школу возите, изверги, у меня ж тут под боком»). В общем, прийти такой и… Сбой программы.

Системная ошибка. ЕRROR.

Мне хочется иногда не выдержать и сказать: «Мамочка, мамулечка, я взрослая, я все могу, все умею, не волнуйся, а». Но я это говорила. Неоднократно.

Слово «командировка» — синоним слова «апокалипсис». «КАК?! Я буду одна ехать в

поезде?!» Купе брать нельзя, а вдруг «алкаши»? У мамы вообще есть ровно два

отрицательных сектора, делятся только по гендерному принципу — «алкаши» и «хамки».

Туда входит все плохое, что существует в принципе. Хотя и эти ругательства она произносит с

нежностью. Все мои мужья — «хорошие мальчики», все подруги — «прекрасные девочки», все соседи — «душевные люди».

— Вы что, по кабакам будете шляться, деньги тратить на всякую дрянь!? Приглашай всех к

нам, я приготовлю, потом уберу и заходить к вам не буду, буду телевизор тихо смотреть в

спальне…

— Мам, это 30 человек!

— Ничего!

Мама святая. Отрицательные эмоции типа «злость», «зависть» у нее отключены. Просто

«файлы не найдены», и все. Но как выдержать эту пытку заботой? Она искренняя, она от

доброты, от любви, но ее так много.

Бедная Сашка. Ведь когда приезжает она, мама перестает быть мамой. Она становится

БАБУШКОЙ! А это капец.

P. S. Справедливости ради надо сказать, что на главную героиню Павла Санаева

«Похороните меня за плинтусом» мама не совсем похожа, та была крикливой сумасбродкой.

Но произведение отличное, кто не читал — очень рекомендую.

MediaPort blogs, июль, 2009 г.

РАЗВЕ ЭТО ВАЖНО?!

Или голубая пирамидка

Так не бывает, потому что так не бывает! Эта противоречивая мысль застряла в дверном проеме купе №5

восемнадцатого вагона фирменного поезда Киев-Харьков. Застряла вместе со мной, чемоданом и бутылкой теплой

минералки.

—  Ну, что же вы, девушка? Заходите! — сказал человек…

Минералка похолодела. Но я зашла.

Вообще, купе-спутники — это у нас родовое проклятие. Моя мама однажды ездила в

Новосибирск (трое суток пути) в одном купе с пятимесячными близнецами… Но я ее

переплюнула. Тремя пограничниками в День пограничника.

Нет-нет, ничего такого. На этот в раз купе находился всего один человек. Даже... Даже не

совсем верно говорить «один» человек. Скорее, человека было пол. Извините за цинизм, но

сильно захотелось спросить Боженьку, что он курит?! Я подобрать толерантное описание

могу, но не буду. Скажу, как есть — это был ОДНОНОГИЙ КАРЛИК.

Не спешите швыряться камнями. Если бы не события следующих четырех-пяти часов, то

начало было бы не таким циничным. Хотя не было бы начала. И поста тоже. Ну, человек, ну, инвалид. Даже слишком инвалид. Бывает. Жалко, да. Как всем. Но…

Но человек этот говорил по телефону. Практически беспрерывно. К тому же громко.

Оторвался он от увлекательного мобильного диалога только раз. Чтобы с неестественно кривой

улыбкой спросить: «Может, мне выйти, чтобы вы переоделись»? Меня стошнило.

Переоделась я, не выходя из купе и даже не отворачиваясь. Да, это была бравада. Можно

было сказать в лицо, что в купе НЕТ мужчин и поэтому некого стесняться, но говорить с ним не

хотелось. Совсем. Я злилась. Злилась потому, что к моменту ехидно-игривого вопросца уже

понимала, с кем он постоянно говорит и что происходит. Слышимость хорошая просто. Очень.

Конечно, выходила я в тамбур и курила часто, но, знаете ли, хотелось прилечь после трудного

командировочного дня.

Девочку звали Наташа. Точнее, Натусечка, Натусеночек и даже Насюсючничек. Школьница.

