— «это собственность, и я ее защищаю»! Правда, выглядит такая защита несколько
гипертрофированно, но это пройдет. Главное — беседовать с ребенком, объяснять, приводить
примеры… Это из учебников по педагогике, а на самом деле…
На самом деле, когда моей дочери было три (даже меньше, годика два с половиной), этот, с
позволения сказать, «механизм» приводил меня, дипломированного психолога, в бешенство.
Она выходила во двор и первым делом объявляла: МОЁ! Игрушки — мое, песок — мое, горка
— мое, да что там горка, деревья — мое! Прикоснуться к ее лопатке означало мгновенно
получить этой же лопаткой в глаз. Беседовала, объясняла, приводила примеры. НЕ работает.
Когда мы приходили на площадку, некоторые особо бдительные мамаши в срочном порядке
собирали своих чад и бежали «по неотложным делам». Было обидно. Однажды, после
очередного «скандала» из-за пачки печенья, я поступила крайне непедагогично. Мы заходили
в подъезд, и на лавочке, как обычно, сидели старушки.
— А знаешь, доченька, это не настоящие бабушки. Это девочки, которые жадничали. Ведь
именно от жадности появляются морщины…
В тот вечер я разрешила дочке поплескаться в ванне больше обычного, скажем, вдвое
больше.
Знаете, что бывает от воды, когда долго в ней пробудешь? Вот-вот!
— О боже! — театрально изумлялась я, глядя на сморщенные пальчики. — Посмотри на
свои ручки! Все! Началось! Ты превращаешься в старуху!
На следующий день все законы педагогики были разрушены и уничтожены. Макаренко с
Сухомлинским в гробу перевернулись. Мой ребенок не просто делился (!). Она делала это так
навязчиво, что даже дети растерялись. «Возьми мою лопатку и копай! Заберешь ее домой, дарю»! Дочь кормила детей печеньем и конфетами (даже тех, кто категорически есть не
хотел), она раздарила все игрушки и прибегала каждые пять минут с просьбой купить еще
чего-нибудь, потому что не всем досталось.
Сработало. Я, если честно, волновалась, вдруг сделала ошибку?! В памяти всплывало
устойчивое словосочетание из того же институтского курса — «психотравма детства». Но
через несколько дней дочка забыла эту «страшную» историю и стала вести себя нормально.
Деревья и песок стали общими, а игрушками, оказалось, можно меняться без риска потери и
даже выгодно. После того случая проблема жадности в нашей семье не стояла никогда. Я
поступила по наитию. Не педагогично, не правильно, а так, как чувствовала.
После рождения дочери я вообще переоценила весь теоретический курс педагогики и
психологии. Ребенок — это, оказывается, такая пропасть индивидуальности, что всякие
законы, шаблоны и правила выглядят просто смешными.
В соседнем подъезде жила семья, мальчик — ровесник моей дочери. Он не говорил ни
слова до трех лет. Бедная мамочка обошла всех мыслимых и немыслимых специалистов, включая деревенских бабушек со снятием сглаза-порчи. Даже неудобно было с ней
сталкиваться, всегда с какой-то грустью-завистью смотрела она на моего ребенка. «Конечно, вам хорошо, вам вон два, а вы уже говорите сложноподчиненными предложениями, легко
растить вундеркинда…» Это была правда. По крайней мере, отчасти. Дочь, действительно, в
два года легко и четко выдавала фразу: «Я эту булку есть не буду, она невкусная».
Ну и что?! Сейчас мальчик, которому пророчили и немоту, и глухоту, и отставание в
развитии, и даже аутентизм — круглый отличник, очень общительный парень. Мой
«вундеркинд» таскает двойки с той же частотой, с которой этот отличник разговаривает. И
что самое потрясающее, мальчику не помог волшебный доктор, нет. Он просто заговорил, когда посчитал нужным.
Я о чем, о педагогике... Не зря же начала с собственного антикнижного метода воспитания
(пусть и ситуативного).
У меня нет цели разрушить общепринятые правила, честно. Но одноклассница зачем-то же
встретилась?! Так что есть повод систематизировать некоторые давно накопившиеся мысли.
