Случилось иначе. Этот «единственный в своем роде документ» действительно остался «свидетельством на все времена», но только не заслуг, проявленных в деле укоренения германского духа на Востоке, а геноцида.
Несколько месяцев спустя Франку пришлось передать дневник офицерам американской разведки, которые арестовали его в мае 1945 года в маленьком баварском городишке Нейхаус, где он скрывался в конце войны.
Когда после неудачной попытки покончить с собой, вскрыв вены, Франка спросили о дневнике, он подтвердил его назначение и подлинность, а потом сказал: «Я ничего не хочу утаивать. Речь идет об историческом документе».
Вскоре «Дневник» действительно стал историческим документом, хотя совсем не в том смысле, как того хотел его автор.
Дневник Франка сообщил не только множество фактов, сведений и подробностей, но позволил также увидеть страшный, а временами недоступный здравому пониманию механизм, приводивший в действие гитлеровскую партийную и государственную машину.
В ходе подготовки Нюрнбергского процесса Франка признали одним из главных преступников, которым предстояло занять скамью подсудимых на первом процессе в трибунале. Его фамилия оказалась под номером 6. Самолюбие Франка было уязвлено. Он считал себя гораздо более важным деятелем, нежели «поставленные выше» Риббентроп или Розенберг.
После ареста Франк в тюремной камере принял католичество и подчеркнуто демонстрировал свою набожность. Перед трибуналом, а потом и в своих мемуарах, писавшихся в тюрьме (они опубликованы его вдовой спустя много лет после процесса), Франк выдвинул целую идейно-религиозную концепцию, доказывая, что единственный источник и причина зла состояли в том, что Гитлер и его движение «отвернулись от бога».
Показания дает генерал-губернатор.
Защитник Зейдль задает вопросы Франку, дающему показания в качестве свидетеля по своему собственному делу. Подсудимого приводят к присяге, и его показания, данные под присягой, имеют полную доказательную силу, если не будут поставлены под сомнение или опровергнуты в ходе перекрестного допроса прокурора.
Зейдль спрашивает Франка о его отношении к проблеме войны и мира.
Франк: Никто не стремится к войне как к таковой. Война — это что-то страшное. Мы уже пережили одну войну. Мы не хотели войны. Мы хотели великую Германию, мы хотели свободную и здоровую Германию. Моей мечтой и мечтой каждого из нас было мирным путем добиться пересмотра Версальского договора, что, кстати, предусматривалось и в самом договоре. Поскольку же в этом мире блоков и договоров только тот имеет право голоса, кто силен, Германия должна была стать сильной, прежде чем вступить в переговоры.
Таким был мой взгляд на события, на необходимость укрепления мощи рейха... И я был счастлив, когда Адольф Гитлер, создав движение, которое не имеет себе равных в истории человечества, прекрасное движение, сумел в конце 1933 года достичь именно этих целей».
Председатель трибунала: Мне кажется, о том же самом уже говорил нам подсудимый Геринг и говорил нам подсудимый Риббентроп.
Зейдль (трибуналу): Свидетель уже окончил ответ на эту тему. (Франку): Скажите, пожалуйста, свидетель, каково было ваше участие в том, что происходило в Польше после 1939 года?
Франк: Я хочу нести ответственность за все. Когда 30 апреля 1945 года Адольф Гитлер скончался, я решил, что не буду уклоняться от ответственности, но приму ее на себя, ничего не утаивая от мира и ничем не прикрываясь. Я не уничтожил 43 тома моих дневников (сохранилось 38 томов — Прим. авт.), в которых описываются все эти события и мое в них участие, и по собственной воле вручил их американскому офицеру, который меня арестовал.
Зейдль: Чувствует ли свидетель себя виновным в совершении преступления нарушения международного права или преступления против человечества?
Председатель: Это вопрос, решение которого относится к компетенции трибунала,
Зейдль: В таком случае я снимаю этот вопрос. Что свидетель может сказать по поводу обвинений, выдвинутых против него в обвинительном акте?
