Любую покупку можно обменять или вернуть в течение двух недель. Даже если сломал —
уронил — собака покусала. Все просто: купил туфли — натер ногу — поменял туфли.
Два раза в неделю бесплатно приносят газеты. Немецкие. Читайте, пожалуйста, интересуйтесь.
В ресторан сходить можно. Днем. Опять же, по графику. В китайском ресторане, например, с двенадцати до трех эконом-ланч. Это такой шведский стол — платишь 5 евро за вход и ешь, пока не лопнешь. Говорят, туда частенько подъезжают «скорые», увозить, в самом
неприглядно прямом смысле слова, обожравшихся эмигрантов. (Брешут, наверное.) В десять вечера на улицах пусто. Фонари горят всю ночь, наши без слез мимо не проходят, жаба давит. «Ну, вот скажите мне, пожалуйста, что этот фонарь всю ночь освещает?! И не
жалко им, буржуям, электричество палить, тьфу!»
Пьяное пение под окнами, смех, любые признаки жизни после десяти вечера — однозначно
русские.
Молодежь развлекается культурно: фитнес, бассейн, шопинг и Интернет. Подвижные игры
типа «казаки-разбойники» отсутствуют. Бассейн, тренажерный зал (15 евро в месяц за
абонемент), и плавай, прыгай «досхочу». Правда, если хотеть будешь долго, заподозрят в
тунеядстве. Все под контролем и в законе прописано. Не работаешь — учись, не учишься —
лечись, ну и так далее.
Квартира большая, огромная. Выдается государством, опять же на халяву. Математика
простая, даже тупая. Два человека — две комнаты. Три — три, четыре — четыре. За
квартиру эмигранты не платят, только за электричество.
Когда человеку, независимо от гражданства, исполняется 25 лет, он имеет полное право
зайти в муниципалитет, стукнуть кулаком по столу, немецкому, и сказать:
— Я взрослый, желаю жить отдельно!
Бац. Желание сбылось. После 25 жить с мамой неприлично.
За год сестра побывала в Бельгии, Австрии и Голландии.
В Голландию наши за сыром ездят. Он там вкуснее. Вообще голландцы к эмигрантам с
юмором относятся. На базарах таблички на русском «Вобла», «Килька», «Сало». Немцы
русский язык не любят, таблички даже в русских магазинах дублируют на немецком.
Добраться на автобусе из Дюссельдорфа до Киева можно за 140 евро. Это цена взрослого
билета, туда и обратно. Переезд не дорогой, но утомительный. Граница — вообще песня.
Немцы всю процедуру проверки укладывают в 15 минут. Пограничники улыбаются, один идет
по автобусу документы смотрит, второй печати шлепает, третий подозрительные сумки
просит открыть.
Наши людей из автобуса непременно выгоняют, причем в дождь, в снег, с детьми — не
вопрос. Про улыбку ничего не слышали. Три часа сумки перерывают, упаковки с трогательно
уложенными подарками для родственников — в клочья. Униженные пассажиры в момент
перестают испытывать пресловутое чувство ностальгии. Родина. Ею пахнет километров за
восемьсот.
На въезде в Польшу появляются бродячие собаки. На въезде в Украину — люди.
Автобус затрясло, детей затошнило, телик перестал показывать. «Мы дома!» — радуются
эмигранты. Глухонемую девочку на границе знают в лицо. Это символ. Подают молча. С ней
семилетний мальчик, который подходит к каждому водителю и спрашивает, что можно
сделать, чтобы заработать денежку. Обычно нужно вынести мусор из автобуса. Мальчик
выносит, получает гривну и довольный переходит к следующему рейсу.
В Германии бомжей нет в принципе. Есть люди, отдаленно их напоминающие. Но это —
образ жизни или, чаще, выражение протеста. В любом случае бродяги, так их называют, не
голодные. Питаются три раза в день, горячее — обязательно, имеют карманные деньги.
Получают в специальном окошке пять евро ежедневно.
