Еще одно. Не берусь судить об эффективности приучения к толерантности, будь то в Косово, Калифорнии или где-нибудь еще, но Россия в этом деле имеет неоспоримую фору. Эта фора в ее литературе – в книгах Федора Достоевского, Льва Толстого, Чехова, Тургенева, других гениальных мыслителей. Известно, что во все времена русская литература превосходила мировую искренним и сильным чувством человеколюбия. Поэтому воспитанная на такой литературе молодежь не может ненавидеть и убивать людей другой национальности, считая, что Россия только для русских. Русские всегда отличались гостеприимством, великодушием, доброжелательностью. Неслучайно в России проживает более 150 национальностей – больше, чем в любой другой стране мира.

С. Б. Насчет русской литературы в целом и Льва Толстого в частности – бесспорно. Но вот какая штука. В те времена не было телевидения, которое, условно говоря, не любит снимать поезд, когда он приходит по расписанию, но обожает снимать, как состав сходит с рельсов. Потому что много трупов, много крови. Вот и в нашем случае так: сегодня ТВ лучше всех разжигает межнациональные страсти, но гасить их не хочет или не умеет. Вы знаете другую страну, где бы СМИ так упорно, последовательно и от души акцентировали национальную принадлежность преступника?

А вообще, воспитание терпимости – длительный процесс, тогда как унижают, бьют и даже лишают жизни сегодня. Да, можно рассуждать о том, что суть зла лежит не вне, а внутри нас, что надо учиться понимать другого, который ничем не хуже тебя и т. п. Но учиться чему бы то ни было, находясь в состоянии ожидания погромов, трудно. Если вообще возможно. Не кажется ли вам, милиционерам с генеральскими лампасами, что болезнь требует куда более эффективного употребления власти?

О. Г. Если вы имеете в виду только и единственно плетку, то она ничего не лечит, а только загоняет вовнутрь: болезнь, проблемы, ситуации. Надо разобраться в истоках. Дело в том, что в национальных образованиях русские вдруг оказались в положении слабых. Их стали пинать все кому не лень: всегда были старшими братьями, стали никому не нужными приживалами, были покровителями и защитниками, превратились в захватчиков и угнетателей, были русским народом, стали российским, тащили на себе главный груз экономических проблем, оказались дармоедами. И так далее. Потом в центр, что называется «понаехали» те, которым у себя дома и не сиделось и не работалось, вследствие чего образ жизни – «чемодан-вокзал-Россия», где, как оказалось, можно и устроиться, и зарабатывать. Но теперь они стали восприниматься как чужие.

С. Б. Но ведь чужие – не обязательно враги.

В. И. Нет, ясное дело. Особенно для старшего поколения, которое должно, просто обязано и говорить, и вести себя так, чтоб младшие знали и помнили.

В дни Спитакского землетрясения, находясь в Армении, мы решили с моим другом генералом Галустьяном написать книгу об исторических традициях дружбы русского, армянского и других народов, проблемах в сфере межнациональных отношений и о том, как они должны преодолеваться. Итог наших рассуждений по этому поводу: сползание к пропасти распрей между народами может остановить только идеология добрых дел. О том, почему плохие люди всегда умеют хорошо объединяться, а хорошие люди – нет, говорил еще Лев Толстой. Так давайте же объединяться.

Наша книга «Россия и Армения» была тепло встречена соотечественниками, в том числе зарубежными, получила хорошую прессу, за что, кстати говоря, спасибо и редакции «Нового времени». А что касается «свои-чужие», то для преодоления розни прежде всего должны стараться те, кто хочет стать своим. Тут уж ничего не поделаешь.

О. Г. Да, это на самом деле так. Тут очень хорошо ложатся слова Шарля Азнавура. «Я никогда не ощущал себя сыном беженца. Может быть, именно это мне и помогло. Даже когда меня так называли или я сам так говорил, для этого была своя причина. Я хотел, чтобы моя жизнь была примером для молодых эмигрантов. Мне хотелось вселить в них веру в то, что это не мешает достижению успеха. Понимаете, жизнь на чужбине требует очень больших усилий. Надо суметь приспособиться к новым условиям, а не жить замкнутым мирком, иногда так и не выучив языка страны, куда приехал жить. Попав в новый для себя мир, чтобы не превратиться в отщепенца, ты должен стать его частью, принять его. Именно так повели себя армяне во Франции – стали ее органичной частью».

С. Б. А не кажется ли вам, что национализм очень даже выгодная, практически беспроигрышная для предвыборных кампаний штука. Понятно, что такая политика не может вызывать восхищения, но мало что в окружающей нас действительности не рождает аплодисментов… И где та грань, которая отделяет патриотизм от национализма?

О. Г. Вообще-то, есть мнение, что патриотизм это состояние души.

С. Б. А национализм?

О. Г. Наверное, состояние бездушия.

В. И. И то и другое – подходы больше эмоциональные, чем рациональные, что сильно мешает трезвой оценке. А она такова: если наш «плавильный котел» перестанет справляться с нагрузкой, Россия превратится в страну, где будут сосуществовать одновременно несколько конкурирующих между собой культур, элит и традиций, опирающихся на совершенно разные корни, и поддержание политического баланса между ними потребует очень искусной государственной политики, которой пока не видно. Уже сейчас эксперты указывают на опасность чрезмерного расслоения в России.

То же самое происходит и в США. В упоминавшемся чуть выше штате Майами, где на протяжении последних лет заметно уменьшается число белых англоязычных американцев и точно так же неуклонно растет число испаноязычных американцев в первом поколении. Почти все выборные должности в городе занимают представители испаноязычных меньшинств, которые уже заявили, что «Майами будет нашим», и намерены проводить соответствующую политику в области языка, культуры и экономики.

С. Б. И все-таки очень непросто представить, чтобы дело дошло до состояния «событий в Майами». Во-первых, потому, что ни один президент США не позволит так по-горбачевски отвратительно опаздывать на каждое кровопролитие в своей стране, а решительно пресечет его еще в зародыше. Во-вторых, наверняка будут устраняться причины, приводящие к нежелательным последствиям.

Пример из жизни. Лет десять тому назад в одном из латиноамериканских районов Вашингтона вспыхнули волнения, закончившиеся недельным противостоянием между испаноязычной молодежью и тысячным отрядом полицейских. Все началось из-за рядового убийства на бытовой почве, но причиной столкновения местных жителей с представителями закона стал язык. Офицер полиции хотел остановить трех молодых людей, а те просто не поняли произнесенную по-английски команду «Стой!».

Почти каждый полицейский участок в Вашингтоне сегодня вынужден иметь переводчика или вводить в штат полицейских, владеющих иностранными языками.

И наконец, следующая причина, которая вряд ли позволит там событиям развиваться по драматическому сценарию, – это достаточно высокий уровень социального благополучия в США, когда белым не надо искать причины своих бед в черных, а черным пенять в этом на белых. И это, пожалуй, главное.