Выпускница. Семнадцать лет. Девочка, которая никогда не видела свою ПЕРВУЮ (и, конечно

же, единственную и настоящую) ЛЮБОВЬ в глаза. Интернет-роман. Обычное дело нашей с

вами современности. Сначала сайт знакомств (с левыми фотками), потом почта, аська, телефон. Ну и наконец долгожданный реал. Схема вполне традиционная, с теми или иными

поправками проверенная мной лично и десятком близких знакомых. Да, но если бы ей не

СЕМНАДЦАТЬ, а он не ОДНОНОГИЙ КАРЛИК (лет тридцати пяти).

— Малыш, почитай мне что-нибудь! Да, давай Пушкина.

— Конечно, милая: «У лукоморья дуб зеленый…»

— Завтра выпускной экзамен. Нет, не волнуюсь. У меня же есть ты.

— Ты моя хорошая. Я так люблю тебя…

— Когда мы увидимся?

— Мы обязательно увидимся. И мы будем счастливы…

— Я так жду нашей встречи! Ты, наверное, такой красивый!

— Разве это важно?

— Нет, нет, не важно…

Захотелось найти эту девчонку и заорать: Это ВАЖНО, Натусечка! Это очень важно. Потому

что тебе семнадцать. Потому что ты, зайка, сейчас готовишься к самому главному экзамену в

жизни. Это экзамен на доверие. И ты его провалишь, Натусеночек. Потому что, как только эта

долгожданная встреча произойдет (если произойдет), то вдруг окажется, что ты больше не

умеешь верить. Верить человеку, верить мужчине, верить людям и верить в любовь. И этот

чертов урок, которого нет в школьном расписании, будет преследовать тебя всю жизнь.

Потому что он — одноногий карлик. И важно то, что он тебе этого НЕ СКАЗАЛ. Забыл.

Подумаешь, мелочь, ну, не Аполлон, ну, чуток с недостатками физического развития, господи, проблема!

Драматизирую? Отнюдь. Более того, в свои «немного за тридцать» я, давно пережившая

юношеский максимализм, уже философски отношусь и к категории «внешность» и к категории

«правда». Первое, таки да, не самое важное в жизни. Второе — имеет пару-тройку сторон. Но

я прожила вдвое больше, чем эта девочка, и к встрече с одноногим карликом подготовлена

десятками мелких обманчиков и легких недоговоренностей.

А она? Готова ли она понять, что ее «единственный» — урод, причем прежде всего

моральный. Потому что он так самореализуется. Даже если влюблен и любит искренне, все

равно это подло. У меня взрослеет дочь, может быть, поэтому я почти физически ощущаю боль

и трагедию этой девочки. И злюсь. Очень злюсь.

Курю. Сомневаюсь. А вдруг НЕ ПРАВА?

У Рэя Брэдбери есть потрясающий рассказик «И все-таки наш», где у семейной пары

рождается… голубая пирамидка. Здоровый ребеночек, только пирамидка. Родителям

объясняют: все хорошо, просто малыш родился в другом измерении, поэтому мы его видим не

человеком. В конце родители принимают решение отправиться в измерение сына. Для всего

человечества эти двое становятся кубом и ромбом, но они счастливы.

Лежа на верхней полке купе №5, я думала об этом. Может быть, девочка Наташа примет

своего любимого в облике пирамидки, гнома, гоблина…Разве это важно?

И будут они счастливы и умрут в один день (предварительно пережив инфаркт Наташиной

мамы и суицид папы). Снова злюсь. Нет, так нельзя, неправильно, не может быть…

Я уснула. Когда проснулась, его уже не было. Вышел где-то под Харьковом. Но разве это

важно…

MediaPort blogs, июль, 2009 г.

ПЕДАГОГИКА... МАТЬ ЕЕ

Вчера по дороге на работу встретила одноклассницу. С некоторых пор (я заметила) процентное соотношение

традиционных бабских тем: мужики, шмотки, адронные коллайдеры и дети  —  стало сильно перевешивать в

сторону последней. Скажем так  —  10 на 90.

— Караул! Беда! Не знаю, что делать, малой страшно жадничает!

— Да ну, брось ты, Катька! Это нам еще в институте объясняли (педагогическом).

В таком возрасте (три годика) у детей формируются механизмы будущего взрослого

поведения… Я не зануда, просто помню книжные определения. Это формирование

элементарного чувства собственности. Вот взрослый же не раздает направо и налево

стиральные машинки, телевизоры и холодильники? Так же и ребенок относится к игрушкам