Голос звучал робко. Тихо, как легкий шорох.

— Пока, — сказала она, хотя хотела сказать «целую».

— Отлично! Ты молодец! — возликовала Эмма, как только Грета закончила разговор.

— Ты думаешь?

— «Потрясающий человек»! — передразнивала ее Эмма. — «Я всегда могу на него положиться»!

Они рассмеялись.

— Но я не понимаю, почему он не позвонил мне вчера вечером. Он обещал.

— Обычная вещь: это называется «паника следующего дня».

— Что?

— Ты его сразила. И он боится пойти ко дну. Мужчины — они такие.

Эмма произнесла это так уверенно, что Грета даже не посмела ничего возразить.

— Теперь наступает самый деликатный момент. Когда ты должна притворяться.

— В чем?

— В том, что тебе не страшно идти ко дну.

— Не спрашивай, откуда она у меня, — начала Лючия. — Просто помоги мне узнать правду.

Чезаре недоверчиво и пристально посмотрел в глаза младшей сестре.

— Пожалуйста, — добавила она.

Брат взял кассету и вставил ее в видеокамеру, подсоединенную к компьютеру:

— Теперь ты у меня в долгу.

— Согласна, — обрадовалась Лючия, тайком сжимая руку Эммы. Она всегда знала, что Чезаре не сможет ей отказать, а теперь об этом будут знать и ее подруги.

Грета уставилась в монитор, по которому с утроенной скоростью замелькали черно-белые изображения. Люди двигались невероятно быстро, заходили в автобус, выходили из него, менялись местами, садились и вставали, как статисты в массовке. Смотрели в разные стороны, разговаривали по телефону, толкались в коротком и узком проходе. Потом появилась женщина с белым пакетом.

— Вот она! — узнала ее Эмма.

Чезаре замедлил скорость видео, пока женщина помогала своему ребенку подняться по ступенькам автобуса и благодарила мальчика, уступившего им место. Женщина села и положила пакет под сиденье. Ее лицо было закрыто пышной прической. Вплоть до момента, когда она вышла из автобуса с ребенком на руках.

— Вернись назад, — попросила Грета.

На какое-то время пассажиры задвигались задом наперед. Потом на экране снова появился белый пакет.

— Останови!

Чезаре нажал на «стоп».

— Ты можешь увеличить эту деталь? — спросила Грета, указывая на пакет.

— Могу.

Чезаре обвел участок, указанный Гретой, в квадрат и увеличил его размеры. Теперь на пакете можно было разобрать надпись. Лейбл прачечной.

— Секкьелло. Улица Портуенсе, 749, — прочитала Грета.

— У нас есть адрес! — обрадовалась Лючия.

Подруги испепелили ее взглядами, и она замолчала. Но было поздно.

— Что все это значит? Что вы задумали?

Чезаре согласился помочь сестре без лишних вопросов, но адрес, который они нашли, был слишком далеко от их дома и ему не понравилось, что Лючия разгуливает одна по большому городу. Она еще слишком маленькая.

— Нет, ничего… это для школы. Такое задание, понимаешь?

Неудачный ход. Банальная и неубедительная ложь. Ложь действует только тогда, когда она зашкаливает. Ложь должна быть либо совсем простой, либо совершенно невероятной. Либо крайне точной, либо очень приблизительной. К счастью, в комнате был специалист по побочным эффектам низкосортных выдумок. Она же знала от них верное средство:

— Это для обществознания. Нам надо найти коммерческие структуры, которые предлагают услуги, базирующиеся на экологически совместимом производстве. В этой прачечной, по нашим сведениям, пользуются экологически чистыми и безопасными моющими средствами. Их делают вручную и ароматизируют эфирными маслами. Наше задание — взять интервью у владельцев прачечной и привлечь внимание всего города к нелегкой жизни мелких предпринимателей, которые выбирают альтернативный вид деятельности. По-моему, очень интересный проект, не находишь?

Чезаре смотрел на Эмму недоверчивыми глазами. Он не понимал, какая связь может быть между видеозаписью из автобуса, которую они только что видели, и всем, что она ему наговорила. Но Килдэр соображала быстрее его:

— Пакет тоже экологически чистый. Он из переработанной бумаги. И это видео будет нашим вещественным доказательством.