Франк: Могу только сказать, что прошу трибунал оценить масштабы моей вины после завершения судебного разбирательства. Я лично (говорю это в глубочайшем убеждении и на основе того, что пережил за 5 месяцев процесса) должен признать, что, получив возможность взглянуть на все чудовищные злодеяния, какие были совершены, я чувствую, что на мне лежит страшная вина.
Немного позднее, когда защитник перешел к вопросам, затрагивающим проблему истребления евреев, Франк сказал: «Пройдет тысяча лет, прежде чем забудется эта вина Германии».
Оба эти заявления привели в замешательство и подсудимых, и защиту.
Когда прокурор начал приводить по дневнику выдержки из речей и заявлений Франка, Зейдль в отчаянии схватился за голову и воскликнул: «Боже милостивый! Ведь этот человек не закрывал рта в течение четырех лет».
Но вскоре стало понятно, что это не было искренним раскаяньем. Так как за якобы признанием своей вины он много часов пытался убедить суд, что ни в чем не виновен. Его потуги обелить себя провалились. Собранных против него доказательств, как утверждали юристы, хватило бы для вынесения смертного приговора десяти, а не одному подсудимому.
Р. А. Руденко так характеризовал этого «ученого юриста», безжалостного душителя многострадальной Польши, по приказам и с ведома которого были уничтожены миллионы ни в чем не повинных людей:
«Преступная деятельность Франка в Польше настолько многообразна, что нет никакой возможности в краткой речи восстановить перед судом все многочисленные доказательства виновности Франка, предъявленные в этом зале и, очевидно, свежие еще в памяти судей.
Но в преступной деятельности Франка в Польше нужно выделить главное, и этим главным является преступная деятельность Франка как убийцы миллионов людей.
Конечно, он грабил, он был уполномоченным Геринга по четырехлетнему плану и грабил, так сказать, по должности».
Франк послал более двух миллионов поляков на каторгу в Германию для того, чтобы выжать из них все возможное в интересах рейха перед тем, как обречь их на смерть. Режим, установленный Гансом Франком в Польше на всех стадиях временного немецкого господства в этой стране, был бесчеловечным режимом умерщвления миллионов людей различными, но одинаково преступными методами.
В 1944 году на совещании сельскохозяйственных фюреров в За-копане Франк сказал:
«Если бы мы выиграли войну, то тогда, по моему мнению, поляков и украинцев и все то, что околачивается вокруг генерал-губернаторства, можно превратить в рубленое мясо. Лишь бы удержать их во время войны в подчинении. Пусть будет что будет!».
Уже не от Франка зависело то, что в 1944 году, мечтая о том, как обратить поляков и украинцев в рубленое мясо, он вынужден был добавить неопределенную фразу: «если бы мы выиграли войну». В это время Франк не мог уже быть столь определенным в своих выражениях, как 2 августа 1943 г., когда на приеме функционеров НСДАП в королевском зале Краковского дворца заявил о судьбе уничтоженных польских евреев: «Сейчас от них осталось лишь несколько рабочих рук. Все другие, скажем мы когда-нибудь, эмигрировали».
На суде Франк валил всю вину на Гиммлера. В свое оправдание он говорил: «Я был только административным карликом». Этот лысый, омерзительный карлик пожирал за день десятки тысяч человек.
Юлиус Штрейхер
Штрейхера можно считать подлинным «духовным отцом» тех, кто разрывал надвое детей в Треблинке.
Главный обвинитель от СССР Р. А. Руденко
Один из создателей фашистской партии, активный участник мюнхенского путча, организатор еврейских погромов, идеолог антисемитизма, издатель коричневой газеты «Дер Штюрмер», извращенец (он испытывал маниакальную привязанность к малолетним девочкам — Прим. авт.). Подсудимые избегали общения с ним. На его попытки заговорить отвечали молчанием. Да, все сидящие на скамье подсудимых в Нюрнберге были злодеями, но даже они невольно испытывали чувство неловкости за то, что этот тупой и мерзкий человек сидит рядом с ними.