Однажды сестра попала на немецкий день рождения. Пришла, как положено, с подарком и
заготовленными для поздравления словами. Ни фига. Подарков не дарят. Только деньги. Причем
сумма стандартная. На столе одна большая шоколадка, поделенная на ровные кусочки, точно по
количеству гостей. Пьют исключительно пиво. Тостов душевных не говорят. Стандартные фразы
про здоровье и карьеру. Во время «праздника» у одной из гостей зазвонил телефон, подруга ей
сообщила, что родила ребенка. Немка честно поздравила, положила трубку и сообщила новость
всем: Мэри родила ребенка. «За Мэри и ее ребенка!» — прозвучал тост. Все чокнулись пивом.
— А кого? Мальчика или девочку? — поинтересовалась сестра.
Такого странного вопроса никто не ожидал, гости уставились на нее, как на дуру. Кому
нужны такие подробности?!
Зато в каждом банке, магазине, больнице — специальное место для детей. Мультики, кубики, горки. Обязательно. Школа абсолютно бесплатная. Словосочетания «фонд школы» в
немецком языке нет, а фраза «сдайте на ремонт класса» в принципе не переводится.
Племяннице — шестнадцать. Она пишет стихи на немецком и рисует на шелке. Изостудия и
литературный кружок — бесплатно. Для всех.
Друзей нет. Дружить в немецкой школе не принято. Только совместный шопинг. Дети два
раза в неделю после школы устраивают коллективный поход по магазинам. Покупка одежды
— это вообще национальный вид спорта. После пива и сосисок.
Наши дети немцев копируют, стараются соответствовать. Племянница увидела, как мама
гладит ей рубашку: «Что ты делаешь!? Не гладь, немцы не гладят!» Да, такие они, педантичные, но помятые. А зачем? Из машинки вытащил безразмерную футболку, надел и
пошел. Вечером все равно стирать. Надеть одну и ту же блузку на следующий день —
моветон, даже если успел постирать и высушить.
По магазинам вместе, по домам — врозь. Зато не сплетничают. Можно до десятого класса
доучиться и не знать, где одноклассник живет, кто родители, есть ли братья-сестры. Главный
критерий «хорошести» школы для ребенка-эмигранта — «меня там не обижают».
На детей кричать нельзя. Совсем. Даже голос повышать опасно. А ремнем по
воспитательному месту — боже упаси. Отпрыски настучать могут. Запросто. В школах
объявления в каждом классе висят, на трех языках: «Дети, если у вас проблемы с родителями, звоните по таким-то телефонам». Проблемы — не обязательно ремень. Например, недостаточно большая сумма денег на карманные расходы — проблема. Недодают предки
денег на жвачки, позвонил, настучал, проблему решил. Все просто.
Дети законы читают. Предмет специальный есть, «Права ребенка» называется. Племянница
отцу говорит: «Что-то вы мне мало денег выделяете!» Отец в закон, в законе черным по
белому: «Не меньше 25 евро на личные расходы школьнику положено». Не то чтобы рашин-
папа боялся, что дочка настучит, но она по наивности немецким одноклассникам брякнет, а
немецкие одноклассники, по доброте душевной, немецкой учительнице, учительница — в
социальную службу, те к родителям: «Как так, ребенка обделяете? Штраф!»
С 18 лет ребенок имеет право курить. И если родитель недоволен — это проблемы
родителя. Будешь наезжать — схлопочешь штраф за ущемление прав ребенка. Тинейджеры
этим правом ловко пользуются: «Не купишь помаду — начну курить». Работает.
Школьная программа: их девятый — наш шестой. Разницу отечественные дети
компенсируют изучением языка. Система оценок шестибалльная. В классе 30 человек. Имен
нет, только фамилии. Учителя меняются каждый год, их переводят из школы в школу, чтоб не
привыкали к детям. Профилактика предвзятости.
Бабушки с внуками не нянчатся, для этого есть специально обученные люди.
Пенсионеры счастливые. Бабки с прическами, в шортах, на велосипедах и даже на роликах.
Не ворчат, не сидят под подъездами с семечками, а тусуются в парках с фотоаппаратами.
Кстати, семечки там не жарят и не едят. В принципе.
Больше удивляет другой феномен. Электронная уборка унитаза. В общественном туалете.
Крышка опускается (брюки пре-вра-ща-ются), из нее выезжают щетки и проворачиваются.