В памяти всплыли мамочки из традиционной колясочной тусовки. Есть в каждом дворе. Вот
где образчик педагогики.
Вспомнилась девушка Лена, которая меня за историю со «старушками» всячески осуждала и
порицала. Собственную дочь (на год старше моей девочки) Лена воспитывала исключительно
со ссылкой на педагогические талмуды. Любо-дорого посмотреть — мамашки на скамеечках, извиняюсь, трындят (изредка бросая в сторону детей фразы типа «Сережа, не сыпь песок
Наташе на голову»), а Лена в песочнице, непосредственно рядом с дитятей:
— Вот так нужно копать, загребать и откладывать в сторонку, а теперь насыпаем, стучим, аккуратненько снимаем…
Признаюсь, я Лене завидовала, это ж надо так раствориться в ребенке, что даже
элементарное копошение в песке превратить в воспитательный процесс. Наверное, такой и
должна быть настоящая, ответственная мама. И, что греха таить, в каждой из нас Лена
вызывала некое чувство неполноценности. Но потрындеть и отвлечься от памперсов-уборки-
готовки хотелось больше, чем соответствовать.
Иногда Лена снисходила до нашей скамеечки (с мужиками, шмотками и адронными
коллайдерами), и то только потому, что по плану у ее Ирочки было «самостоятельное общение
с ровесниками». Она занималась с ребенком по всевозможным системам Монтессори (и
харакири:), громко хвасталась ее успехами.
— Ирочка уже знает 150 английских слов… Ирочка складывает большой пазлик… Ирочка
пошла на гимнастику…
Успехи Ирочки росли и размножались с такой скоростью, что мы даже если б побежали, не
догнали бы до старости. Спустя несколько лет я (давно переехавшая в другой район, а
соответственно, в другую «песочницу») случайно услышала фамилию Лены. Оказалось, ее
дочь учится в одном классе с сыном соседки. Я не злорадствую, я искренне удивляюсь, КАК
при таком правильном воспитании могла вырасти девочка, которая врет, ворует, прогуливает
школу и ни с кем не дружит?!
Как сын учительницы английского, золотой медалист, мог умереть от передозировки
наркотиков? А дочь знакомых, неоднократная титулованная чемпионка по бальным танцам
(мама всегда была рядом), забеременеть в 15 лет?
Моей дочери сейчас девять, конечно, впереди непростой подростковый возраст. Но мне
кажется, я поняла одну очень важную родительскую истину, если хотите, аксиому (да простят
меня педагоги и психологи за смелость). Ребенок НЕ ДОЛЖЕН! Не должен быть лучше
соседского, не должен соответствовать нормам, не должен стать отличником, чемпионом, профессором…
И самое важное. Когда я это осознала, в доме стало намного спокойнее.
MediaPort blogs, сентябрь, 2009 г.
ЛИСТЬЯ С ГРЯЗЬЮ
Нам нельзя называть их имен. Нам нельзя рассказывать их истории. Я понимаю. Их жизнь может измениться.
Должна измениться. И то, что сегодня ловит мой объектив — завтра станет прошлым, которое хочется забыть…
Первый проект «Без фамилии» (два года назад) мы снимали в детских домах и интернатах.
На кондовом языке это называлось популяризацией усыновления. Получилось. Правда.
Сегодня чиновники взахлеб (в хорошем смысле) бравируют положительной динамикой, или, как правильно сказать, — образцовой статистикой. Выставку посмотрели тысячи людей.
И во второй раз мы уже фотографировали детей, которые обрели близких. Это были совсем
другие глаза…
Вот снова. Теперь дети улиц. Они не ищут семью, наоборот, бегут от нее. Парадокс?!
Я попала в приемник-распределитель. Туда, куда везут малышей, спасенных по сигналу
соседей. А подростков, пойманных по сигналу прохожих. Туда, куда везут их всех: нюхающих, попрошайничающих, ворующих, голодающих…
— ТЕТЯ, ПОСМОТРИ, КАК Я УМЕЮ!
Младшая группа. Их всего десять, но такое ощущение, что сорок пять. Они подпрыгивают и
