриху Барту предназначалась совсем другая карьера. Отец, крупный гамбургский торговец, прочил Генриха своим наследником, но мальчика не прельщал уравновешенный, оседлый образ жизни за отцовским гроссбухом. Он предпочел другие книги. И когда его сверстники проводили время в играх, Генрих зачитывался сочинениями старых географов и естествоиспытателей (нередко слишком пространных и малопонятных). Скоро он познакомился со Страбоном[313], Плинием[314], Павсанием[315] и Геродотом, которых читал в оригинале. Наряду с этим Барт пламенно упивался описанием приключений Мунго Парка[316]; этот шотландец один-одинешенек пробрался внутрь незнакомого в то время континента и был первым белым, плававшим по Нигеру. После неимоверных лишений ему удалось возвратиться на родину. Второе путешествие в Африку Мунго Парк совершил в 1805 году. Но на этот раз судьба не осталась милостивой к бесстрашному путешественнику. В одной из стычек с местными жителями он утонул в Нигере, у порогов Буса. История отважного шотландца произвела большое впечатление на молодого Барта. Таинственная, неизвестная Африка очаровала его. Но кто же в юности не полон приключенческой романтики, кто не видел себя в мечтах героем смелых путешествий в неизведанные края? У Генриха Барта это было иначе. Для него тяга к дальним странам была не только заветной мечтой, какую люди в пожилом возрасте продолжают тихо хранить в сердце. Этот мальчик готовился к тому, чтобы осуществить свою мечту. Легко усваивая языки, он наряду с английским, греческим и латынью изучил еще и язык Магомета — арабский. Барт понимал, что этот язык поможет ему подобрать ключи к Черному континенту. Кроме того, опыт Мунго Парка, Хорнемана[317] и Рене Кайе[318] научил его: чтобы выстоять в Африке, нужно железное здоровье. И учителя Гамбургской гимназии только качали головами, видя, как Барт занимался гимнастикой, вместо того чтобы шалить с товарищами на школьном дворе. Такой целеустремленный фанатизм мальчика казался учителям чуть ли не зловещим. Но оснований жаловаться у них не было: хотя Генрих и был замкнутым одиночкой, учился он хорошо.