Вряд ли это можно было считать образцом лжи, но брат решил, что волноваться не о чем, ведь он сам составит сестренке компанию.

— Очень интересно. Можно и мне с вами?

Ледяное молчание.

— Ну конечно! — прочирикала Лючия. — Только на твоей машине!

Компромисс был принят с тяжелым сердцем. Меньше всего решение понравилось Грете.

Чем питаются ласточки? Эмилиано не знал. Если бы бабушка была жива, она бы обязательно ему сказала. Под крышей ее дома прятались два гнезда, и каждый год ласточки возвращались в них, чтобы сообщить о новой весне. Бабушка их ждала. Готовила газетные листы и устилала ими пол под гнездами, чтобы птицы не испачкали коридоры Змеюки своими экскрементами. Она складывала газеты в несколько слоев и придавливала их вазами с цветами. Бабушка делала это каждый год, по крайней мере сколько он помнил. Дом разваливался на части, а она заботилась о том, чтобы содержать в чистоте лестничную площадку.

В чистоте и в цветах.

— Для ласточек. Когда они вернутся, — объяснила она внуку одним весенним днем.

Зимой бабушка скучала по своим ласточкам, поэтому и купила себе булавку. Обычно подарки ей делали внуки, дети, а иногда и муж, мир праху его. На Рождество или на ее день рождения. Каждый раз, разворачивая упаковку, она повторяла:

— Не стоило так тратиться.

Но потом, оборачивая ленточку вокруг пальца и складывая бумагу, чтобы сохранить для других подарков, бабушка тайком улыбалась. Булавка в виде ласточки была единственным подарком, который она купила себе сама. В первый день рождения без покойного мужа, мир праху его.

Эмилиано шел к старой бабушкиной квартире, пытаясь разглядеть гнезда ласточек в углах растрескавшегося потолка. Выключенные неоновые фонари, покрытые коркой времени, задавали ритм его блуждающему взгляду, нависая над одинаковыми дверями, как кривые знаки препинания в забытой истории. Эмилиано подошел к входу с таким чувством, будто все время двигался назад, в направлении, противоположном цели, и вдруг оказался в незнакомом месте. Гнезд не было. Ваз тоже. В пластиковых контейнерах распустились другие цветы, но ласточки не вернулись.

— Ты кого-то ищешь? — спросил женский голос за его спиной.

Эмилиано только теперь понял, что слишком долго рассматривал пустой потолок. С ним заговорила лучшая подруга его бабушки. Полосатый халат, застегнутый на груди рядом выцветших пластиковых пуговиц, и улыбка, как морщина среди других морщин, только более мягкая.

Я ищу ласточек. Что едят ласточки?

— Нет.

Он все смотрел на нее, вспоминая запах кофе и печений, которыми она их угощала, когда Эмилиано с бабушкой забегали к ней на минутку поздороваться, а именно — каждый вечер на протяжении нескольких лет. Он прекрасно помнил те печенья: пудра и масло. А она не помнила ничего.

— Кого ты ищешь, мальчик?

Старики всех считают детьми, а дети всех считают стариками. Эмилиано решил, что ему здесь нечего делать.

И улыбнулся из вежливости:

— Никого, я ошибся дверью.

Он вернулся обратно той же дорогой, по которой пришел, проплыв перед синьорой, прищурившей подслеповатые глаза, чтобы навести фокус на темный ускользающий силуэт.

— Это ты! Ты вернулся… — обрадовалась вдруг старушка. — Заходи, я угощу тебя кофе с печеньями.

— Спасибо, но я спешу… у меня сегодня много дел… — попытался отказаться Эмилиано.

Бабушкина подруга ухватила его за руку и потянула в дом. А у него не хватило духу сбежать.

Тихая гостиная. Удушающий полумрак тяжелых штор, сдвинутых на окнах. Зеленый диван из потертого бархата и связанная крючком салфетка в центре стола. Все как тогда. Когда рядом с ним сидела бабушка.

— Твоя бабушка всегда говорила, что ты вернешься, — сказала хозяйка, ставя на огонь кофеварку.